Не жизнь, а сказка - Андрей Шевченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как вскоре выяснилось, топор — это не рыцарское оружие. Вот если бы копьём дрова рубить…
— Пусть Грыст идёт. Погодите, я его разбужу.
Рыцарский тычок локтем тролль даже не заметил. Тогда Людвиг, недолго думая, достал кинжал и кольнул остриём Грыста. Метод подействовал — тролль почесался.
— Не так надо, — ухмыльнулся Конан. — Грыст, Настасья к тебе пришла!
Зря варвар это сказал — тролль, даже не успев открыть глаза, бросился бежать. Лёжа, конечно, далеко не убежишь, поэтому Грыст всего лишь насмерть перепугал лошадей, и без того взвинченных его храпом. Черный жеребец, рыцарский верховой конь и вьючная лошадка, которая везла доспехи и оружие Людвига, освободились и понеслись прочь. Рыцарь тоскливым взглядом проводил удаляющуюся скотину.
— Ничего, тебе размяться не помешает, — приободрил его Конан.
— Тебе, между прочим, тоже, — хмыкнул Ваня.
— Чего разбудили? — проворчал Грыст, на всякий случай, оглядываясь — нет ли поблизости той самой Настасьи.
— Тебя дрова ждут. Во-он в том лесочке. Так что, бери топор…
— А вы?
— А мы лошадей пойдем ловить.
Грыст понял, что обречен стать дровосеком, потому что ни одна кляча, находясь в здравом уме, не приблизится к троллю по собственному желанию.
— Где топор?
— На печке, — сказал Иван. — У трубы лежит.
— Лежал, — поправил его Людвиг. — Я его случайно вместе с вязанкой дров выбросил.
Вот не то эхо в поле! Не разносит оно далеко крики воинские…
Грыст отправился корчевать деревья киммерийским двуручным мечом (в отличие от рыцаря, Конан со своей железякой не расставался даже на печке). А три его богатырских побратима до самого темна ловили коней.
В первой же попавшейся придорожной корчме богатыри застряли надолго. Питательно-питейные заведения на каждом шагу не встречаются, поэтому побратимы постарались заправиться, как следует! Как обычно пишут о путешествиях? Дни тянулись за днями и были похожи один на другой… Ну, так вот, к нашим путешественникам это не относится! Хотя бы потому, что на второй день голова болит не в пример сильнее, чем в предыдущий.
Поистине героическим усилием оторвали себя богатыри от столов в корчме и снова отправились в путь. Крапивно-чертополоховые ранения уже зажили, поэтому Конан и Людвиг горделиво восседали на конях, снисходительно посматривая на Ивана-дурака и Грыста, по-прежнему ехавших на печке. Почему снисходительно? Да потому что приходилось с завидной регулярностью рубить дрова для самоходной печи. А она оказалась весьма прожорливой — "Хаммер" по сравнению с ней мог бы показаться малолитражкой! Запас купленных у корчмаря дров закончился уже к следующему вечеру.
Вот и приходилось отряду останавливаться на лесозаготовки. Конан и Людвиг тут же начинали проверять сбрую, амуницию, место для ночлега и даже придирчиво осматривать траву и чуть ли не тыкать носом в неё своих скакунов — короче, пускались на всё, лишь бы не заготавливать дрова. Иван и Грыст, орудуя по очереди конановским мечом, поминали волшебные топоры-саморубы и пилы-саморезы, которые, по слухам, изготавливали гномы. Но подземельцы жили в Кацапских горах, что находились в недельном переходе к северу, поэтому добираться до жадюг-гномов, чтобы попытаться выторговать у них волшебный инструмент, было бессмысленно.
Впрочем, вскоре у дровосеков-богатырей появилась надежда на помощь. На третий день судьба подкинула им бесплатную рабочую силу в виде шайки разбойников. На лесных братьев должно быть снизошло помутнение рассудка — их осенила блестящая, но безрассудная мысль напасть на наших путешественников. Они бы сначала хоть посмотрели, на кого выскакивают из засады…
Но разбойники в количестве двадцати бород к своему несчастью не стали разбираться, кто перед ними, и с воплями и улюлюканьем вывалились из зарослей, потрясая разнокалиберным оружием и веревками. Потенциальные жертвы притормозили коней и печку. Лицо Конана расплылось в широкой и дружелюбной улыбке.
— Ну, наконец-то, махач!
Киммериец спрыгнул с коня и двинулся на спешащих к нему разбойников. Ваня и Грыст, похватав в руки по березовому полешку, десантировались с печки, и сразу же оказались в гуще событий. Людвиг лихорадочно пытался достать меч, упакованный где-то на вьючной лошадке.
Блестящая мысль о нападении стала казаться разбойникам уже не столь сверкающей, когда первая пятерка лесных братьев полегла от кулаков Конана — киммериец даже не потрудился достать меч. Сверкание идеи совсем померкло, когда березовое полешко Вани уложило вторую пятерку нападавших. И желание драться пропало бесследно у оставшихся стоять на ногах, когда вступил в дело Грыст — тролль небрежно присоединил ещё пять лесных бород к горке уже отдыхающих на траве. Уцелевшие в короткой схватке разбойники бросились к рыцарю, всё ещё пытавшемуся освободить меч.
— Сдаёмся! Пощады! — хором завопили они, подбегая к Людвигу, надеясь найти у него защиту от трех кровожадных демонов.
В этот момент Людвигу, наконец, удалось рывком освободить меч — лезвие его описало широкую дугу и случайно отсекло полбороды ближайшего разбойника. Поняв, что и здесь пощады ждать не приходится, уцелевшие лесные братья бросились врассыпную. Не ожидавшие такой подлости богатыри, только начавшие развлекаться, не успели поймать никого из беглецов.
На дороге осталось лежать пятнадцать человек в живописных позах, а вокруг валялось разбойничье оружие. Окажись здесь художник баталист Верещагин — мир увидел бы шедевр "Апофеоз войны -2 "
— Ну, вот, я даже размяться не успел, — расстроено протянул Конан.
— Я тоже, — сказал Людвиг, тщетно пытавшийся теперь засунуть меч туда, откуда с таким трудом его вытащил.
— Ты вообще монстр! — похвалил Конан. — Видел, как они от тебя бросились наутек?
— А то! — рыцарь всё ещё пытался пристроить меч на место, поэтому не увидел ехидной ухмылки киммерийца.
— А с этими что делать будем? — спросил Грыст, показывая на разбойников, валявшихся повсюду в беспамятстве.
— По уму, надо бы их Сполоху на расправу отдать, — сказал Ваня. — Но это же назад возвращаться.
— Отпустим что ли?
— Так они ж опять разбойничать начнут, — возразил Иван.
Тем временем жертвы помутнения рассудка начали приходить в чувство. По одному, по два они открывали глаза и со стонами ощупывали подбитые глаза, вывихнутые челюсти и шишки на головах.
— Придётся с собой тащить, — недовольно сказал Конан. — А у нас закуски и без того почти нет.
Вульгарная провизия, само собой, сразу же превратилась в закуску, как только в корчме друзья прикупили три бочонка пива. Но вот-вот закуска должна была вернуться в исходное состояние — Грыст, например, в принципе не признавал мелкой посуды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});