Сущий дьявол - Данелла Хармон

И вдруг Гвинет почувствовала, что летит за борт.

Оказавшись в ледяной воде, Гвинет вскрикнула. А затем стала погружаться все глубже и глубже — намокшие юбки тянули ее вниз, в холодную черную пучину. На мгновение промелькнула мысль: сдаться и умереть. Но уже в следующее мгновение Гвинет рванулась вверх и вынырнула на поверхность. Она закашлялась, закричала…

А потом что-то больно ударило ее по ребрам. Наконец Гвинет поняла, что кто-то забросил ее в лодку. Она открыла глаза и узнала красавца-матроса, который недавно переправлял на берег труп.

— Плывем отсюда, мэм, дела приняли дурной оборот, — проговорил матрос и взялся за весла.

— Я не могу! Я должна вернуться! Там лорд Морнингхолл! Он хотел спасти меня, но заключенные захватили судно. Они убьют его! Верните меня обратно!

Матрос на мгновение выпустил весла и крепко сжал руку Гвинет, пытаясь успокоить ее. Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Там вы ничего не сможете сделать!

Не говоря больше ни слова, он стал изо всех сил грести к берегу. На судне раздавались выстрелы; Гвинет слышала предсмертные душераздирающие крики и видела летевшие за борт тела.

— Вы не можете оставить его на растерзание! — в отчаянии закричала она. — Они убьют его!

Матрос продолжал грести, стремясь как можно дальше отплыть от судна.

— Черт возьми, доставьте меня обратно на корабль!

Матрос не обращал на крики Гвинет ни малейшего внимания. Наконец, когда они оказались в безопасности, он поднял на Гвинет свои зеленые глаза и с грустью в голосе проговорил:

— Если они его еще не убили, то наверняка убьют, пока мы будем добираться до него. — Легонько коснувшись ее плеча, он добавил: — Слишком поздно, миледи. Слишком поздно.

Гвинет молча смотрела на матроса. Она прекрасно понимала, что он прав. Наконец, не выдержав, она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

Джек Клейтон, отчаянно ругаясь, прокладывал себе путь среди разбушевавшейся толпы — он пытался пробиться в каюту. Его били по голове и по плечам, однако Джек не чувствовал боли, он стремился только к одному — добраться до маркиза. Клейтон орудовал своим мушкетом, словно булавой, — наносил удары направо и налево. Медленно, но верно он приближался к каюте. Лицо его оставалось бесстрастным, движения казались машинальными; люди, падающие под его ударами, Клейтона не интересовали — они были всего лишь кровожадной взбунтовавшейся массой. Его друг Эл Кавендиш продвигался рядом с ним, бок о бок. Наконец они достигли распахнутой двери каюты.

Краем глаза Клейтон заметил слюнявого труса Редли; лицо лейтенанта исказилось не столько от страха, сколько от возбуждения, когда он отбегал от поручня, через который перебросил леди Симмз.

— Берегись, Джек! — крикнул Кавендиш.

Клейтон, повернувшись, едва не столкнулся с разъяренным заключенным, который собирался нанести ему удар ножом. Джек взмахнул мушкетом — и заключенный рухнул на палубу; беднягу тотчас же затоптали десятки ног.

— Прочь, мерзавцы! — заорал Клейтон, опуская мушкет на плечи тех, кто преграждал ему дорогу. — Назад, негодяи!

Справа от себя Джек увидел молодого матроса Пола Мэтсона, который целился из короткоствольного ружья в группу заключенных. Раздались выстрелы, слившиеся в оглушительный треск. Заключенные один за другим стали валиться на палубу.

Отчаянно ругаясь и размахивая мушкетом, Клейтон ворвался в каюту. Обезумевшие от грохота выстрелов, заключенные бросились к выходу. Клейтон крушил всех зазевавшихся, продвигаясь к лорду Морнингхоллу, который лежал на полу среди опрокинутых стульев. По белой рубашке маркиза расплывалось кровавое пятно.

Почти добрался, подумал Клейтон. Последний из заключенных, попытавшийся проскочить мимо него, оказался не кто иной, как зачинщик мятежа Арман Море. Руки француза были в крови, лицо исказилось в безумной ухмылке. Ни секунды не колеблясь, Клейтон поднял мушкет, взвел курок и выстрелил в обнаженную грудь мятежника.

Оглушительный грохот эхом прокатился по каюте. Затем воцарилась гробовая тишина. Когда дым рассеялся, Клейтон, кашляя и отплевываясь, бросился к маркизу, лежавшему в луже крови.

Лорд Морнингхолл не шевелился. Из его спины торчала рукоять ножа.

Клейтон понурился, как бы признавая свое поражение. Он взглянул на стоявшего рядом Кавендиша и заорал:

— Тысяча чертей!

В спальне было темно и тихо, как в склепе. Лишь на стул падал из окна лунный свет. Но и луну то и дело затягивали пробегавшие по небу облака. Свеча на столике у кровати не горела — одни лишь уголья мерцали в камине. По комнате гулял холодный ветер, вздыхавший, словно привидение.

На стуле же, склонив голову, сидела молодая женщина. Ее еще влажные волосы были собраны на затылке и перетянуты черной бархатной ленточкой. Она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. Глаза Гвинет, полные неизбывной тоски, были обращены к окну, выходящему на бухту, где виднелась плавучая тюрьма.

Смотреть на бухту было мучительно больно, но отвести глаза Гвинет не могла.

Там, в отдалении, за ее розарием и домами, виднелись огни шлюпок, переправлявших морских офицеров к плавучей тюрьме и обратно на берег.

Гвинет не знала, какая шлюпка забрала тело Морнингхолла с места кровавой бойни. И не запомнила имя своего спасителя — его звали то ли Кьернан, то ли Коннор. Во всяком случае, он благополучно доставил ее на берег и тут же исчез в толпе офицеров и матросов. Никто не обращал на нее внимания. Никто не мог ей помочь. И никто не откликался на ее мольбы — она просила доставить ее к Деймону. В конце концов Гвинет проводили в какую-то комнату при морском управлении, расспросили и велели ждать. Она долго сидела на скамье, наконец почувствовала, что кто-то осторожно трогает ее за плечо. Подняв глаза, Гвинет увидела лицо Мейв, леди Фальконер. Подруга вывела Гвинет из здания, усадила в свою карету и отвезла домой.

Остаток вечера она проплакала. И почти ничего не помнила. Правда, помнила, как Мейв что-то тихонько говорила ее сестре. И помнила, как Рианнон отвела ее в ванную комнату, где горничная уже приготовила теплую ванну. Слезы скатывались по ее щекам и падали на ковер, а сестра снимала с нее мокрую одежду.

— Я должна была его спасти! — выкрикнула Гвинет, сидя в теплой ванне. Рианнон молча выжимала из губки горячие ароматные пузырьки мыла, падавшие ей на плечи и на спину. — Теперь я знаю, Рианнон: он добрый, сердечный человек, способный сострадать. Но поздно, я не увижу его больше… Я лишь помню, как его пинали и били…

— Я знаю, — прошептала Рианнон.

— У него не было ни малейшего шанса… Хотя нет, у него был один шанс, и он предоставил его мне.