Казанова. Правдивая история несчастного любовника - Сергей Нечаев

— Ты еще пожалеешь об этом.

Как оказалось, он не шутил. Когда на следующий вечер около полуночи Казанова в очередной раз выходил от Нины, на него в темноте напали двое.

В таких ситуациях немалую роль играет Его Величество Случай. Даже опытнейшим фехтовальщикам прошлых веков доводилось проигрывать совсем зеленым новичкам, которым просто везло. Расслабляться не стоит даже с самым слабым противником, а этих двоих назвать слабаками было никак нельзя.

Казанова неплохо владел шпагой, и, слава богу, она у него оказалась под рукой. Укол, еще один. Самый здоровый из нападавших оказался проткнутым, словно вертелом, до самой рукоятки. Клинок прошел сквозь ребра, как по маслу. Противник захрипел и осел на каменную мостовую. Казанова выдернул лезвие и толкнул неизвестного ногой.

Второй нападавший, явно не ожидавший такого поворота, не стал испытывать судьбу и поспешил скрыться. Казанова посмотрел на оставшегося: он лежал на спине и смотрел в небо остекленевшими глазами.

Понимая, что попал в пренеприятную историю, Казанова быстро огляделся по сторонам и, убедившись, что никого поблизости нет, тоже поспешил ретироваться. Как говорится, от греха подальше.

Но в таких городах, как Барселона, даже стены имеют уши, глаза и язык, и уже на рассвете следующего дня Казанова был арестован и доставлен под конвоем в местную цитадель. Через четыре дня его перевели оттуда в какую-то подземную тюрьму, настоящую нору, где он не получал ни бумаги с карандашом, ни лампы, ни приличной еды. Кормили там лишь хлебом и водой, причем и эта хлебно-водяная диета имела один существенный недостаток: воду давали в неограниченном количестве, а вот хлеба не хватало. С другой стороны, у воды было одно положительное качество — она была горячая. По утрам заключенные именовали ее «кофе», в полдень — «супом», а вечером — «чаем».

В этих ужасных условиях Казанове пришлось пробыть сорок два дня. Лишь 28 декабря 1768 года он был освобожден с приказом в течение трех дней в обязательном порядке покинуть Испанию.

В 1769–1771 годах Казанова находился в Турине, столице Савойского королевства, полный решимости вести образ жизни, отличный от того, какому он следовал до того. Но, как известно, горбатого может исправить только могила. Результат — последние месяцы он находился под надзором полиции и в декабре 1771 года был выслан из Турина во Флоренцию.

На любовном фронте дела Казановы обстояли не лучше. Короче говоря, «ловкий авантюрист» и «герой-любовник» нигде и никому не был нужен. Ему было всего «за сорок», а ведь это возраст, в котором многие только начинают осознавать, что детство кончилось и все только начинается. Для Казановы же, похоже, все уже было кончено. Во всяком случае, ничего хорошего его уже не ждало.

В ноябре 1772 года, помотавшись по Италии, Казанова остановился в Триесте, городе, принадлежавшем в то время Австрии. В Триесте он жил экономно, так как у него совсем не было денег, и венецианский консул господин Марко ди Монти, как мог, поддерживал его. Наконец, измученный ностальгией Казанова получил охранное письмо, датированное 3 сентября 1774 года, которое разрешало ему свободное возвращение в родной город.

Глава двадцать первая

Жалкий стукач инквизиции

Утомившись кружить по Европе, решился я испросить помилования у венецианских государственных инквизиторов.

14 сентября 1774 года Казанова уже был в Венеции, и это, как он сам потом признается, доставило ему наслаждение и стало прекраснейшей минутой его жизни.

Прошло уже почти девятнадцать лет со времени его побега из тюрьмы Пьомби. Ему было под пятьдесят, он чувствовал себя бесконечно уставшим и мечтал лишь об одном — осесть, отдохнуть и получить, наконец, возможность свободно гулять по родному городу.

Первый визит в Венеции он, разумеется, нанес Марко Дандоло, который был, как мы помним, одним из друзей сенатора Брагадина, с которым судьба случайно свела Казанову в далеком апреле 1746 года. Маттео-Джованни Брагадин и Марко Барбаро давно умерли, а Марко Дандоло был старым холостяком и жил в своем дворце, выходящем на Большой канал, в трехстах метрах от площади Сан-Марко.

Как оказалось, в Венеции все очень сильно изменилось. Конечно, Марко Дандоло немного помог Казанове деньгами, но это, как говорится, было лишь каплей в море. Конечно, с голода Казанова не умирал, но для человека, привыкшего к роскоши, к игре по-крупному, к женщинам и высшему обществу, две-три сотни ливров в месяц выглядели настоящей нищетой. Это был страшный удар по самому больному его месту — по самолюбию. Надо было срочно что-то предпринимать.

И Казанова предпринял. В ноябре 1776 года он стал… платным доносчиком инквизиции. Кстати сказать, в этом же месяце, 29-го числа, в Дрездене умерла его мать, а с учетом того, что 18 декабря 1733 года умер и Гаэтано Казанова, это означало, что теперь наш герой стал круглым сиротой.

Говорят, что родители, постоянно балующие своих детей, обрекают их на несчастье. Может быть, это и так. Но родители, вообще наплевавшие на своих детей, тоже явно не делают их счастливыми. Жизнь Джакомо Казановы — тому наглядное подтверждение. Ему уже за пятьдесят, и кто он? Жалкий платный осведомитель, презираемый всеми, в том числе и теми, на кого он работал.

Казанова начал этот новый для себя вид деятельности под псевдонимом Анджело Пратолини. Признаем, статус профессионального стукача довольно необычен для распутного авантюриста, изрядно пострадавшего от тюремного заточения и бесчисленных высылок. По всей видимости, дело тут было не только в деньгах…

В Италии оплотами инквизиции всегда были Рим и Флоренция. Венеция поначалу отказалась учредить у себя инквизицию, и туда стали стекаться беглецы из других государств. Вскоре Римский папа потребовал покончить с этим, и власти Венеции сочли за благо не идти на конфликт.

В Венеции инквизиция возникла в XIV веке, однако, в отличие от той же испанской, она следила лишь за политической ситуацией в республике, но не за распространением ереси в широком смысле этого слова. В Венеции инквизиция подчинялась городским законам, а конфискованное имущество поступало в городскую казну. Возглавлял венецианскую инквизицию Высший трибунал, который состоял из трех инквизиторов. Во времена Казановы этими тремя инквизиторами были сенаторы Франческо Гримани, Франческо-Джованни Сагредо и Аоло Бембо.

Если честно, рвение Казановы на этом новом поприще поражает. Казанова-доносчик все пускал в ход, лишь бы его донесения удовлетворяли его новых хозяев. Простая история супружеской измены у него превращалась в «запутанную ситуацию, могущую иметь самые серьезные последствия», любой затор на улице, вызванный компанией, беззаботно усевшейся в кружок, — в «центр темных и возмутительнейших слухов».