Шаг из тьмы (СИ) - Орлов Олег Петрович

Торсионная двухплечевая метательная машина, аналогично не порадовала изящностью инженерной мысли. Скорей соотношением цена — качество. Плечи были смонтированы на двух растущих рядышком соснах, установленное между ними ложе из половинки бревна с выдолбленной канавкой. Естественно, ни о каком манёвре огнем с помощью такой машины не могло идти речи, перенацелить её было технически невозможно. Хотя, похоже этого и не требовалось, простреливает фарватер по одной линии и ладно. Дождался, пока ладья пересечёт траекторию и стреляй. Единственное достоинство было в системе заряжания, с помощью противовеса зарядить второй раз можно было за считанные секунды. Первый снаряд в нос, второй в корму, дёшево и сердито.

— Ну, готов рассказать, что надумал? — Алексей от неожиданности вздрогнул, командир подошёл совершенно беззвучно, — вижу, очень занимает тебя происходящее.

— Сначала ответь, часто ли на Руси, разбойники так свой лагерь укрепляют, да такие приспособы строят?

— Первый раз встречаю.

— Доходили до меня слухи, что и на других волоках такие же банды завелись, — Андрей молча кивнул, — тогда сдаётся мне у господина Великого Новгорода в будущем году будут большие проблемы.

Глава 27

Большинство новгородцев даже не догадываются, что скрывается за каменными стенами кремлёвской башни прозванной в народе Ильменьской. Уже ни кто и не помнит, почему носит она такое название, ещё с прошлой постройки так повелось, а когда это было. И если вдруг, в ком-то проснулось бы любопытство, то покрутившись вокруг, любопытный с неудовольствием обнаружил бы, что попасть в башню нет ни какой возможности. Да и кому сие интересно, кремль уже давно своего назначения не выполняет. Город защищают мощные земляные валы с толстыми дубовыми стенами по верху. В кремле же, прочно обосновался архиепископ новгородский, совет золотых поясов, и сопутствующие этим организациям службы, кои в некоторых мирах называют не русским словом «администрация». Ну, и дома особо состоятельных граждан, которые, собственно и являются теми золотыми поясами. А князь, а что князь? Так давно уже Господин Великий Новгород сам выбирает себе князя и живёт он за городом в Рюриковом городке, а на Ярославовом дворище всего лишь его представитель. Оно и правильно, нечего им по торжищу без дела шляться, от воина без дела одни неприятности, их дело землю новгородскую от внешней напасти защищать, а в городе и так места самим не хватает. Новгород он не ремень сыромятный, не растягивается.

В отличие от большинства горожан, Будимир Святославович прекрасно знал, что скрывают толстые каменные стены Ильменьской башни. Располагалось там ещё одно подразделение многочисленной городской администрации, не самое приятное, но безусловно нужное. Занималось это подразделение дознанием, толстые каменные стены этому не мало способствовали, ограждали от любопытных, удерживали внутри особо прытких и хорошо гасили громкие звуки, неизменно возникающие во время работы. И это правильно, потому, что нет такого закона, по которому можно истязать людей в узилище, узнай жители о таком непотребстве, запаришься оправдываться. Не получится, так буйные новгородцы могут и с моста в Волхов. Не поможет и старинный дружок тысяцкий, потому что его сбросят вместе с ним. Да, могут и с моста, только в тёмной истории происходящей на волоках этим летом разобраться жизненно необходимо для всей земли новгородской. Сколько смертей принёс текущий год, сколько вдов и сирот появилось в республике, сколько справных купцов разорилось. Вот по этому, как бы граждане не возмущались, кого бы они в Волхов не швыряли, Ильменьская башня будет работать всегда. Всегда будут закрыты толстенными досками её бойницы, а за толстыми стенами сгорбленные писцы будут скрипеть перьями в свете лучины, а пыточных дел мастера будут нарочито медленно раскладывать перед жертвами свой инструмент. И естественно, всегда найдутся те, для кого собственно всё это и предназначено.

С тех пор, как познали люди добро и зло, каждый из них сам проводит между ними межу в сердце своём, самостоятельно выбирая где эту межу провести и по какой стороне ступать. Попы на сей счёт могут говорить что угодно, обзывать ересью и грозя карами небесными, только жизнь она очень разная. Если смотреть на неё из монашеской кельи, не многое увидишь. Вот к примеру литва, что сейчас корчится на дыбе, дьявол что ли его надоумил взять топор, да податься на волок промышлять купцов. Почему не привёз в месте с соотечественниками мёд и воск на продажу? Посадник был готов поставить ладью против долблёнки, что о дьяволе и Христе корчащийся человек даже не подозревал, к татям же прибился исключительно потому, что так разделил меж собой добро и зло в сердце своём. Или вот этот кусок мяса, бывший когда то плотником на прусском конце, жил рядом с церковью святого Андрея первозванного, рассказывали ему в детстве о добре и зле, о любви божественной. И что вышло из этого? Ничего хорошего, в начале загубил бессмертную душу, а теперь ещё и тело, дознаватели в Новгороде опытные, может до месяца прожить, о смерти умоляя, лишь бы муки телесные прекратить.

Но ничего подобного пока не предвиделось, ничего интересного выведать у пойманных татей не удавалось. Не по причине их особой стойкости к истязаниям и верности главарям, просто не знали ничего или разумом не сильно отличались от дубовой колоды. Того, кто мог бы на след навести, либо порубили, либо взять не смогли. Что дальше делать, непонятно. Как на зло, Всемил укатил в свою вотчину, хозяйством заниматься. Не с кем посоветоваться.

По словам пленных, выходил бред полнейший. Якобы сплотились они вокруг двух удалых парней, служивших раньше полоцкому князю. С ними то шороху и навели. Потом прибился к ним умелец из земель дальних, по нашему почти и не разумевший, построил порок, надоумил, как ладьи к берегу подтаскивать, как лагерь обезопасить. Много чего рассказывали, к интересующему его вопросу касательства не имеющего. Были конечно у посадника свои догадки, но догадки это одно, твёрдая уверенность, совсем другое. Очень она нужна, так нужна, что от нетерпения посадник самолично заявился в пыточную, на некоторое время превратив работников в соляные столбы.

Не слышный за криками к посаднику подошёл один из служителей этого мрачного места и сообщил, что на верху, ждёт тысяцкий. Наконец-то, не иначе он что-то раскопал, раз в такой поздний час заявился и не домой к нему, а в башню. Работник проводил посадника в одну из комнат на верхнем этаже, где сидел Всемил с одним из своих мордоворотов.

Увидев вошедшего Будимира, поднялся, — Лют, последи, чтоб любопытных поблизости не ошивалось, — отослав слугу, перешёл сразу к делу. — За разбоем на волоках стоит тот, на кого ты и думал, — сняв крышку со стоящего на столе бочонка, потянул за скрывающуюся в нём верёвку и вытащил отрубленную голову, сохранённую в меду.

— Вот, Зима гостинец передал, смотри внимательно, узнаёшь гадёныша? Татьбой за волоком промышлял, пока Зиму не повстречал.

Не смотря на проломленный страшным ударом верх черепа, лицо было нетронутым, ни оружием, ни тлением. Даже в неверном свете от нескольких свечей, посадник узнал, и грязно выругался. Голова на верёвке принадлежала члену одного из самых влиятельных родов суздальской земли.

— Час от часу не легче, одно радует, допрыгался пакостник. И когда думаешь святоша возьмётся за нас в серьёз?

— Он уже взялся, в этом году была проба, сдаётся мне, решил он малой кровью Новгород к себе примучить. Торговлю нам порушит, сам обогатиться, дружину сохранит. Остальным князьям сказать будет нечего, коли мы сами под его руку перейдём.

Посадник устало опустился на лавку, все самые худшие подозрения подтвердились.

— Да убери ты это с глаз долой, — вспылил Будимир указывая на голову со стекающим в бочонок мёдом, — садись, ещё раз обскажи мне ситуацию, может упускаю я чего.

— Основа всего его доверенные люди из дружины, которые собирают окрестных татей и перекрывают торговые пути. Естественно, с Владимиром их ни как не связать, ибо они по собственному почину действуют, или как на Ловати, назовутся хоть ляхами, поди проверь. План известен только главарям, остальные просто горазды грабить, кроме доли причитающейся, иного не знают. Идеальный план, святоша чистенький, а мы дурни полные, в своей земле порядок установить не можем — словно вспомнив нечто важное, одёрнулся — а, всплыла одна занятная история, связанная с нашими знакомцами из Индии.