Чарли - Сергей Чехин

— Хочешь поиграть? Люблю кошки-мышки!

В нескольких ярдах впереди ударил луч, отрезав путь к отступлению. Я резко затормозил, не удержал равновесие и растянулся на грязном полу. Футболка порвалась, на животе, груди и подбородке засочились свежие ссадины. Не чувствуя боли и усталости, встал на четвереньки, развернулся и рванул с низкого старта к другой лестнице.

— Мышонок, куда же ты? — гремело слева. — Думал, сможешь безнаказанно тут шастать? Воровать хозяйский сыр? Гадить в масло? Шуршать под половицами? О нет, дружок, амбар под надежной охраной матерого кота.

В этот раз луч влетел не в окно, а прошил обугленный остов насквозь. Во все стороны брызнули искры и кирпичное крошево, раня и обжигая, меня обдало волной горячего воздуха. Протуберанец ударил слишком близко, я просто не успевал остановиться, инерция несла прямо на бушующий гремящий поток. Не успел я мысленно проститься с жизнью, как свет потух. Ноги заплелись, я замахал руками и грохнулся на бок, подняв облачко золы.

— Мышонок, ау! — крикнул Комбат и расхохотался.

Помните высадку на Омаха-Бич из «Спасти рядового Райана»? Приглушенные звуки, словно уши набили ватой, крики отовсюду, зубодробительный звон, белое марево перед глазами. Вот примерно так же я чувствовал себя после второй атаки.

Резервы организма заканчивались, несмотря на бьющий гейзерами адреналин жутко хотелось спать. Смахнул предплечьем заливающий глаза пот — оказалось, это вовсе не пот. Пот темно-алым быть не может.

Бой проигран. Ничего уже не исправить. Молоко не станет маслом, как ни барахтайся. Зачем обрекать себя на лютые муки, если от смерти все равно не сбежать? Почему, мистер Фэйд, почему? Во имя чего? Что вы делаете? Зачем вы встаете? Зачем продолжаете драться?

Я рассмеялся, не обращая внимания на кровь и пепел во рту. Всплывшая в памяти сцена из «Матрицы» позабавила и придала толику сил. Вот только исход один черт предрешен. Я не Нео, а Комбат гораздо сильнее агента Смита.

А вот и он — стоит в конце коридора, весело ухмыляясь. Какой же надо быть мразью, чтобы радоваться столь низкой и позорной победе. Победе, которая по сути является поражением. Разве можно назвать победителем боксера, избившего младенца? Разве можно торжествовать, раздавив муравья?

— Мышонок, ты уже устал? Мы поиграли слишком мало! Давай, храбрец, ползи! А не то поджарю хвостик!

Злодей подбросил крохотное солнце на ладони и направил на меня. Но сияющий луч не ударил сразу, а медленно пополз к цели, расширяясь с каждым преодоленным футом. Не знаю, как седой умудрился вытворить подобное вопреки всем известным законам физики, но глаза — залитые кровью, запорошенные грязью, слезящиеся, со сгоревшими бровями и ресницами — не врали. Бушующая энергия надвигалась подобно стене, заполнив собой все помещение.

Нас разделяло около полусотни ярдов. Я лежал посреди этажа, а единственный способ спастись — добраться наконец до треклятой лестницы. Шмыгнуть в номер уже не мог — энергия «заливалась» в каждую щель, и отсидеться за стенкой не получится при всем желании.

Хотел передохнуть хотя бы несколько секунд, но подошвы кроссовок начало ощутимо печь, словно я стоял на раскаленном солнцем Аризоны асфальте. Я встал и побрел, шатаясь как пьяный и изнемогая от жары. Не пройдя и пары шагов, ноги заплелись, и я приземлился прямо на колени. От прокатившейся по телу волны боли помутилось сознание, но я не мог позволить себе остановку. Никто меня ждать не будет, всепожирающее пламя подбиралось все ближе, голодно урча. Я кое-как вскарабкался по стеночке, обдирая кожу и тут же прижигая ее об раскаленные кирпичи.

И захромал, скрипя зубами и ударяясь плечом о стену при каждом шаге.

— Мышонок! Ты уже сбежал? Ничего не вижу! Пожалуй, ускорюсь немного!

Спину обожгло. Я зашипел, дернулся и попытался перейти на бег. И мне даже удалось по инерции преодолеть треть пути. А потом упал, пропахал пол и понял — уже не встану. Скрытые силы, пробужденные инстинктом самосохранения, полностью иссякли. Но что самое страшное — измотали тело настолько, что я мог только дышать — и то с перерывами.

Жар неумолимо наступал, но я ничего не чувствовал. Мозг даже не включал агонию — понимал прекрасно, что все бесполезно. И тут я услышал тихий знакомый голос:

— Макс! Макс, вставай!

Поднял глаза и увидел Чарли около лестницы. Бродяжка стояла на коленях, протягивая мне руку.

— Сюда! Быстрее! Давай же!

Я хмыкнул и покачал головой.

— Макс, пожалуйста! Еще немного!

Немного? Допустим, доползу каким-то чудом до первого этажа. А дальше-то что? Ублюдок сжалится и отпустит домой? Мечтай.

— Ты же сам говорил, русские не сдаются! Ты нужен нам… Ты нужен мне. Борись!

Я зарычал и рывком поднялся на локти. И пополз, загребая грязь, отталкиваясь горящими изнутри и снаружи ногами. Чарли подалась вперед, на чумазом личике заблестели бороздки от слез. Как при нашей первой встрече… Вроде недели еще нет, а ощущение, словно год прошел.

Дюйм за дюймом, фут за футом по-пластунски по горячей саже. Рев позади усилился, свет слепил, последний ярд пришлось ползти на ощупь. Приоткрыв слезящиеся глаза, махнул рукой, и лишь теплый воздух просвистел сквозь пальцы. Очертания девушки размылись, заклубились, и мираж рассеялся. Кто бы сомневался.

Но я добрался до лестницы. Я победил. Я проживу чуть-чуть подольше. Есть ли в этом смысл? Оправдана ли эта пытка? Не знаю. Сперва надо сползти по чертовым ступеням, невообразимо больно бьющим по измученным ребрам.

Сполз. Перевернулся на спину и раскинул руки. Вот теперь точно конец. Я сделал все возможное и невозможное. Еще один шаг — и сердце точно не выдержит. Пусть седой выродок делает, что хочет. Уверен, убивать беззащитных и неспособных дать сдачи ему особенно приятно. Большая сила не налагает большую ответственность. Большая сила превращает людей в злодеев. Наделенные безграничной властью диктаторы тому прямое подтверждение. Пусть наслаждается. Плевать.

На лестнице раздались тяжелые шаги. Комбат шел привычной расхлябанной походкой, держа руку в кармане и подбрасывая пылающий шарик. Он остановился на пролете, с высоты разглядывая меня змеиными глазами. Ему не хватало собственного гигантского роста, чтобы возвыситься над поверженным врагом. Поэтому он не подходил ближе, предпочитая стоять у последней ступеньки.

— Храбрый мышонок попытался стащить слишком большой кусок сыра. А ведь кот предупреждал — сиди тихо в норке, довольствуйся крохами и все будет хорошо. Но мышонок слишком глуп и дерзок. Возомнил себя равным котам! Позарился на то, на что мышатам зариться смертельно опасно. Итак, твое последнее слово?