Черная богиня - Константин Вронский

И тут произошло нечто неслыханное: стены на противоположной стороне камеры разверзлись и в подземелье хлынул поток воды, сметающий все на своем пути. То был разгневанный бог дождя…

Неподвижная, в тяжелых одеяниях, Сикиника стояла на вершине каменной лестницы, пытаясь услышать сквозь рев бурлящей, весело пенящейся воды вопли захлебывающегося Раненсета. Вода быстро дошла до дверного порога. Сикиника вновь взмахнула рукой, вновь прозвучал удар гонга и так же бесшумно закрылся проем в стене, остановив доступ воды.

Совсем рядом с царицей-богиней внезапно всплыло мертвое тело. Раненсет… На его лице навсегда отпечаталось бесконечное изумление. Сикиника рассмеялась, затем отступила назад, и двери водяной усыпальницы закрылись за ней.

В тот день Холодов попросил Домбоно сообщить богине, что принц Мин-Ра попробует выйти на свою первую прогулку. День был просто чудесный, солнечный, что ж зря время терять. Как и во время операции, во всей Мерое загрохотали гонги. Народ принарядился ради такого случая и высыпал на улицы, в сады, на поля, на крыши домов. Все смотрели на храм, на эту святая святых, на пирамиду. Там к небесам вздымался белый дымок. Отныне все знали, что сын Солнца спасен.

Холодов и Вероника подошли к Мин-Ра. Принц сидел на кровати и болтал ногами. После нескольких недель радости и надежды вновь настали минуты нового, еще не изведанного страха. Глазенки мальчика кричали о помощи. А красивый ротик нервно подрагивал.

— Я смогу бегать?

— Думай о том, что я тебе говорил. Тебе будет казаться, что ты стоишь на подпорках из песка. А еще помни о том, что там за дверью нас дожидается Домбоно. И если ты сам откроешь дверь и промаршируешь мимо верховного жреца, ты одержишь не просто победу. Ты навсегда покоришь его!

И Холодов кивнул Веронике. Она помогла мальчику подняться с кровати, поддерживая его за плечи. Мин-Ра просто обвисал у нее в руках… он боялся сделать первый шаг, пойти…

«Иэх, сейчас бы рентген сюда, — привычно подумал Холодов. — Как бы просто все было тогда! Тогда мы сразу бы увидели, что там с его костяшками. А так нам остается только верить… только надеяться…»

— А ну, встань как следует! — прикрикнул он на принца. — Что это такое? Не сметь бояться, дружище! Ты же смелый парень! Ты же хочешь стать великим царем! И празднуешь труса перед собственной ногой…

Мин-Ра кивнул головой, закусил дрожащую губу. Напрягся и… выпрямился. Хотя ножонки предательски дрожали.

— Браво! — улыбнулся Холодов и бросил на Веронику успокаивающий взгляд. — Сейчас, сейчас дрожь прекратится. Помни, мой мальчик: за дверью стоит Домбоно и ждет! Как же он обрадуется, если ты шлепнешься на пол у него на глазах! Так что давай — вперед, шагом марш!

Мальчик чуть-чуть приподнял ногу. А потом сделал первый шаг и замер на месте. Холодов кивнул Нике, и она отпустила принца. Теперь только Алексей держал его за руку.

— Сделав только один шаг, царем не станешь, до трона ой как долго идти, — решительно произнес он. — Иди! Ничего страшного с тобой не произойдет. Верь мне…

И убрал руки от Мин-Ра. Холодный пот выступил у него на висках: мальчик один шел вперед на подкашивающихся ногах, вперед, шаг за шагом. Вот он дошел до дверей, вот схватился нервными пальчиками за дверную ручку, вот толкнул двери плечом. В коридоре в золотых праздничных одеждах стоял Домбоно и с улыбкой смотрел на принца.

— Я смог! — крикнул Мин-Ра в восторге. — Видишь… я смог! Я иду… И мне не больно! Мне больше ничуточки не больно! — а потом мальчик бросился к Домбоно. — Видишь, видишь, я могу ходить! Я могу бегать! Я дойду до трона! — он оттолкнул жреца в сторону и торопливо пошел к выходу.

Вытянув руки к яркому солнцу, купаясь в его лучах, запутавшихся в его золотых волосах, он кричал:

— Видишь, Отец! Я сам пришел к тебе! Сын Солнца.

Над городом плыл звон гонгов. На верхушке пирамиды тоненький дымок рвался в голубое небо.

В тот вечер в «гостевой» комнате устроили пир. Впервые они все вместе собрались за столом. И только Савельева почему-то не было. Брет Филиппс молча пожал Холодову руку, с силой хлопнул его по плечу, а Алик Шелученко расплакался, как малый ребенок.

От Сикиники не было никаких известий. Ни тебе спасибо, ни знака, ничего. Холодов не ожидал такого… Он-то думал, что понимает, что творится сейчас в душе этой прекрасной женщины, вынужденной играть роль Золотой Богини и мечтающей быть только человеком, живым существом из плоти и крови.

— Когда мы вернемся домой? — спросил Филиппс, смакуя красное вино с видом знатока. — Домой жуть как охота!

Холодов грустно усмехнулся.

— Чего-то нашего Архимеда не видно… И куда только «академик» подевался?

Все только руками развели в недоумении.

Они безумно устали. Устали бояться, устали надеяться, устали ожидать страшного финала. И эта усталость сейчас просто парализовала их тела, накатила, накрыла с головой. Глаза закрывались…

«Вино, — с ужасом понял Холодов, погружаясь в небытие, в черную, черную бездну, — они отравили вино. Нас обманули! Сикиника, ну почему ты это сделала? Было ли это необходимо? Уничтожить то, чем ты не владеешь… Эх, я считал тебя более великодушной… »

В тихой надежде все понять и постичь Савельев вошел в камору Домбоно. Здесь в храме древней Мерое ему обязательно откроется чудо. Потому что настал тот час. Час прозрения. В голове звучали строки из последнего письма его Саньки.

«Милый, милый Павел, — так начиналась последняя, самая загадочная глава в повести их отношений. — Ну вот, ты и открыл письмо. Теперь ты знаешь то, что знала я. Мне казалось неудобным рассказывать тебе, настоящему специалисту по истории черных фараонов, истинную историю древнего царства. Ты сам должен был найти свою Мерое.

Знай, что ты вернулся туда, где тебя ждали. Ты и твой друг помогли будущему царю Мерое выжить, без тебя вообще не было бы этой истории. Останься здесь и помоги мальчику вырасти.

И еще, не грусти обо мне. Я нашла тебя в моем мире, я нашла тебя в твоем мире. И я вновь найду тебя в Мерое. Ирония судьбы, но я всегда с тобой.

Прощай, Павел, и следуй путем Твоего Предназначения, хотя в этот момент ты еще ничего не знаешь о нем.

И помни, я жду тебя здесь, в Мерое.

Твоя Санька».

Камора Домбоно была теперь почти пуста. Только стоял в центре столик из кедрового дерева, два стула и каменное ложе. В нескольких шагах от стола располагалась громадная медная чаша, до краев наполненная водой. Лампа в углу освещала бледным колеблющимся светом комнату.

Домбоно выставил на табурет шкатулку с какими-то флаконами. Затем, обернувшись к Савельеву, сказал: