Прыгнуть выше себя - Игорь Росоховатский

Затем опыты с кварцевыми пластинками подтвердил молодой физик, составил теорему.

Эти сообщения потрясли меня. Я понял, что пробудила во мне вспышка моего взрыва, понял причину Группового фото, несмываемо записанного в памяти «национального героя» — убийцы, сбросившего атомную бомбу на вражеский город, испепелившего в нем своих братьев и сестер. Мне не уйти от памяти, есть лишь один выход...

Сегодня я проснулся, как всегда, на рассвете, в липком поту. Серая мгла вползала через полуоткрытое окно моей квартиры на девятнадцатом этаже. Из радиоприемника, который я оставил включенным, доносились слова диктора: «...правительство запретило поход. Марш мира к военной базе организован врагами нации и государства. Но они не добились своего. Как нам стало известно, среди участников марша не будет ни одного уважаемого гражданина...»

Слова диктора временами заглушал странный шум с улицы — будто звучала песня под гул моторов...

Я открыл окно побольше, выглянул и понял, что это за странный шум. На площади поют демонстранты, а с другой стороны, с магистральных улиц, подтягиваются броневики, перекрывая дороги. Я видел цепочки солдат, поспешно занимающих свои места. Ну что ж, пора и мне... Интересно, решатся ли «героя нации» объявить «неуважаемым гражданином, врагом государства»? Впрочем, этого мне уже не узнать...

Я поспешно съел сандвич. Не идти же на праздник с пустым желудком. Чуть смежил веки, проверяя: все мое достояние — мое фото — со мной.

Квартиру я не стал закрывать: какой смысл, ведь знаю, что не вернусь, что войска выполнят приказ. Но мне не страшно ни капельки. Когда разрывающий удар наконец заглушит нестерпимую боль, постоянно гложущую меня изнутри, в свой последний миг я не увижу ни падающих вокруг людей, ни огня. В памяти высветится лишь Групповое фото ближайших родственников — симпатичные, милые лица, проявленные силой, действующей быстрее скорости света...

ФАНТАСТИКА

За открытым окном качались ветки сирени. Узоры двигались по занавесу, и мальчику казалось, что за окном ходит его мать. «Белая сирень» — ее любимые духи.

— Папа, мама вернулась.

Мужчина оторвал взгляд от газеты. Он не прислушался к шагам, не подошел к окну — только мельком взглянул на часы.

— Тебе показалось, сынок. До конца смены еще полчаса. И двадцать минут на троллейбус...

Он удобней улегся на тахте и снова уткнулся в газету.

Прошло несколько минут. Отчетливо слышался стук часов, и это было необычным в комнате, где находился бодрствующий восьмилетний мальчик. Взрослый повернул к нему голову, увидел, что сын рассматривает картинки в книжке, и успокоился.

— Папа, в газете написано про Францию? Удивленная улыбка появилась на лице мужчины:

— Почему тебя заинтересовала Франция?

— Нипочему. О Гавроше там ничего нет?

«Вот оно что! Он прочел книгу о Гавроше»,— подумал взрослый, удовлетворенный собственной проницательностью.

— В газете пишут в основном о последних новостях, о том, что делается в мире сейчас. А Гаврош жил во времена Французской революции. К тому же это лицо не настоящее, а вымышленное — из книги Виктора Гюго.

Заложив пальцем прочитанную страницу, мальчик закрыл книгу и взглянул на обложку.

— Ну и что же, что Гюго. Гаврош все равно жил.

Взрослый приподнялся, опираясь на локоть. На его щеке краснел, как шрам, отпечаток рубца подушки.

— Не совсем жил, сынок. Как бы это тебе объяснить... Были, конечно, такие мальчишки. Но Гаврош, каким он показан в книге, жил лишь в воображении писателя. Гюго его придумал.

Он умолк, считая объяснение исчерпывающим.

— Видишь, как ты сам запутался, папа,— с досадой проговорил мальчик.— «Жил, но не совсем». Просто ты слабо разбираешься в некоторых вещах.

«Он повторяет Зоины слова»,— подумал мужчина и с некоторым раздражением произнес:

— Конечно, я ничего не смыслю в истории и книгах. Я никогда не был мальчишкой и совсем забыл, что яйца должны учить курицу.

— Ты просто забыл, как был мальчишкой,— слова звучали примирительно. Маленький человек решил, как видно, быть терпеливым и снисходительным, вспомнив, что его завтра могут не пустить в кино.— А Гаврош жил во Франции. Там есть еще такой город Париж...

— Столица,— подсказал взрослый.

Мальчик внимательно посмотрел на пол, будто там он мог проверить слова отца.

— Пусть будет столица,— согласился он.— Но это неважно. Важно, что там была Коммуна.

Его глаза сузились, напряженно вглядываясь во что-то. Взрослый посмотрел туда же, но ничего не заметил.

— Этот Гаврош был вовсе не из книги. Он жил в рабочем предместье. А уже оттуда попал в книгу. Он любил бродить по берегу реки...

— Сены,— подсказал мужчина, но мальчик не слышал его слов.

— Там была каменная лестница, по ней он спускался к самой реке. Его встречал рыбак с длинными усами и в шляпе, похожей на старую кастрюлю без ручек...

«Фантазирует,— улыбаясь, думал взрослый.— Но откуда такие подробности: каменная лестница, старая шляпа с заплатами?..»

— По реке плыли груженые суда,— продолжал мальчик, время от времени поглядывая на видимую ему одному карту с лесом и парками, с отчетливыми узорами ковра; с прохладными озерами, притаившимися в выщербинах паркета. Тень от письменного стола, которая обычно определяла границы большой, темной и угрюмой страны, сейчас была главной буржуйской площадью. Тень от ножки торшера обозначала реку.

Это была особая карта, где город в один миг мог превратиться в государство или в океан, озеро — в дом, река — в улицу или одновременно быть и рекой и улицей.

— От усатого рыбака Гаврош узнал, что завтра будет бой с главным буржуйским полком. Гаврош должен был взять свой барабан и просигналить по кварталам предместья сбор...

«Он все смешал воедино — Гавроша, Парижскую ком-мунну и маленького барабанщика»,— подумал взрослый, с любопытством прислушиваясь к рассказу сына.

— И знаешь, папа, он сигналил особо. Его понимали только наши, а враги ничего не могли разобрать. Кроме одного врага, который притворился нашим. У него было два глаза — один настоящий, а другой — стеклянный, и два сердца. Поэтому никто и не мог догадаться.

«Вот кусочек из какой-то сказки»,— подумал взрослый.

— Этот шпион предупредил буржуйский полк, и на рассвете начался бой. Наши построили баррикаду из булыжников, столов и перевернутых карет. Приготовили много камней. Те, кто был послабее, стреляли из ружей, а силачи бросали камни. Мальчишки тоже не сидели без дела. Тот, кому не досталось винтовки, стрелял из рогатки. Но у рогаток была такая резина, что камень летел, как пуля.