Океан. Выпуск десятый - Светлана Мекшен

— Эй! Землемер! Начальство вызывает. На видимости — Таллин.

Сосняга, еще не раскачавшись и не прийдя в себя после глубокого сна, моментально, будто и не был в объятиях Морфея выскочил из кубрика в кокпит.

— Товарищ адмирал, капитан второго ранга Сосняга по вашему приказанию…

— Стоп, стоп, Роман Васильевич, — перебил его Хоттабыч. — Не так официально… Я прошу вас сменить на руле Юхана Оттовича.

— Есть сменить. Место не определяли?

— Ньет. Я ж почти дома, — улыбнулся Крабик.

— Тогда потерпите минутку, — произнес Сосняга и склонился к пеленгатору компаса. — Вот только…

Крабик, не отпуская румпеля, откуда-то из-под себя вытащил кинокамеру и пострекотал ею, направив объектив сначала на Хоттабыча, потом на Соснягу и, наконец, на едва видимый берег Эстонии.

— Вот только… уточню местечко… Маяк Аэгна — сто двенадцать… Благо есть возможность… Маяк Нейсар — двести сорок восемь… И сразу же сменю… Знак Кескмодала — сто шестьдесят два… Вот.

Произнеся это заклинание, Сосняга скрылся в люке рубки и действительно через минуту снова появился в кокпите.

— Не очень, но терпимо. Чуть погодя уточню. А сейчас, товарищ адмирал… Анатолий Юрьевич… разрешите сменить вахтенного?

— Добро. Сменяйте, Роман Васильевич.

Крабик, отдав румпель, взобрался на крышу рубки и, сощурившись, принялся разглядывать далекий силуэт родного города со знакомыми «осциллографическими всплесками» — кирха Олевисто, телевизионная башня, гостиница «Виру», Ратуша, башня «Длинный Герман»…

— Как говорится, мимо дома с песнями? — заметил Брандо.

— Та. Мимо. Но пес песен.

— Будут! — Брандо включил магнитофон, и сейчас же над заливом раздался голос Георга Отса, с удивительной дикцией и задушевностью запевшего, словно гимн: «Таллин! Мой Таллин!..»

Крабик кашлянул несколько раз, точно у него запершило в горле, и сказал каким-то незнакомым голосом:

— Та. Спасипо… Жаль, нельзя зайти ко мне: Айна — моя жена — угостила бы кажтого из нас чашечкой кофе с ликером «Вана Таллин» и чутесными слоенками. Она — молотец!

— Приглашение принято, Юхан Оттович, — подал голос Хоттабыч. — После похода — сразу же к тебе. Всем экипажем.

— О! Пожальста. Айна путет ошень рата. Только не опастывать, а то у остывших слоенок вкус не такой.

Дальнейшая жизнь на яхте пошла своим чередом, спокойно и размеренно, как и накануне, когда каждый занимался своими домашними делами.

Рано утром следующих суток «Меркурий» покинул Финский залив. Слева виднелись низкий, прерывистый, словно пунктир, голубовато-зеленый остров Хийумаа, а чуть ближе — рыболовные сейнеры, словно россыпь белых и черных точек. Довольно неожиданно и лихо к борту яхты подошел светло-серый, или, как говорят военные моряки, окрашенный в шаровый цвет, катер под зеленым флагом. Морские пограничники, не торопясь, но быстро, проверили документы у членов экипажа яхты, судовые документы, поинтересовались, не нуждаются ли яхтсмены в чем-нибудь, и после этого, пожелав им счастливого плавания, умчались в сторону острова.

Изменив генеральный курс влево, на юго-запад, «Меркурий» начал стричь волны уже не Финского залива, а собственно Балтийского моря. И почти сейчас же ветер изменил направление и стал встречным. Поэтому всю дальнейшую дорогу пришлось идти навстречу волнам. Корма без устали выписывала над водой дьявольский эллипсоид: вверх — вправо — вниз — влево — вверх — вправо… И так бесконечно. С ума сойти можно!

Чтобы этого не произошло, Крабик с согласия Хоттабыча решил занять Вячека работой и поручил ему приготовить на ужин макароны по-флотски. А сам тем временем, словно не замечая малоприятных пируэтов яхты, принялся реконструировать трубопровод камбузной раковины. Для этого один из галсов пришлось так затянуть, что, по уверению Брандо, «Меркурий» чуть не уткнулся в Швецию. «А в остальном, прекрасная маркиза, — все хорошо! Все хорошо!» Во всяком случае, так утверждали Леонид и Эдит Утесовы, голоса которых вырывались из динамика магнитофона. Так, возможно, и было бы — все хорошо, если бы не продолжавшиеся разногласия между Вячеком и Нептуном.

Когда Вячек, державший в левой руке коробку с макаронами, появился в кокпите, чтобы правой рукой пошарить в бочке, Брандо обратился к юноше:

— Ну, что собираешься готовить на ужин?

— Макароны. По-флотски… Будь они неладны!

— А у тебя достаточно ясное представление о том, как готовить это блюдо?

— Не очень. Но под руководством Юхана Оттовича надеюсь, что справлюсь.

— Ну, тогда давай.

Набрав полный рот капусты, Вячек уже собирался спуститься в кубрик, как Брандо вдруг задал вопрос, ошеломивший юношу:

— Слушай, стряпуха, а ты макароны продул?

Вячек, поперхнувшись капустным соком, остановился в недоумении и едва выдавил из себя:

— Ф-ф-фто?!

— Я спрашиваю: ты макароны продул?

Юноша отрицательно мотнул головой, а Брандо не менее выразительно скорчил осуждающую мину на лице.

— Я так и знал! И куда только смотрит чиф?.. Впрочем, заработался, видать, человек. Вот и забыл, бедняга. А из-за этого… О! Господи! Мы чуть-чуть…

— Что «чуть-чуть»? — розовея и глубоко дыша, спросил Вячек.

— А то, что в макаронах есть дырочки внутри, заметил, стряпуха?

Вячек кивнул головой, но все же посмотрел на торчащие из коробки концы макарон.

— Так в этих дырочках, — продолжал менторским тоном Брандо, — всегда полно всякого мусора: какой-то трухи, крошек, пыли, щепок. Часто туда забираются тараканы. Тараканов же, как тебе известно, и на фабрике, и на складах, и в магазинах, и даже дома морят дустом и прочей химией. А они от этой химии только толстеют и накапливают в себе яд. Вот и получается, что они для нас вроде пилюли с отравой.

У Вячека брови полезли на лоб. Но Брандо, делая вид, что не замечает этого, продолжал скорбным голосом:

— Не дай бог съесть макароны с такой начинкой! Вот поэтому макароны следует продувать перед употреблением… Разве ты не видел, как это делает мама?

— Нет… — неуверенно ответил Вячек.

Сосняга, слышавший и видевший всю эту сценку, безмолвно, без какого-либо намека на улыбку занимался своим прямым делом: следил за парусами и движением яхты, чтобы вовремя сдержать ее попытки рыскнуть в сторону, наблюдал за окружающей обстановкой. Ему было просто не до зубоскальства Брандо и наивности Вячека.

Оглянувшись и убедившись, что никто на него не смотрит, Вячек смущенно вытащил из коробки макаронину и нерешительно дунул в нее, после чего заглянул в дырочку, как в канал ствола винтовки. Потом взял вторую макаронину, третью, четвертую. Из пятой, когда он дунул, вылетело маленькое, едва заметное, облачко мучной пыли. Обрадованный, он, забыв о том, что яхту весьма изрядно мотает, принялся за дело на полном серьезе — более решительно и энергично.

Неизвестно, долго ли продолжалась бы эта операция, которой Брандо успел дать кодовое название «Таракан», если бы не вмешательство Сосняги:

— Вячеслав, хватит заниматься ерундой. Предупредите Юхана Оттовича, что сейчас будем менять галс. И постарайтесь, чтобы у вас на камбузе ералаш не случился.

— Понял.

Вскоре после того, как Вячек скрылся в люкс, Сосняга громко скомандовал:

— К повороту!.. Трави грота-шкот! Стаксель-шкот — втугую!

— Сделано! — отозвался Брандо и тут же крикнул в люк: — Эй, стряпуха! Не забудь и промыть тоже! Для надежности! — И, закрутив головой, Брандо затрясся от смеха.

Яхта уже давно лежала на новом курсе, и Брандо успел забыть про свой совет Вячеку, когда в рубке послышался какой-то шум, за которым, гремя кастрюлей, в кокпит выскочил Вячек, похожий на мексиканского бойцового петуха. Вслед за Вячеком из люка стремительно высунулся Крабик и схватил «петуха» за куртку. Но тот резко повернулся и, крикнув: «Получай, наставник!», довольно ловко запустил в Брандо слипшимся комком теста, который образовался после промывания макарон холодной водой.

Юхан Оттович обнял юношу и, похлопав по плечам, пытался успокоить его. Но тот рвался, метался и с болью в голосе выкрикивал, видимо, потеряв контроль над собой:

— Да пропадите вы все пропадом! Пропадите имеете с вашей проклятой яхтой! И вместе с морем заодно!.. Обжоры чертовы… Я ж не знал… А вы!

Он дернулся с новой силой, по Крабик был начеку и Вячека крепко прижал к себе.

— Не нато так. Пожальста. Он только пошутиль. Он не хотел тепя опитеть.

Так несколько минут, прижимая к себе Вячека, тихо приговаривал Юхан Оттович. Постепенно всхлипывания юноши стихли, он отер лицо, осторожно высвободился из железных объятий Крабика и, ни на кого не глядя, скрылся в люке.

Крабик укоризненно посмотрел на Брандо и произнес:

— Зачем же так?

— Да ведь я ж, чиф… — начал было Брандо, но, не досказав, махнул рукой и принялся снова отдирать от физиономии остатки теста.