Кровавый "Парк динозавров" (СИ) - Каминский Андрей Игоревич

Шарьер взял со столика стопку листов, с двух сторон исписанных аккуратным каллиграфическим почерком и, прокашлявшись, начал читать:

«Мало, кто представляет, насколько жизнь невероятно сложна. Одна-единственная бактерия — первичная форма жизни — имеет две тысячи энзимов, или ферментов-катализаторов. Ученые подсчитали, сколько времени потребуется, чтобы числом случайных совпадений выделить эти энзимы из первичного бульона. От сорока до ста миллиардов лет. Но ведь наша Земля существует всего четыре миллиарда лет. Жизнь возникла быстро, очень быстро. Если вы верите в теорию эволюции, то вся восхитительная сложность жизни — не что иное, как набор случайных событий. Но стоит внимательней присмотреться к животным, и окажется, что многие элементы эволюционировали одновременно. Возьмем летучих мышей, обладающих эхолокацией, они ориентируются по звуку. Чтобы выделывать такое, должно было измениться очень многое. У мышей обязан был развиться особый аппарат для производства звуков, особые уши, чтобы слышать эхо, особые мозги, чтобы интерпретировать звуки, и особые тела, чтобы нырять, взлетать и ловить насекомых. Если все это не эволюционирует одновременно, толку никакого. Посчитать, что все это возникло чисто случайно, все равно что вообразить торнадо, который разломал дом и выстроил из обломков работоспособный «Боинг-747». Потом, эволюция никогда не действует как слепая стихия. Некоторые экологические ниши остаются незаполненными. И некоторые животные почти не изменяются. Акулы не эволюционировали уже сто шестьдесят миллионов лет. Окружение этих животных претерпело разительные перемены, а сами они остались практически прежними, никак не реагируя на изменения окружающей среды. Может, они до сих пор хорошо приспособлены к ней. А может, существует еще что-то, чего мы пока не понимаем. Какие-то другие законы, влияющие на результат.»

— Ну и зачем вы мне это зачитали? — поморщился Малькольм, — я прекрасно помню эту статью и что с того? Она никогда не подразумевала, что эволюция это кем-то управляемый процесс или чего-то в этом роде?

— Я же и говорю, — подхватил Шарьер, — должного понимания вы еще не достигли, в отличие от Джиллмена или меня. Я, правда, пришел к пониманию не через математику, а биологию — результатом чего, в частности, и стало появление этого Парка. Генри Ву, конечно, думал, что все получилось, потому, что он такой гениальный генетик, но на самом деле мое участие было куда шире, чем он или Хэммонд могли помыслить. Теперь мы переходим к новому этапу — и вот тут мне нужен уже не биолог, но математик.

— О чем это вы? — подозрительно спросил Малькольм.

Шарьер достал еще один листок, на этот раз, исписанный не буквами, а цифрами и множеством иных математических знаков.

— Джиллмен оставил наследство, — сказал он, — вот эти уравнения. Я не математик и не знаю, как их решить — но вы, наверняка, сможете. За этим я и пригласил вас сюда.

— Вы хотите, чтобы я решал вам уравнения, — Малькольм не удержался от нервного смешка от всей нелепости ситуации, — а если я не захочу?

— Это меня очень опечалит, — произнес Шарьер, — хотя бы потому, что тогда с вами буду работать уже не я, а кое кто другой.

Он замолчал, переведя взгляд на что-то позади Малькольма и тот, почуяв подвох, вывернул голову и тут же отшатнулся, встретив взгляд немигающих желтых глаз. Тварь, что, оказывается, все это время стояла в углу, не привлекая внимания, не спеша выходила на свет и математик невольно задергался, отодвигаясь подальше. Вслед за первой тварью из мрака появились и другие создания. Они напоминали людей, но очень маленьких — самый высокий, как прикинул Малькольм, был бы ему по грудь. Приземистые и коренастые, с длинными когтистыми лапами, эти существа походили на обезьян, но почти безволосых — короткая шерсть обрамляла только безобразные морды с приплюснутым носом и отвислыми губами, обнажавшими желтые клыки. Белесую кожу покрывали темные пятна, как у змеи или жабы.

— Вы же не думаете, что я самолично доставил вас сюда? — сказал Шарьер, — эта комната — лишь малая часть огромных пещер, раскинувшихся под этой частью острова. И населяют их вот эти милейшие создания.

— Кто это?

— Соратники покойной Сары Хардинг думали, что их предки истребили местных жителей, — усмехнулся Шарьер, — но они ошибались. Когда аборигены Тангорака строили свои храмы, то заодно они создали и сеть подземных катакомб, уходящих как раз в эти пещеры. Сюда они и ушли: не в силах противостоять захватчикам наверху, они продолжили борьбу здесь. Под землей, как вы видите, они сильно изменились, но при этом ничего не забыли. Не одна жуткая история в легендах тангоракцев связана со смертью приходящей из-под земли. О том же, что эти ребята творили с предками Джонни Конго вам лучше не знать — недаром эти самые предки прозвали подземных жителей «морго». Но мне с ними удалось договориться — ведь я знаю их богов. И, если я скажу им применить к вам ИХ методы убеждения…

Нависшая над Малькольмом жуткая тварь протяжно зевнула, звучно щелкнув острыми клыками. Математик затравленно взглянул на подземное отродье, потом перевел взгляд на Шарьера и молча кивнул. Тот обрадованно осклабился и, подойдя к Яну, освободил ему руки. Рядом он положил листок с уравнениями и несколько чистых листов, а также шариковую ручку. Ян хмуро посмотрел на обступивших его тварей и, взяв ручку, нагнулся над уравнениями. Привычное занятие неожиданно захватило его — хоть так отвлечься от окружающего кошмара. Энтузиазм ученого вытеснил все остальные чувства — в азарте он выводил на бумаге все новые буквы, цифры и прочие символы, ругаясь сквозь зубы, когда вычисления заходили в тупик. Однако Малькольм не сдавался, снова и снова выписывая столбцы и шеренги цифр, в конце концов, приходя к верному решению.

Он не знал, сколько прошло времени, прежде на последнем листке выстроилась две строчки сплошных цифр и знаков. Шарьер, сразу поняв, что дело сделано, быстро выхватил лист из рук Малькольма.

— Просто отлично, доктор Малькольм, — Шарьер вновь оскалил острые зубы, — осталось только перенести это в компьютер.

— Это уже не ко мне, — покачал головой математик.

— Я знаю, — кивнул Шарьер, — ничего, у меня есть немало глаз и ушей, там, наверху. Они сообщили мне кое-что интересное про нашего толстого друга — он оказался более живучим, чем я мог предположить. Скоро ему представится возможность вновь заняться своим любимым делом.

Тангоракская резня

Несмотря на смертельную опасность Дженни не смогла удержаться от удивленного возгласа при виде возникшего в дверях существа. Невысокое, в сравнении с остальными здешними чудовищами, — его голова едва достала бы до груди Дженни, — больше всего оно напоминало диковинную помесь вороны и крокодила. Стройное тело покрывали плотные черные перья, — лишь сильные ноги с ужасными когтями, ниже колен усеивали серые чешуйки. Пернатым было и само тело и длинный хвост, где из перьев выступали зубцы гребня. А длинные передние лапы Дженни поначалу и вовсе приняла за крылья и лишь потом увидела на сгибах конечностей крючковидные когти. Чудовище открыло пасть, блеснув острыми зубами.

— Это всего лишь крысы.

— Мистер Хэммонд будет недоволен, — послышался голос за спиной Дженни и та, обернувшись, увидела еще трех подобных чудовищ. Холодные, совсем не птичьи, глаза с вертикальными зрачками, плотоядно рассматривали двух людей. Окрас их перьев отличался от первой твари — у двух тварей оперение было серо-черным, как у ворон, у третьей — бело-черным, как у сороки.

Дженни, конечно, не знала о многих экспериментах ведущихся в Парке, как, впрочем, и Недри. О выведении этих тварей знал только узкий круг людей, посвященных в самые сокровенные тайны проекта «Парк Динозавров». Подобно мастодонзавру эти существа представляли собой причудливую генетическую химеру: пробелы в ДНК ютарапора, родственного велоцирапторам вида динозавров, восполнили генным материалом врановых птиц, — ворон, галок, сорок, — а также кубинского крокодила.