Если свекровь – ведьма - Лилия Касмасова

– Пока что, – угрюмо сказал он.

А я вспомнила про деньги, пробормотала:

– Ну ладно, некогда мне тут с вами. – И побежала в кабинет.

Слышу, меня кто-то догоняет. Я обернулась: ну конечно, Бондин.

– Значит, ты разорвала помолвку? – спросил он.

– С чего ты взял?

– Твой жених только что сказал, что твоя сильнейшая магия у тебя «пока что». Значит, ты перестанешь быть главой клана, потому что вышла из семьи. Я не знаю, когда ты потеряешь силу… – Тут он взглянул на мою левую руку. – То есть… Но ты не отдала браслет? – Его лицо стало пасмурным.

Браслет. Наверное, поэтому магия еще со мной, хотя я сказала Мише, что я больше не хочу за него замуж.

Реймсы могут заставить меня отдать браслет? Может, сбежать куда-нибудь? На другой континент, например…

– Так ты не разорвала помолвку… – сказал Бондин.

– Разорвала, – сказала я хмуро.

– Правда? – лицо его оставалось серьезным, но глаза засветились.

– Только не воображай, что из-за тебя.

А он улыбнулся нагло:

– Хорошо, не буду воображать, – и прошел мимо меня к кабинету.

– Ты куда? – встревожилась я.

– Я там кое-что забыл, а что? – Он будто пытается прочесть мои мысли по глазам. А мысли у меня самые панические. Хотя, с другой стороны, все равно придется что-то говорить по поводу огромной сумки размером с мешок из-под картофеля, которую я потащу в самолет. Скажу, что там шоколадки. Пусть что хотят, то и думают.

– Я тоже там кое-что оставила, – сказала я.

А он уже открывает дверь и говорит, жестом приглашая меня войти:

– Прошу тогда.

Я проскользнула мимо него внутрь и сказала:

– А ты подожди пока в коридоре.

– Вот еще, – ответил он и тоже зашел.

Его взгляд сразу упал на бесформенную гору, накрытую покрывалом, посреди помещения. Насколько ни было смято покрывало, дурацкое глупое сердце прекрасно было видно, и имя прочитывалось без труда.

Бондин вопросительно поглядел на меня, его бровь насмешливо изогнулась.

– Странное покрывало, да? – произнесла я как ни в чем не бывало. – Валялось тут на кресле.

– Похоже, ручная работа, – заметил Бондин. – Ведьминская.

– Хм. Наверное, его Мелисса забыла.

– Когда мы выходили из кабинета, его здесь не было, – сказал Бондин. – А потом, с пляжа, Мелисса зашла в дом после меня и все время была в гостиной.

– Значит, кто-то другой его сотворил, – пожала плечами я.

– Неужели Орхидея? – криво усмехнулся он.

– Точно! – сказала я. – Она к тебе еще в поместье воспылала. Даже зельем опоила, забыл?

– У Орхидеи сейчас бы точно другое имя наколдовалось.

Я пожала плечами. Потом усмехнулась:

– Что, жалеешь, камертон с собой не взял?

Бондин наклонился ко мне и сказал почти шепотом:

– Вообще-то камертон – это миф. Такого прибора не существует. По крайней мере, пока. Но ты ведь никому не скажешь?

Черт. Я почувствовала себя круглой дурой. Я же и в поместье про этот чертов камертон ему говорила. А он тогда промолчал.

Бондин подошел к денежному холму и хотел поднять покрывало.

– Нет-нет! – я кинулась к нему, – там мои вещ…

– Ха-ха, – он уже поднял покрывало. – Твои?

– Да. И что. Я скоро перестану быть ведьмой, надо же мне… подумать о будущем.

– Угу, – покивал он, улыбаясь.

– Это компенсация за моральные потрясения этих дней, – деловито сказала я. – И ты вообще, кажется, пришел сюда что-то забрать, так забирай и уходи.

Но он не обратил на слегка перефразированное «Пошел вон» никакого внимания. А сказал:

– Ты не перестанешь быть ведьмой, даже если у тебя отберут силу главы клана.

– Ну да, – не поверила я.

– Я не знаю, правда, сколько в тебе останется магических способностей… Но нельзя перестать быть ведьмой. Твоя природа изменилась раз и навсегда. Это как вылупиться из куколки бабочкой. Нельзя стать обратно куколкой.

– Правда? – обрадовалась я.

– Да, – кивнул он.

Значит, можно не сбегать на другой континент? И спокойно отдать браслет?

– Ты не расторгла помолвку окончательно, потому что думала, что перестанешь быть ведьмой? – вдруг спросил Бондин.

– Что? – повернулась я к нему. – Ты считаешь, что я ради магии готова…

«Выйти замуж за того, кого больше не люблю», – хотела сказать я, но не сказала. Как он смеет так думать обо мне!

Да кто угодно не расторг бы помолвку ради магии! Это я, простофиля…

И я выпалила:

– Да! Я еще раздумываю! Это мое право! За кого хочу замуж, за того и выхожу! И вы, инспектор, не имеете к моей личной жизни никакого отношения!

Его глаза слегка сощурились:

– Да. К счастью, не имею. – Он подошел к столу и взял оттуда мобильный телефон. Показал его мне: – Вот что я забыл. – Потом кивнул на деньги: – Сделай для них рюкзак. Легче будет нести.

Я ужасно на него сердилась, но идея была отличная. И большой рюкзак удивляет людей меньше, чем большие сумки.

Он хотел было уже выйти из кабинета, потом остановился и сказал, не поворачиваясь, тусклым голосом:

– Мне жаль, что ты поссорилась с женихом, – вышел и захлопнул за собой дверь.

Ах, так! Ему жаль? Он ведь назло? Что он имел в виду? Или ему на меня на самом деле наплевать? Тогда зачем же он на берегу, полчаса назад… Он же целовал меня… Но он же не сказал, что меня любит! А значит, вполне возможно, что вовсе и не любит! Ну, мало ли, понравилась немножко, а целоваться парни всегда не прочь. Но вот признаваться, что любит, он и не собирался! И никакой любви ко мне не чувствует! А я-то вообразила, дура! И с Мишей из-за него поссорилась.

Ну ладно, будем честными, с Мишей вышла стычка не из-за него. Миша сам по себе тот еще… в общем, все они скоты, как говорилось в одном фильме. Тот скотина, и этот скотина. Ни чувств у них нет нормальных, ни эмоций. Это мы, девчонки, из-за них переживаем, а они: «Ладно, не эта, так другая». И все дела.

Вот и я не буду больше думать ни об одном из них. Лучше деньги упакую. Сколько ведьминской силы во мне останется – еще неизвестно, может, хватит только на то, чтобы вилки в ложки превращать.

Я превратила покрывало в рюкзак с первого раза. Но на всех кармашках красовалось это идиотское сердечко с его именем. Мне захотелось поджечь этот чертов рюкзак, чтобы и никаких следов от моей глупой мимолетной влюбленности не осталось!

Я представила, что этот рюкзак – военной окраски, что он из камуфляжа, и никаких там ни узоров, ни цветов, ни сердечек и быть не может! Ура. Получилось! Вместо нормального розового цвета рюкзак стал бурым, в ужасных болотно-зеленых пятнах.

Ха. Зато никаких тебе Денисов! Я подняла рюкзак со стула, открыла замок… О нет! Это еще хуже! Теперь это был не простой рюкзак, это был рюкзак музыкальный! Как только я расстегнула молнию, он прошептал, причем со страстным придыханием: «Денис, Денис, Денис…» Я быстро закрыла замок. С одной стороны неплохо, похоже на сигнализацию. С другой стороны! Это же рюкзак-маньяк какой-то! Или это я маньячка ненормальная? Не могу перестать думать о Бондине ни на минуту! А ведь он, скотина, меня не любит! «Не любит!» – уговаривала я себя. И не смей даже фантазировать, что он в тебя влюбился! Это был флирт! Ничего не значащий! Но почему, когда я сказала, что он не имеет к моей личной жизни никакого отношения, он так посмотрел… будто ему стало ужасно больно.

Ни фига ему не больно! Это мне так показалось! Это все мое воображение, оно как дикая лошадь – уносится непонятно куда!

В общем, я запихнула рюкзак в шкаф. (Ну и пусть его когда-нибудь обнаружат родители Мелиссы или она сама, плевать! Пусть что хотят себе, то и думают! Подписи моей тут нету!) И решила сотворить новый.

Мне никак не удавалось сосредоточиться на колдовстве, потому что меня переполняла обида. Бондин оскорбил меня ни за что ни про что. Миша тоже хорош, сбежал с первой попавшейся стервой. Все они…

Наконец получилось. Сотворила. Большой рюкзак в радостных розово-желтых разводах. А по ним салатовым расписаны словечки: «Скоты. Скотины. Скотинки». Ну ладно, так лучше.

Тут в дверь робко постучали.

– Да! – крикнула я. – Войдите!

Заглянула Орхидея:

– Мы там собрались чай пить с тортом. Ты не хочешь с нами?

– Хочу, – сказала я. – Сейчас приду.

Орхидея скользнула спокойным взглядом по куче долларов (видимо, ведьмы постоянно наколдовывают богатства и для нее это привычная картина) и спросила:

– Собралась что-то покупать?

– Ага, – я неопределенно повела рукой, – дом там, машину…

– Нужные вещи, – покивала Орхидея. – Тем более для семейной жизни.

Эх. Не будет у меня, наверное, никакой семейной жизни. Но Орхидее я этого говорить не стала. Узнает в свое время, как и вся Мишина семья.

Орхидея ушла, я быстро спрятала пачки в рюкзак, оставила его в углу у дивана и пошла в гостиную. Там никого не было, а с кухни доносились оживленные голоса.

Орхидея вернула комнату в первоначальное состояние: вместо гигантской тарелки снова был ковер, обрывки бумажных цепей исчезли. И даже столик она починила.