Принцесса Конде - Жаклин Санд

Буквы плыли перед глазами. Девушка сбивалась и начинала читать сначала.

«Я пишу Вам, почти стыдясь того, что делаю. Мне не стоит этого говорить, это явное оскорбление для Вашей чести, ваше высочество. Но у меня есть причина для откровенности. Я болен, возможно – неизлечимо. Если я более никогда не увижу Вас и не услышу Вашего голоса, знайте: я люблю Вас, потому что Вас невозможно не полюбить. Представ перед престолом Господним, я буду молить нашего Отца лишь о том, чтобы Он в своей великой милости подарил Вам утешение в Ваших горестях, сделал Вас счастливой и любимой. Больше мне ничего не нужно. Я бесконечно благословляю тот день, когда встретил Вас и смог быть Вам хоть немного полезным. Целую Ваши прекрасные глаза…»

Оскорбление для чести… Как он может такое писать, когда сам говорил, что любовь оскорблением быть не может! Чем он болен, что опасается смерти? Почему она ничего об этом не знает?

Дверь тихо скрипнула. Анна-Женевьева поспешно сунула записку за край корсажа и постаралась принять самую непринужденную позу.

– Не вздрагивайте, милая кузина! – раздался успокаивающий голос. – Это всего лишь я. Мне сказали, что приезжал какой-то человек из Парижа. Надеюсь, он вам не помешал отдыхать.

Герцогиня лишь усмехнулась.

– Я рада, что вы здесь, Элиза.

– В самом деле рады? Это приятно. Но что с вами? Неужели приезжий посмел обидеть вас?

– Шевалье де Фобер ничего мне не сделал… – Девушка пыталась улыбнуться.

– Тогда что же? Или… Ах, кажется, я догадываюсь, коль скоро вы не отходите от окна. Вы так молоды, моя дорогая девочка. Более того, вы еще никогда в полной мере не вкушали радости любви. Потому не представляете, насколько это важно – ощущать себя желанной, остаться настоящей женщиной до глубокой старости.

– Но… но если это означает забыть про все рамки приличия?..

– О, дорогая моя! – покачала головой хозяйка замка. – Вы к тому же имеете очень слабое представление о том, насколько в человеке сильно животное начало. В том состоянии, в котором находятся настоящие влюбленные, о приличиях не заботишься вовсе. Думаешь только о том, чтобы оказаться в более-менее удобной позе в более-менее уединенном месте. Хотя бы на четверть часа.

– Вот уж не знаю, что они в этом находят! – презрительно заявила герцогиня.

И покраснела.

– Поверьте мне – массу удовольствия. Ваш собственный печальный опыт – исключение из правила, – Элиза улыбнулась. – Я не устаю обзывать герцога болваном и бревном. А также другими не слишком лестными словами…

– А он теми же словами говорит про меня… – Глаза Анны-Женевьевы затуманились от подступивших слез. – Неужели я и вправду… никуда не гожусь…

– Думаю, в мире есть хотя бы один человек, который способен доказать вам обратное. – Госпожа де Бланшетт погладила родственницу по голове и взяла ладони девушки в свои руки. – И вы догадываетесь, кто это. Правда ведь, догадываетесь? Мы ведь о нем говорим с самого начала. Кстати, почему его сегодня нет?

– Он заболел. – Анна-Женевьева тяжело вздохнула. – Поэтому вряд ли приедет.

Она совсем не была уверена, что стоит говорить Элизе про записку.

– Тогда почему бы вам самой не съездить к нему? Не проведать? – неожиданно предложила Элиза.

– Но меня не пустят к нему в келью! – Герцогиня устремила на Элизу испуганный взгляд. – Я же женщина!

– Вы правы, девочка моя. Я об этом совсем не подумала… Ну, хотя бы напишите ему. Будьте смелее. И прекратите терзать себя угрызениями совести. Да, Андре – священник. Но это – стечение обстоятельств. Досадное для вас. В любом случае, вы бы не могли выйти за него замуж. Он несвободен, вы тоже. И радуйтесь этому. Ваше чувство будет сразу избавлено от взаимных обязательств и претензий.

– Наше… – машинально повторила герцогиня. И умолкла.

– Милая моя девочка, это не я целовалась на лестнице с господином аббатом. Я сказала – целовалась, а не целовала. Почувствовали разницу?

– Вы видели?! – Анна-Женевьева съежилась от испуга.

– Видела. Но никому не скажу… Кстати, спрячьте-ка записку получше, если не хотите, чтобы еще кто-то заинтересовался ее содержанием.

Герцогиня вспыхнула и прикрыла руками вырез корсажа. Ее мать, Шарлотта-Маргарита, как большинство Монморанси, была хрупкой, с красивыми, но деликатными формами, а Анна-Женевьева пошла фигурой в отцовскую родню. Женщины рода Конде, как правило, обладали четырьмя несомненными достоинствами: были стройны до старости, имели тонкие руки, изящные длинные ноги, а также полную грудь. Госпожа де Лонгвиль исключением из правила не являлась.

– Наш больной написал вам?

Ну что тут оставалось делать? Скрывать истину от настоящего друга, да еще если этот друг – женщина…

– Он… любит меня… – Анна-Женевьева еле слышным шепотом произнесла то, что вот уже несколько минут составляло самую главную ее радость.

– А вы? – Элиза пристально поглядела в глаза девушки.

– И я… – это было произнесено одними губами.

Госпожа де Бланшетт порывисто обняла кузину.

– Что мне делать? – Девичьи глаза смотрели на нее с надеждой и испугом. – Он написал, признался мне…

– Позволить себе растаять, маленькая льдинка. Довольно зимы. Поезжай к нему при первой возможности.

– Но я…

– Нужно быть смелой, и я не устану тебе это повторять. Любовь трусов не терпит. Ты же сама сказала, что любишь его!

– Но я замужем!

– Ну и что? Если то, о чем ты мне сказала неделю назад, правда и герцог бессилен как мужчина, ваш брак признает недействительным любой церковный суд! Тебе требуется достойная компенсация за этот год! Приди и возьми ее!

– Но он…

– Что – он? Он не святой, поверь мне! Кстати, если ты решишься и поедешь – это помимо радости для тебя будет и достойной местью герцогине де Монбазон!

– При чем здесь герцогиня?!

– Подумай, – спокойно предложила Элиза.

Анна-Женевьева долго хранила молчание.

– Она и его любила? – спросила она голосом, зазвеневшим от ревности.

– Да стоит ему пальцем поманить – она бросит всех, кто сейчас вокруг нее крутится! – со свойственной ей грубоватой прямотой заявила Элиза. – Видишь, что происходит с твоей матерью? Чем госпожа де Монбазон отличается от нее? Герцогиня вот уже третью неделю шлет мне письма с намеками на то, что если господин аббат де Линь появится у меня и я извещу ее об этом, то она меня озолотит! Она случайно увидела его на приеме в Лувре и теперь горит от нетерпения вновь встретиться с ним!

– Я не желаю хвалиться своим счастьем! – холодно ответила Анна-Женевьева. – Особенно перед госпожой де Монбазон.

– Кто тебя заставляет? Напротив, оберегай его от завистливых взглядов, храни его как зеницу ока. Довольно и того, что все вокруг будут видеть, что ты счастлива и уверена в себе. И вот что я еще тебе скажу по секрету. Хорошенько запомни. У вас с Андре разные раны, хотя и одинаково болезненные. Ты не стесняешься раскрыть перед ним свою душу, но боишься собственного тела. Он привык отдавать любовницам тело, но душу свою открывал лишь однажды. И получил в награду предательство женщины, которую любил всем сердцем. Ему необходимо твое тепло. Тебе – его. Ваша судьба – излечить друг друга.