Ключ к счестью - Джейн Фэйзер

Испанский посланник сделал такую презрительную мину, что стало совершенно ясно, как он относится к стране Франции и ко всем в ней живущим. Возможно, за очень редкими исключениями.

— Тем не менее у нашего шевалье и его жены, — продолжал он, — родилось двое детей. Если не ошибаюсь, мальчик и девочка. Говорили, что шевалье был прекрасным отцом — особенно в первое время, восполняя безразличие их матери… Кажется, примерно тогда же поползли слухи о неверности этой женщины своему супругу. И потом — как гром среди ясного неба — муж объявляет, что застал свою жену на месте преступления.

С тонкой улыбкой посланник поднял указательный палец.

— Вы, конечно, понимаете, дорогой друг, что, пока дело ограничивалось слухами, можно было верить или не верить. Но теперь… Впрочем, многие не верили и теперь, приводя несколько странный довод: что, мол, эта женщина хотя и хороша собой, но так неумна, что не догадалась бы даже завести любовника. Любопытно, не правда ли?

Он медленными глотками пил вино, и Робину начало казаться, что этот человек нарочно мучает его паузами или вообще может прервать рассказ, так и не сообщив самого важного и интересного.

Но посланник не был до такой степени бессердечен.

— Итак, на чем мы остановились, мой друг?.. Ах да. Шевалье публично объявил об измене жены и о расторжении брака, и многих это повергло в удивление. Я говорю о публичности, о гласности его заявлений. — Посланник пожал плечами. — Зачем?.. Но еще больше, насколько мне известно, шокировало людей то, как он поступил со своей женой. Как отомстил ей…

—: Убил? — невольно вскрикнул Робин.

Симон Ренар слегка улыбнулся.

— Вполне возможно. Мы пользуемся опять же только слухами. Один из которых свидетельствует, что он поместил ее в отдаленный монастырь где‑то в Пиренеях, где принято брать на себя пожизненный обет проводить дни в полном молчании, в крайней нищете, в забвении. Разве это не истинная смерть для такой женщины, как она, рожденной и жившей в роскоши и богатстве? Разве она, если все это правда, не молила ежечасно о смерти? Поэтому другой слух донес до нас известие, что она приняла кончину от собственных рук…

Рассказчик ждал какой‑то реакции слушателя и, не дождавшись, сказал:

— Страшное наказание, полагаю, вы согласитесь со мной, мой друг? Даже для неверной жены. Если она была неверна на самом деле.

— А любовник? Что с ним? — спросил Робин, оставив без внимания последние слова.

— Его имя названо не было. Считают, он исчез сразу же, как разразился скандал, и больше не появлялся. Мужчины называли его трусом, заячьей душонкой. Но, между нами говоря, его можно понять. Оскорбленный муж что раненый вепрь, а шевалье к тому же известен как весьма искусный боец, не знающий поражений в поединках. — И снова с тонкой улыбкой:

— Так что имейте в виду, мой друг… Я предупредил вас.

— Все это было достаточно давно, — после некоторого молчания проговорил Робин. — А что сейчас?

— Ничего нового, мой друг. Шевалье, как вы хорошо знаете, в Лондоне. О его жене ни слуху ни духу. Многие так и не поверили в ее вину. Другие считают, будто он оговорил свою супругу, чтобы отделаться от нее, и что вообще тут, как говорят то же французы, шерше ля фам — ищите женщину. Другую.

— И нашли ее? — не удержался от вопроса Робин.

— Кто знает? Если она и существует, никто ее не видел.

— А их дети?

— Он объявил их внебрачными, незаконнорожденными, однако взял к себе, и где они, никто не знает. В Париже, как я вам уже говорил, его поведение вызвало шок и осуждение у большинства, и потому, насколько мне известно, он редко бывает там. Только если призывают дела.

Посланник вновь наполнил бокалы.

— На этом я, пожалуй, закончу свой долгий рассказ, мой друг. Можете использовать его по своему усмотрению.

Робин помолчал несколько дольше, чем позволяли правила этикета, прежде чем сказать:

— Благодарю вас, сэр.

— Это было то, что вы хотели услышать, лорд Робин? — переходя на более официальный тон, поинтересовался Симон Ренар.

— Вероятно, да, сэр. Но я не хочу причинять боль тем, кого люблю.

— О, разумеется, мой друг. В нашем несовершенном мире именно любовь делает человека наиболее уязвимым. Что весьма опасно.

Произнеся эту философскую сентенцию, он поднялся с кресла. Робин сделал то же самое.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил он еще раз. — Прошу прощения за то, что отнял у вас столько времени.

— Какие пустяки! Я с удовольствием побеседовал с вами, мой друг.

Беседу можно было скорее назвать монологом хозяина, но Робин был благодарен ему за то, что многое узнал об Оуэне д'Арси, и утвердился в своем первоначальном мнении, что этот человек опасен. Опасен для Пен.

Но как сказать ей об этом? Как сказать любящей женщине, что ее возлюбленный — чудовище?

Робин не мог ответить себе на этот вопрос. Он был в полном смятении.

Глава 15

Когда Пен появилась во дворе возле конюшни, Оуэн не мог сдержать смеха.

— Неужели так забавно? — с некоторой обидой спросила она, глубже натягивая шапчонку Седрика. — Мэри нашла, что вид у меня не слишком приличный, но смешного ничего не увидела.

— Вы чересчур привлекательны для обыкновенного пажа, — галантно ответил Оуэн, продолжая смеяться.

Пен немного поразмышляла над этой фразой, не зная, принять ее за комплимент или за упрек, и решила остановиться на первом.

— Я извлекла из этой одежды все, что смогла, — сказала она, одергивая короткий камзол Седрика на бедрах, которые от этого не стали менее рельефны.

Разве не могут быть и у мальчишки такие округлости, особенно если хозяин хорошо его кормит?

Заметив ее усилия, Оуэн любезно произнес:

— Не надень вы эту одежду, я остался бы в неведении, как приятна у вас эта часть тела.

Возможно, в другое время Пен была бы польщена, но сейчас, здесь, посреди двора! Покраснев до ушей, она громко прошептала:

— Как вам не стыдно! Нас все слышат!

Хотя слышать мог, кроме нее самой, только конюх, да и тот направился к стойлу, чтобы привести для нее лошадь Седрика.

— Его недоросток, — объяснил ей Оуэн, — придаст больше достоверности облику пажа.

— А Седрик не обидится? — спросила Пен.

— Нисколько. Тем более он останется здесь бездельничать и любоваться на Мэри. А если захочет прогуляться верхом, полуголый или в вашей одежде, то для полноты картины возьмет вашу лошадь.

Оуэн был сегодня в хорошем, Смешливом настроении, в каком она, пожалуй, никогда еще не видела его. Кроме того, ей нравилось доброе, почти отеческое отношение Оуэна к мальчику и трогало, как тот обожал его. Даже приходило в голову, что, возможно, в отношении этих людей друг к другу скрывается какая‑то тайна. Впрочем, сегодня, в преддверии попытки приблизиться к разгадке другой тайны, самой важной для нее в жизни, она предпочла бы, чтобы Оуэн выглядел более серьезным и сосредоточенным.