Допрос с пристрастием - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй! — Он поманил пальцем Николая Николаевича. — Иди сюда, мой сахар сладкий!
И, когда тот подошел, тихо спросил:
— «Мойка» есть?
— Мойка?
— Ну, бритва. Лезвие. Или, на крайняк, иголка, гвоздь…
Муха испуганно покачал головой.
— Нету. Откуда? Тут же все запрещено… Клоп снисходительно улыбнулся.
— Эх ты, фраер ушастый! Мало ли что запрещено! А я достану!
— Зачем вам? — робко мигнул Николай Николаевич.
— Глаза выколю Вазгену и Жабе, — буднично пояснил Клоп. — Суки они. Наседки!
— Да ну?! — У Мухи отвисла челюсть.
— Гну! Короче, ты спал и ничего не видел!
Под вечер к нему сунулся Вазген, прервав тяжкие раздумья:
— Э, брат, совсем загрустил, да? Может, помощь нужна? Тебя на этот раз за что загребли? Не, не хочешь, не говори…
Равнодушно хмыкнув, Клоп поднялся.
— Фигня полная. Мы тут с корешем одним кантовались, с Земой. А он, оказывается, — террорист! Пушка у него с глушителем, взрывчатка. Только ты не болтай. Вон, видишь, какой змей!
Он кивнул на беспокойно ворочающегося Николая Николаевича.
— Я его раскусил — это наседка. К нам его под другим именем подсадили. Короче, ночью я его кончу…
Не обращая внимания на растерянность Вазгена, Клоп зашел в туалет, помочился, напился из крана и вернулся на свое место.
В хате царила напряженная тишина, соседи настороженно лежали на своих местах. Напуганные и дезориентированные, они не станут спать нынешней ночью. Значит, завтра будут как сонные мухи. А ему это на руку.
* * *— Вы ждали сюрпризов? Их есть у меня… Вот первый! Виктор Фомич Чекулдаев торжественно положил перед Петрянским несколько фотографий.
— Это что? — заторможенно, без энтузиазма спросил следователь. — Какой-то пакет, какая-то бумага…
Чекулдаев оперся руками на стол, наклонился вперед, нависая над процессуальным противником всей своей массивной фигурой и тем самым психологически подавляя его.
— Это — распечатка снимков с фотокамеры мобильного телефона, принадлежащего гражданину Клищуку П. В. Обратите внимание на время и дату. Как видите, фотографии «куклы» сделаны непосредственно перед арестом. Вот что было у моего подзащитного вместо двадцати тысяч долларов!
— Ерунда! — отмахнулся Петрянский. — Деньги изъяты и осмотрены с соблюдением всех формальностей, при понятых. Да и свидетель имеется — наш сотрудник, проводивший оперативное внедрение… И фотографии Клищука за рулем угоняемой машины…
— Это серьезно, — согласился адвокат. — Правда, понятые являются бывшими сотрудниками вашей службы. Отставники. И свидетель сотрудник, только действующий! Вам не кажется, что у присяжных и судей такие совпадения вызовут определенные сомнения?
— Не кажется. Наши сотрудники такие же российские граждане, как и все другие, — буркнул Петрянский без особой уверенности.
— Да, но присяжные их почему-то недолюбливают… Впрочем, неважно. Тогда посмотрите второй и третий сюрпризы. — Чекулдаев выложил несколько документов.
— Показания прежних соседей Клищука, справка из ГИБДД, выписка из личного дела осужденного, справка из РУБОПа. Чтобы вас не затруднять, поясню. Водительских прав у моего подопечного нет и никогда не было. Водить машину он не умеет. Угонов никогда не совершал. Каналов сбыта автомобилей, тем более таких, как «Бентли», не имеет. Нормально, да?
Чекулдаев сел на место. Забарабанил пальцами по столу, достал сигарилу.
— Можно закурить? Спасибо. А вы не желаете? Как угодно.
Он выпустил вверх клуб сизого дыма. Сквозняк вынес его в открытую форточку.
— Вот, уважаемый Борис Константинович, какая складывается картина…
Следователь молча рассматривал документы. Вид у него был довольно мрачным.
Второй клуб дыма отправился вслед за первым.
— Итак, гражданин Клищук, ранее совершавший кражи и грабежи, неожиданно заказал сотруднику ФСБ угон редкого, очень дорогого автомобиля. Затем пришел на встречу с этим сотрудником, имея при себе пакет с «куклой». Зачем-то сел за руль «Бентли», не умея водить машину и не имея возможности ее продать. За рулем его и задержали, а бумага в присутствии понятых из числа заинтересованных лиц волшебным образом превратилась в доллары. А «Бентли», как зафиксировано в сводке происшествий УВД, никто не угонял. В эти сутки вообще не было угонов. Даже «Оки» или «Запорожца»! Это, по-вашему, уголовное дело? Нет, это абсурд! Все равно что навесить на меня заговор с целью угона стратегического бомбардировщика за миллион долларов!
Петрянский вскинул голову. Сочнев пересказывал ему эту фразу, и он знал, кто ее произнес.
— Вот официальное ходатайство о проверке всех изложенных мной фактов, — продолжил Чекулдаев и бросил на стол пачку схваченных скрепкой листков.
Теперь груда бумаг подозрительно напоминала холм на могиле служебной карьеры следователя Петрянского. Усиливая ассоциацию, виновник траурного торжества сидел с соответствующим видом.
— Кстати, я предварительно поговорил с журналистами из влиятельных московских газет, их эта история очень заинтересовала. И телепередачу «Человек и закон» — тоже. У вас есть шанс прославиться на всю страну.
«Разрушитель дел» встал, раздавил в пепельнице сигариллу и набросил плащ. На пороге кабинета он обернулся.
— Правда, если вы сами исправите свои ошибки, я не буду настаивать на наказании виновных. И не стану ничего предавать гласности. Так что, доложите ситуацию своему руководству. Надеюсь, вы примете правильное решение!
Через два дня уголовное дело об угоне «Бентли» было прекращено за недоказанностью. А гражданин Клищук Петр Васильевич не первый раз в своей жизни вышел на свободу. Причем — с абсолютно чистой совестью. Ибо так и не стал откровенничать с фээсбэшниками о мобильных телефонах. «Сливать» других — это, конечно, профессия агента-осведомителя. Но мент по прозвищу Лис был его другом. Единственным и настоящим, в отличие от Батона, Черкеса, Земы, Круглого и других блатных корешей. А друзей не «сливают».
Гусар— Установили уже его личность, вот, полюбуйся…
Мельников бросил на стол десяток черно-белых снимков, они разлетелись веером, как карточная колода.
С разных ракурсов на Гусара невидящим взглядом смотрел убитый киллер. Пуля вошла в затылок и вышла через правый глаз. От этого вид у мертвеца был не смиренный, как подобает усопшему, а угрожающий — будто он целился, чтобы произвести свой очередной «заказной» выстрел.
А вот прижизненное фото — с паспортной «Формы № 1». Треугольная физиономия, угрюмый взгляд исподлобья, плотно сжатые тонкие губы. В принципе — парень как парень, на убийцу по физиогномическим признакам Ломброзо не похож. А на фоторобот — похож.
Справка-объективка: «Николай Скворцов, двадцати девяти лет, житель города Балашиха, не женат, не судим, без определенного рода занятий. В вытрезвитель не доставлялся, штрафам за административные правонарушения не подвергался, компрометирующих материалов на него нет…»
По нынешним временам — почти образцовый гражданин… Тем не менее кто-то всадил ему пулю в затылок, да еще подпалил небольшой домишко на окраине… Если бы бдительные соседи вовремя не вызвали пожарных, идентифицировать кучку обугленных костей вряд ли бы удалось… Так не поступают с рядовыми обывателями!
— Да-а-а. — Гусар вернул фотографии обратно.
Капитан Семен Мельников — старший оперуполномоченный балашихинского уголовного розыска, собрал документы, сложил в папку и закрыл ее.
— Парень мутный — дальше некуда. В группировке Бармалея числился постольку-поскольку. Ни в каких делах, по сути, не засветился. Часто уезжал на неделю-две. С кем дружит, неизвестно. На что живет — тоже. Здесь у него от родителей осталась развалюха, но говорят, снимал квартиру в Москве. Мутный, однозначно.
Мельников был крепок и основателен, как штангист-тяжеловес. С широкими покатыми плечами и крупной, короткостриженой головой. Общий язык с капитаном Гусаровым они нашли почти сразу. Теперь оба опера сидели по разные стороны стола и озадаченно молчали.
— Семен, а что, если напрямую ломануться к этому… Бармалею? Его человека мочканули. Ему же интересно знать — кто и почему? У него и расспросим, с кем парень корешился, с кем встречался в последнее время…
Но Мельников только головой покачал.
— Не скажет. Бармалей — конченый отморозок. С ним надо разговаривать у нас в подвале. Или в лесу, под пистолетом. Лучше по-другому. Есть у меня один человечек…
До барахолки решили добираться пешком. По столичным, да и тиходонским меркам, подмосковная Балашиха могла считаться городком небольшим — за час обойдешь. Остановившись перед вещевым рынком, Семен попросил:
— Глянь, за крайними рядами черная «бэха» стоит? Неспешным прогулочным шагом Гусар двинулся вдоль лотков. Китайский ширпотреб, самопальная обувь, уцененные ковры, ношеные вещи… Почему-то пахло пирожками. Гусар сглотнул слюну. Погода в Подмосковье теплом не баловала. Подернутые ледком лужи похрустывали под ногами. Холод забирался под легкую кожаную куртку. Втянув голову в плечи, опер проскочил мимо выложенных грудой турецких дубленок, с сожалением причмокнув. Продавщица, благообразная тетушка в мохеровом берете, весело подмигнула:
