Молитва отверженного - Александр Варго

— Я чувствую тебя, художник, — зашипел он, вползая на коленях на чердак.

В этот момент Шон хлопнул себя по лбу.

— Карлсон! Там нет никого! — завопил он, сложив рупором ладони. — Три мобильника! По одному он звонил. Второй в подвале. Третий наверху. Спускайся скорее!

Он не заметил Денина, который в одних носках, чтобы не топать, поднялся в дом со двора. В руке Саша сжимал мобильник.

Мурзилка с яростью смотрел на надрывающийся телефон. Как только он схватил его и нажал на кнопку приема вызова, тот, словно издеваясь, тут же замолчал.

— Я отгрызу тебе голову, парень! — выкрикнул Карлсон и оскалился.

Он был в таком бешенстве, что начал терять контроль как над собой, так и над ситуацией. Это только добавляло масла в огонь, бушующий у него внутри.

Сказочник выглянул наружу, увидел Шона и спросил:

— Я прав? Уже спускаюсь. Никуда не уходи.

— Надо валить отсюда, — завел было старую пластинку Шон, но Мурзилка уже не слышал его.

Он опустил ноги вниз, нащупывая ступеньки.

Через мгновение его лодыжки обхватили чьи-то крепкие пальцы и сильно дернули назад. Карлсон не удержался и кувырком полетел с лестницы вниз. Левой рукой он задел переключатель своего устройства на поясе, чем привел в действие пусковой механизм. Сказочник заорал, когда заработавший винт до кости рассек ему правую руку. При падении раздался глухой треск, за которым последовал очередной вопль — Мурзилка сломал ногу.

Ругаясь, он барахтался, пытался свободной рукой выключить смертоносный пропеллер и не видел, как сзади из-за лестницы бесшумно возник Денин. В правой руке молодой человек держал столовый нож.

— Шон! — простонал Карлсон.

Он с ужасом глядел на покалеченную клешню, которая еще секунду назад была его рукой. С кости лохмотьями свисало мясо.

— Где ты, придурок?!

Он оцепенел, когда в его спину почти по самую рукоятку вошло лезвие ножа.

— Я еще приду, — тихо сказал Саша, вынимая свое оружие из тела сказочника. — Подожди меня.

Из дырки в спине Карлсона выплеснулся фонтанчик крови. Вокруг раны быстро расцветала причудливая красная роза. Он глупо разевал рот, ровным счетом ничего не понимая.

Денин с трудом заскользил к выходу. У него снова начались головные боли.

После того как Александр ушел, Таня, прикованная к дереву, некоторое время лежала в полной неподвижности. Потом она зашевелилась. Ее пальцы медленно ощупывали траву, пока не наткнулись на нож. Хрипло дыша, она кое-как смогла встать на колени и потрогала звенья цепи, выискивая на них стыки. Вдруг ей удастся просунуть лезвие в щель?..

Саша держался за голову, моля Всевышнего о том, чтобы боли прекратились. Хоть на минутку, пусть на десять секунд.

Он успел сделать с крыльца один-единственный шаг, как перед ним вдруг материализовался Шон. Издав исступленный вопль, он коротко взмахнул рукой. Что-то острое и громадное с силой вошло Александру в живот, с легкостью разрезая плоть. Острие мачете вышло из спины Денина. Он опустился на колени.

— Вот и конец нашей сказки, художник! — Малыш издал смешок, уперся своим забавным башмачком в плечо Денина и вырвал мачете из его тела.

Саша вздрогнул.

— Где твоя киска, дружок? — осведомился Малыш и сально улыбнулся.

— Шон!.. — прохрипел Мурзилка, и улыбка сказочника потухла.

— Ты что там натворил, дурачок? — спросил он Сашу.

Тот открыл рот, но вместо слов по подбородку заструилась кровь.

Малыш ударил его в челюсть, и Денин завалился на траву.

— Шон!

— Иду-иду, мой сладкий, — проворковал сказочник.

На одной ноге, словно играя в классики, он по ступенькам запрыгал в дом.

Мурзилка медленно полз к нему, едва волоча по окровавленному полу свое грузное тело. Рубашка из зеленой превратилась в коричневую, комбинезон стал красным.

— Эта сука зацепила меня. Подгони сюда джип, — выплевывая слова, прошептал он.

Малыш даже не шелохнулся. Он с любопытством глядел, как его напарник истекает кровью.

— Шон!..

— Я не пригоню машину, — наконец разлепил губы сказочник.

Мурзилка поднял на приятеля мутнеющий взгляд:

— Почему?

— Потому что ты останешься здесь.

Карлсон моргнул.

— Что?..

— Прости, Мурзилка, — с сожалением в голосе проговорил Шон. — Но тут наши дорожки расходятся.

Мурзилка протянул дрожащую руку, и Шон на всякий случай отошел подальше.

— Ты убил бы меня. Не сейчас, так завтра, — сказал он. — Я знаю, что с тобой разговаривали по поводу заказа на меня, предложили хорошую сумму. Ты начал сомневаться. Мне это известно.

Карлсон попытался перевернуться на бок, захрипел.

— Я не могу так рисковать. И потом, ты стал просто невыносим, — осуждающе сказал Шон. — От тебя стало плохо пахнуть. Ты мне дерзишь, а сегодня вообще поднял на меня руку. Ты мне надоел! — подвел итог он.

Его брови удивленно поползли вверх, когда он увидел, что напарник начал подниматься.

Карлсон свободной рукой кое-как снял с себя приспособление с окровавленным винтом и похрипел:

— Значит, мы подохнем тут вместе.

Заработал мотор, и Малыш еле успел отпрыгнуть в сторону, чудом не попав под винт.

— Уважаю силу! — заявил он, хмыкнул, забежав сбоку, воткнул мачете в бок раненому напарнику и провернул лезвие по часовой стрелке.

Моторчик с пропеллером вывалился из пальцев Мурзилки и со стуком покатился по полу.

Умирающий сказочник издал хлюпающий звук, устало прикрыл веки и прошептал:

— Ты обманул меня с пальцем.

— Все верно. Обманул, — признался Шон. — Я буду тебя помнить, — тепло прибавил он, сунул руку в карман, нащупал там начатую упаковку жевательной резинки. — Кстати, о долге. Эта жвачка, правда не клубничная, но пусть хоть такая. Не хочу быть твоим должником в столь торжественный момент. — Малыш сунул пластинку в рот, слегка разжевал, с удовольствием ощущая мятный привкус. — Держи, мой хороший, — прошептал он, склоняясь над лицом Мурзилки.

Тот был уже мертв.

Сказочник покатал языком влажный шарик и бережно протолкнул его в полуоткрытый рот приятеля.

— Теперь прощальный поцелуй. — Шон облизнул солоноватый от пота и крови подбородок напарника.

Тут Карлсон неожиданно открыл глаза, разинул рот и словно акула впился зубами в нижнюю губу Шона.

Саша потрогал рану. Боль нарастала медленно. После удара она походила на едва заметную рябь на поверхности тихого моря. Сейчас он чувствовал легкое волнение.

«Потом начнется шторм. А после него — цунами», — подумал он и прошептал:

— Нет. Я должен жить.

«Конечно. Иначе Таня пропадет без тебя», — прошелестел внутренний голос.

Руки были липкими и теплыми. Противное ощущение. Он нахмурился.

«Как я дотронусь такими руками до Тани, своей любимой супруги? Ей будет неприятно!»

Саша вздохнул и встал на колени. Каждой мышцей, любым сосудиком и косточкой он ощущал невероятную усталость. А еще у него снова болела голова.

«Неоперабельная опухоль, дружище!»

Вот засада! От одного слова «неоперабельная» его бросало в дрожь.

«Словно ты пьешь сок, а тебе в рот вдруг с хлюпаньем падает полудохлый таракан, который все еще шевелит лапками, да?»

«Да. Но я должен идти. Там моя любимая. Судя по завываниям второго сказочника, они начали грызть глотки друг другу. Мы с Таней их уже не интересуем. Так что все в порядке».

Саша пополз к жене.

Шон в священном ужасе глядел на круглые глаза Мурзилки, в которых тлело торжествующее возмездие. От умирающего сказочника исходили запахи пота, табака и крови.

— Мурзилка, друг, отпусти, — прогундосил Шон и вскрикнул, когда зубы Карлсона сомкнулись еще плотнее.

По шее Малыша потекла горячая кровь, он завизжал. Из глаз хлынули слезы.

— Больно, — ныл Шон. — Больно, больно!.. — Левой рукой он нащупал мачете, скосил глаза и гнусаво пообещал: — Я отвезу тебя к врачу.

Мурзилка молчал.

— Ты слышишь меня? Открой рот, братишка! — Шон ткнул ножом в живот приятеля.

Зубы не разжались.

Сказочник хныкал, беспорядочно кромсал клинком тело напарника, теперь уже по-настоящему мертвого. Глаза Мурзилки остекленели. Его истерзанное тело вяло колыхалось от каждого нового удара, напоминало медузу, тающую на берегу, которую детвора закидывает камнями.

— Пожалуйста, — скулил Шон. — Не надо!..

Из носа Малыша потекли сопли, смешиваясь со слезами.

Он поднял перед собой мачете и попытался просунуть лезвие между зубами Мурзилки, но оно все время соскальзывало.

К тому же он несколько раз поранил самого себя и теперь уже не ныл, а ревел во весь голос:

— Я ненавижу тебя! Господи! Ты гадкий, противный!.. — Шон проклинал себя на все лады за то, что решил подурачиться напоследок со жвачкой. — Я отрублю тебе голову, говнюк, — хлюпая сопливым носом, пригрозил он.