Второй брак Наполеона. Упадок союза - Альберт Вандаль

“Господин посланник, вам известны неотступные мольбы, с которыми уже давно обращаются к Императору люди, наиболее преданные его особе и важным интересам династии. Попытки в этом направлении долгое время оставались бесплодными. Однако, все заставляет меня думать, что Император, после зрелого размышления о будущности Франции и своей семьи, решится, наконец, на развод. Его Величество доверился мне одному. Он был вынужден к этому необходимостью отдать мне приказание написать вам настоящее письмо, которое я сам шифровал.

“В Эрфурте императору Александру был сделан намек на развод. Он должен вспомнить, что у них с Императором был по этому поводу разговор и что он сказал ему, что тот может рассчитывать на его сестру, великую княжну Анну. Императору угодно, чтобы вы откровенно и просто приступили к обсуждению вопроса с императором Александром и обратились к нему со следующими словами: “Я имею основание думать, что Император под давлением всей Франции склоняется к разводу. Могу ли я известить, что можно рассчитывать на вашу сестру? Подумайте об этом, Ваше Величество, в течение двух дней и ответьте мне откровенно, не как посланнику Франции, но как человеку, глубоко преданному обоим семействам. Я не делаю формального предложения, я прошу только искренно высказать мне ваше мнение. Если я решаюсь на этот шаг, то только потому, что более чем привык говорить Вашему Величеству все, что думаю, и не боюсь, что вы когда-либо поставите меня в неловкое положение”.

“Ни под каким видом вы не должны говорить об этом с Румянцевым и, после этого и следующего затем через два дня разговора, вы совершенно забудете о поручении, которое я вам даю”.

“Вам остается только осведомить нас о качествах молодой великой княжны и, в особенности, о времени, когда она будет в состоянии сделаться матерью, так как при существующих условиях разница в шесть месяцев имеет значение”.

“Мне не нужно просить Ваше Превосходительство о строжайшей тайне: вы понимаете ваши обязанности к Его Величеству в этом отношении”[258].

Таким образом, Коленкуру поручается, действуя усердно и энергично, но в глубочайшей тайне и делая вид, что действует по собственному побуждению, основательно выяснить вопрос. Такая предосторожность, слишком обыденная в делах подобного рода, чтобы могла ввести кого-либо в заблуждение, имела целью, если бы дело не пошло успешно, охранить достоинство обоих императоров и их будущие отношения. Употребленный прием представлял еще и ту выгоду, что не обязывал императора бесповоротно. У него было правилом – всячески стараясь обеспечить себя со стороны других, насколько возможно позднее связывать самого себя обязательствами. В настоящем случае эта тактика оправдывалась особой причиной, – некоторым сомнением, которое существовало относительно физического развития великой княжны. Конечно, было бы крайне желательно скрепить союз с Россией, упрочив его более тесными узами; но вопрос о союзе отступал на второй план по сравнению с главным – с вопросами о разводе и втором браке, иначе говоря, о необходимости как можно скорее дать империи наследника. Нужно было прежде всего выяснить этот деликатный вопрос. Только сведения, которые Коленкуру поручено было собрать и доставить императору, дали бы ему возможность сделать окончательный вывод и решиться на официальное предложение. В настоящий же момент он хочет только заручиться уверенностью, что может рассчитывать на Россию и что она удовлетворит его желания.

Письмо от 22 ноября было готово к отправке, когда Наполеон узнал, что Россия просит письменных обещаний в том, что Польша не будет восстановлена и что Коленкур не посмел дать таковых. Планы императора настолько уже оформились, что всякое замедление производит на него неприятное впечатление; осторожность посланника раздражает его. Он желал бы, чтобы Россия была уже успокоена, чтобы она чувствовала себя счастливой и была приведена в такое расположение духа, чтобы ни в чем не могла отказать нам. Пусть посланник сейчас же сделает то, чего не сделал до сих пор, пусть сделает это “прямодушно, словом, так, чтобы было устранено всякое подозрение о задней мысли, чтобы бесспорно было доказано, что у нас нет таковой”. Таковы были собственные выражения Наполеона, которые Шампаньи должен был включить в спешно составленную депешу, исключительно политического характера, приложенную к письму интимного и секретного свойства, которое он написал уже для Коленкура. Политическая депеша должна была открыть двери просьбе, выраженной в письме, и обеспечить ей хороший прием.

Курьер кабинета, которому были поручены эти два письма, хотел уже покинуть здание министерства иностранных дел, когда вошел родственник герцога Виченцы, Рюминьи, спешно приехавший из Петербурга. Этот молодой человек привез известие, что царь удовлетворится только договором. Рюминьи взял на себя смелость задержать отъезжавшего курьера, что позволило министру испросить в тот же вечер приказаний императора по поводу нового притязания России и дать на него ответ. Наполеон не думал, что требования России пойдут так далеко. Под письменными обещаниями он подразумевал простое разъяснение в форме ноты или отношения. Ну что ж! Верный самому себе, желая получить благоприятный ответ по вопросу о браке, и притом как можно скорее, он не щадил ничего, что могло обеспечить за ним таковой. Наметив себе цель, он идет к ней прямо, твердо, неотступно, без колебаний, и в страстном нетерпении достичь ее, не обращает внимания на средства. Раз Россия придает так много значения договору, она будет иметь желаемое. Шампаньи получает приказание прибавить в пакет, приготовленный для посланника, третью депешу, вроде postscriptum'a ко второй. В ней заключается формальное полномочие Коленкура подписать договор. Так как время не терпит, министр не входит ни в какие подробности относительно условий, которые должны быть включены в этот акт, так же, как и относительно выражений, которые должны быть употреблены. Он полагается во всем, что касается достоинства императора, на Коленкура; предоставляет ему полную свободу и дает чистый бланк со своей подписью. “Вообще, – говорит он, – не отказывайтесь ни от чего, что могло бы служить в пользу устранения всякой мысли о восстановлении Польши, но постарайтесь избегнуть статей, которые были бы бесполезны или чужды этой задаче. Император желает сделать все, что может успокоить императора России, в особенности то, что может дать твердую основу его спокойствию. Ничего другого нельзя от него требовать”.

Таким образом, по мере того, как близость развода все более побуждает Наполеона спешить с вопросом о браке с русской великой княжной, с каждым днем, почти с каждым часом, возрастает и его уступчивость. Близость чисел и одновременность депеш по политическим и брачному вопросам указывают на тесную связь между тем, чего он требует и что дает. Огромный вопрос, который издавна играет главную роль в сношениях обеих империй, он связывает с другим, который только что возбудил. Он дает понять, что готов урегулировать первый к полному удовлетворению России, но с тем, чтобы этой ценой добиться решения второго согласно его желанию. Если сперва он и задавался целью поддерживать в равновесии весы между Петербургом и Варшавой, то теперь он согласен склонить их на русскую сторону, и, уступая потребности настоящего момента, порыву своих желаний, он предлагает царю свое отречение от Польши в награду за великую княжну. Уже раз двадцать Александр объявлял, что по получении столь желаемой гарантии, он сочтет себя вполне удовлетворенным, что он отречется от всякого неудовольствия и страха, что от Франции он ничего более не потребует и ни в чем ей не откажет. Можно было думать, что взаимная договоренность изгладит прошлое, обеспечит будущее, преобразует на более прочных началах соглашение, заключенное в Тильзите, отпразднованное пред лицом всего мира в Эрфурте и пострадавшее благодаря событиям 1809 г. Уже несколько недель, как, благодаря взаимным уступкам, союз снова поднимается в гору. По-видимому, он не должен уже встретить никакого препятствия, которое могло бы помешать императорам соединиться братскими узами, дойти до кульминационного пункта безусловного доверия и заботиться только о том, чтобы поддерживать союз.