Монстры - Стивен Джонс

Ну да, "Гордонз". Но раз ты хочешь вернуться в "Железную дорогу"…

— Да ладно, мы и так уже полпути прошли, — проворчал он, торопливо семеня рядом и в беспокойстве едва не хватая меня за руку. — И ночь сегодня отличная, светлая такая. А светлые ночи им не очень-то…

— Кому это "им"? — снова переспросил я.

— Людям! — Билл на своих коротких кривых ножках умудрялся идти на полшага впереди меня. — Тонким! — Первое из этих слов он прорычал, а второе едва выдохнул, так что я даже с трудом разобрал.

Когда мы вышли на Ларчиз-авеню, или просто Ларчиз, как называл это место Дурной Билл, и поравнялись с домом 22, в воздухе вдруг повисла мертвая тишина. Нарушал ее только шорох сухих бурых листьев на мостовой. Была осень, и деревья стояли уже полуголые. Лунный свет падал сквозь паутину длинных черных, хрупких на вид ветвей.

— Луна яркая, это хорошо, — сообщил Билл приглушенным голосом и добавил: — Слава Богу, хоть я в Него и не верю. Ох, да тут фонари не горят! Видишь? В них ламп нет! Это все они.

— Кто — они? — Я поймал его за локоть и потянул к своей калитке — хотя, вру, не было никакой калитки, — только одинокой столб, на который я и ориентировался всякий раз, когда возвращался домой под мухой.

— Говорю ж тебе, они! — выкрикнул Билл, яростно таращась на меня, пока я поворачивал ключ в замке. — Ты что, совсем сдурел?

Мы поднялись по скрипучим ступеням в мою одинокую келью, причем Дурной Билл то и дело поеживался, хотя ночь выдалась душная, да и в каморке у меня было тепло — ее согревала пара соседних домов, присосавшихся к двум боковым стенам, и еще квартира в нижнем этаже: там жила пожилая леди, которая, похоже, разве что не спала в камине. Отворив дверь, мы проскользнули в мою "гостиную", и Билл первым делом задернул в эркере шторы — можно было подумать, будто он прожил в этой комнате всю жизнь. Но перед этим он успел бросить молниеносный взгляд на ночную улицу, в оба ее конца, и глаза при этом ярко сияли на его морщинистом, испитом лице.

Вот уж точно дурной. Хотя — кто его знает.

— Джин, — напомнил я, вручив ему бутылку и стакан. — Только не слишком налегай, ладно? Оставь и мне глоток.

— Глоток? Глоток, говоришь? Хе-хе! Да коли б я здесь жил, глотком бы тут не обошлось! Тут же самое логово, понимаешь? Самое что ни на есть логово!

— Правда? — усмехнулся я. — А я-то думал, тут, наоборот, самые задворки!

Несколько секунд он мерил шагами комнату: три шага туда — три сюда, — и деревянные половицы моей каморки стонали от напряжения. Затем он вдруг ткнул в меня пальцем, будто обвиняя в чем-то:

— Ты сегодня в духе, как я погляжу? Радости полные штаны!

— А что, заметно? — Он был совершенно прав. Я действительно чувствовал себя бодрее, чем обычно. — Похоже, жизнь налаживается. Ты как думаешь?

Билл присел возле меня.

— Надеюсь, что так, тупой ты ублюдок! Может, хоть теперь послушаешь, что я тебе говорю, и слиняешь отсюда к чертовой бабушке, от греха подальше.

— А что ты мне говоришь? И от какого греха я должен линять?

И тут до меня дошло, что Билл и вправду вот уже несколько недель подряд твердил мне о переезде, но я был настолько замкнут в себе, настолько занят своими проблемами, что не обращал на его слова никакого внимания. Да и кто бы на моем месте принял болтовню этого парня всерьез? Ведь не случайно его прозвали Дурным Биллом.

— Да все от них же! От этих чертовых…

— Тонких людей, — закончил я. — Да-да, припоминаю.

— Ну и?..

— Что?

— Да или нет?

— Ну да, я внимательно слушаю.

— Нет, нет, нет! Я не о том! Я спрашиваю, собираешься ты подыскивать себе новое жилье или нет?

— Конечно, как только деньги будут.

— Ты что, не понимаешь, что здесь опасно? Они не любят чужаков. Вслед за чужаками всегда приходят перемены, а они этого ой как не любят. Они ненавидят перемены и вообще все новое. Похоже, их племя вымирает, но, пока они живы, они внимательно следят, чтобы все оставалось как есть — как им нравится.

— Понятно, — вздохнул я. — На сей раз я действительно тебя внимательно слушаю. Может быть, начнешь с самого начала?

В ответ он тоже вздохнул и нетерпеливо покачал головой:

— Ах ты, придурок недоделанный! Не стоило бы тут с тобой нюнькаться, да нравишься ты мне. Ну хорошо, ладно, Последний раз и только для тебя… Слушай как следует, и я расскажу тебе все, что сам знаю. Не очень-то много я знаю, но другого предупреждения тебе уже не будет…

— Думаю, больше всего на свете они радовались, когда появились фонарные столбы.

— Ты о собаках? — И я иронически приподнял бровь.

Билл метнул на меня яростный взгляд и вскочил на ноги:

— Ну ладно, хватит с меня. Я пошел.

— Нет-нет, сядь, пожалуйста! — Я попытался его успокоить. — На вот, налей себе еще джина. Обещаю, что постараюсь больше не перебивать.

— Так вот, фонарные столбы, — сердито повторил Билл. Он нахмурился, будто грозовая туча набежала на его лицо. Тем не менее он снова сел и взял в руки стакан. — Они их копируют, понимаешь? И потом, они тонкие, поэтому могут за столбами прятаться. И они умеют стоять совсем неподвижно, так что на темной улице ты не заметишь никакой разницы. Представляешь себе? Каково, а? Взял и притворился столбом или спрятался за ним.

Я постарался представить себе что-нибудь подобное, но вынужден был признаться:

— Вообще-то нет. Не представляю.

На сей раз, правда, я почувствовал, что моя веселость стала несколько натянутой. Должно быть, на меня подействовало напряжение, которое испытывал Билл: его руки и ноги тряслись явно не от выпивки.

— А зачем они прячутся?

— Они ж белые вороны! Ты б на их месте не прятался? Их ведь горстка всего-то. А нас миллионы. Мы можем их выследить и поубивать всех до единого!

— А почему мы этого не делаем?

— Потому что мы все умники вроде тебя — вот почему! Мы в них просто не верим!

— Но ты-то веришь?

Билл кивнул, и трех-четырехдневная щетина, покрывавшая его щеки и верхнюю губу, пошла мелкой дрожью.

— Я-то их видел… и доказательства тоже видел.

— И что, это настоящие люди? Ну, то есть такие же, как мы? Как ты или я, только… тонкие?

— Ага, и высокие. Прям высоченные!

— Высоченные? — нахмурился я. — Тонкие и высокие, значит. А насколько высокие? Ведь не такие, как…

— Как фонарные столбы, — подтвердил Билл, — точь-в-точь. Но не днем, конечно, — только по ночам. Ночью они… — он несколько замялся, словно понял вдруг, как нелепо звучат его слова, — ну, они, как тебе сказать, вроде раскладываются, что ли.

Я задумался, а затем понимающе кивнул:

— Ну да, ясно. Значит, раскладываются.

— Ничего тебе не ясно! — Голос его стал жестким, неприязненным, злым. — Но если ты и дальше будешь ошиваться в этих краях, тебе точно все станет ясно.

— Ладно, а где они живут? Эти высокие и тонкие люди?

— В тонких домах, — ответил он таким тоном, будто я задам дурацкий вопрос.

— В тонких домах?

— Ну конечно. Ты что, хочешь сказать, что и тонких домов не заметил? Этот твой сарай, кстати, очень на них похож. Ну да, тонкие дома. Нормальному человеку и в голову не придет, что в них можно жить. На Барчингтон таких с полдесятка стоит, и здесь, на Ларчиз, еще несколько.

При этих словах Билл поежился, и я потянулся к электрическому камину, чтобы включить еще одну спираль.

— Брось, приятель, мне не холодно, — остановил меня Билл, — Черт меня подери! Я уже достаточно вылакал, чтобы не мерзнуть. Меня озноб бьет всякий раз, как о них вспомню. Подумай сам: чем они занимаются?

— Ты имеешь в виду, где они работают?

— Работают? — Билл покачал головой. — Ни хрена они не работают. Разве что подворовывают. То есть дома грабят. Эти тонкие, они везде пролезут. А вот чем они занимаются?

Я пожал плечами.

— Ну смотри, вот взять нас с тобой: мы смотрим телик, дуемся в карты, увиваемся за всякими пташками, газеты читаем. А они что?

Я уже готов был вслух предположить, что они уходят по ночам в леса и пугают там сов, как вдруг понял, что не очень-то расположен к шуткам.

— Говоришь, ты их видел?

— Видел еще как — раз или два, — подтвердил Билл. — Да уж, странное дело! Один, помнится, вышел прямо из своего тонкого дома на Барчингтон; если хочешь, как-нибудь днем я тебе покажу это место. Там живая изгородь есть, так я под ней валялся в отключке. Спал, понимаешь? Только не спрашивай, как меня туда занесло, — я был в доску пьян. И вдруг меня что-то разбудило.

Дело в том, что изгородь была густой только наверху, а у земли просвечивала — там кошки обычно пролезали. Дело было ночью, а днем рабочие как раз новые лампочки в фонари вкрутили, так что вокруг было очень светло. И вот гляжу я: прямо передо мной этот тонкий дом, и дверь в нем так медленно открывается, и вылезает оттуда этот самый парень — наполовину желтый, на свету, а наполовину черный, в тени. Понимаешь, там как раз фонарь был, прямо возле тонкого дома.