Звездный бумеранг - Сергей Волгин

Мне известны слова великого Тиа: "Не ловите счастье в небесах, ловите среди друзей…" Но около двух десятков лет я не был здесь, на родине, все это время мы вчетвером разговаривали только с холодными звездами да приборами. Может быть, это повлияло на меня или что-то другое, только я растерял чувства к своей жене, к своему ребенку и полюбил другую женщину.

Ее вы тоже знаете: биофизик Киу. Пусть она простит меня за то, что я назвал ее имя, вам будет яснее происходящее. Долгие годы я боролся со своим чувством, но безуспешно. И как это ни горько, как ни стыдно, я был вынужден обратиться к вам. Рассудите…

– А где сейчас ваша дочь?- раздался из зала голос.

Надо заметить, что в зале голоса людей и музыка гремели, как во всяком огромном пустом помещении, звуки перекатывались волнами и захлестывали слушателей.

– Дочь живет с матерью и учится,- ответил Пео.

– Сохранила ли чувство ваша жена?

– Да, сохранила.

Я с тревогой посматривал на Лию. Все здесь происходящее казалось мне странным, неловко было сознавать, что во всеуслышание говорят о чужих семейных тайнах. Девушка грустно смотрела на дальнее окно и, видимо, думала о чем-то своем. Вдруг она встрепенулась и спросила:

– Разве можно справиться с чувствами?

Меня немного удивил такой вопрос.

– Не только можно, но и нужно, если чувства гадкие или если они могут доставить огорчение другому человеку…- высказал я свой взгляд, – А разве чувства могут быть неблагородными?- повернулась ко мне Лия.

"Наивная девушка",- вначале подумал я, а поразмыслив, внимательно посмотрел на Лию. Ведь и у нас, на Земле, немало людей (это было, конечно, в то время, когда я улетал), у которых не только поступки, но и мысли, и чувства чисты, их можно открыть всем людям, без стеснения. Немало и таких, которые умеют сдерживать свои мысли и чувства. И все-таки еще много подлых людей. Я представляю, что получится у нас, на Земле, если всем людям дать возможность однажды исполнить все свои желания, не сдерживая их совестью и страхом…

А здесь, на этой планете? Уамляне идут сюда, в Храм Чести и Совести, и выставляют на всеобщее (именно всеобщее, для всех жителей планеты) обозрение самое сокровенное – свои думы, душу и сердце, выставляют, не боясь, что над ними посмеются или зло пошутят. И таких немного. Значит, большинству-то из них не в чем упрекнуть себя. Значит, Лия искренне удивляется людям, у которых, не говоря о поступках, когда-либо возникают нехорошие, эгоистичные мысли и чувства…

Земную жизнь я знаю слабо, мальчишкой оценивать ее не мог, но сохранившиеся в памяти факты дают мне возможность сказать, что у нас, на Земле, еще немало людей морально нездоровых. Некоторые родители отказываются от детей, а дети – от родителей. Такие люди в трудных обстоятельствах не признают ни товарища, ни друга. Они стараются скрывать свои низкие чувства и помыслы, вернее скрывают до тех пор, пока их не разгадают и не привлекут к ответственности. А есть и такие осторожные, которые так и не попадаются под меч правосудия.

Третьей на трибуне была женщина, уже не молодая. (Конечно, на мой взгляд. Возраст уамлян очень трудно определить). Она была так, взволнована, что долго стояла молча, то поднимая голову, то снова опуская ее, и говорить начала прерывисто и хрипло:

– Я рассказывала о своем горе в прошлый раз. На мое имя пришло девятьсот миллионов семьсот двадцать три письма. Счетные машины подвели итог… Я вас просила, дорогие соотечественники… Но, коли вы так решили, так и будет… Большинство советует мне уйти с работы на шесть месяцев, чтобы испытать горечь человека, отстраненного от общего труда. Я вам искренне говорю, друзья мои, мне было тяжело прожить без работы даже эти две недели, которые прошли после моего признания, а что будет дальше, я не могу представить… Тяжелое наказание… Никому не советую оступаться так, как оступилась я…

Женщина заплакала и ушла.

На этом процедура была закончена. Это был суд, истинно всенародный суд. Только провинившихся никто не приводил, они приходили на суд сами, и сами объявляли себе приговор. Не это ли предел человеческого совершенства?

Или человек может быть еще лучше? Если руководствоваться общим законом – все течет, все изменяется – и применить его к оценке этических качеств человека, то уамляне тоже не предел.

– За что же наказала себя эта женщина?- спросил я Лию, когда мы поднялись с места.

– Не знаю. Видимо, за недобросовестное отношение к работе.

Глава семнадцатая ХУДОЖНИК И КОММЕРСАНТ

Встретились они случайно, на улице. Встретились землянин Паркер и уамлянин Ме. Уамлянин прогуливался по аллее деревьев-цветов, Паркер тоже вышел совершить утренний моцион. Они несколько раз прошли один мимо другого, серьезные и неприступные. Скучающие глаза уамлянина, его ленивая походка, высокомерные взгляды, которые он бросал по сторонам, заинтересовали Паркера, и он, не долго думая, решил свести знакомство.

– Хелло, молодой человек! Не согласитесь ли вы мерить эту аллею вместе со мной, в одном направлении?

Уамлянин остановился, посмотрел на переводной аппарат, висевший у Паркера через плечо на ремне, смерил землянина взглядом с ног до головы, и на его полных губах дрогнула мимолетная улыбка.

– Не возражаю. С человеком Земли, если не ошибаюсь, весьма приятно поговорить. Познакомимся: свободный художник Ме.- И он склонил голову.

– Свободный коммерсант Паркер. – Ответный поклон.

Теперь они прогуливались рядом: оба солидные, чем-то озабоченные.

Нельзя сказать, что у них был деловой вид, скорее они походили на курортников, давно страдающих несварением желудка.

– Вы, господин Ме, совершаете утреннюю прогулку?- спросил Паркер.

– Нет. Просто мне захотелось побродить по улице. От безделья. Я сейчас наказан.

– Что это за наказание и за какие грехи?

– Месяц безделья. Причина? Я наказал себя, конечно, по совету соотечественников, за недобросовестное отношение к делу. Я выбрал самое суровое наказание. Пусть люди не думают обо мне, как об отщепенце.

– Безделье – наказанье?- Паркер расхохотался.

– Да. И, повторяю, самое суровое. Увы, наше человечество еще в такоммладенческом возрасте, что не может из-за недостатка высокой культуры заглянуть в душу каждого человека, распознать ее и удовлетворить желания человека полностью. Меня называют человеком прошлой эры, эры раздробленных частиц. А я говорю: наоборот, я из будущего потока частиц, я из такой эры, когда не только всеобщее сознание чести и совести будет руководить человечеством, но и учет особенностей каждого человека будет налажен строго научным образом. Я написал книгу, но меня не поняли, меня высмеяли…