Где спряталась ложь? - Людмила Сурская

— Я хочу, пройти по этому мосту, — метнув в него безумным огнём горящих глаз и стараясь игриво плеснуть капельками воды с пальцев, почти простонала она.

— Надо пройдём, — прохрипел Никита, поняв её борьбу с собой, он просто подтолкнул женщину к желанию, утонув в нём моментально сам. И как удержаться, если светлыми волосами, рассыпавшимися по накидке, играет проказник ветерок, устраивая ей милый беспорядок, глаза в отсветах огней горят огнём, руки жарки, а тело податливо. Он знает что под тканью голые плечи и… к тому же влажный рот так чувствителен. Но Лена пылая, зажгла не только его. Пользуясь свободой бушующего карнавала и масками, обеспечивающими безнаказанность, её захотели иметь певец и гондольер. Никите пришлось махануть размашисто кулаками и, оставив барахтаться мужиков в холодной воде самому подогнать лодку к берегу. Он боялся, что Лену тот случай напугает, но она смеялась, разгорячаясь всё больше и больше. Обняв, он вёл её к дворцу. Не далеко проходил узкий канал и мост.

— Куда мы идём?

— Сейчас увидишь. Ты хотела посмотреть мост?

— Да.

— Любуйся — мост вздохов.

— С ним наверняка связана какая-то любовная трогательная история.

— Совсем нет, золотко. В Средневековье по этому мосту вели узников на казнь. Они, прощаясь с городом и свободой, тяжело вздыхали.

— Так просто…..

— Тюрьму посмотреть хочешь? Между прочем, в ней в её сырых подвалах томился сердцеед Казанова, чьим смыслом жизни был поиск идеала красоты. Отсюда он и бежал.

— А твой смысл жизни в чём? — игриво развернулась она к нему.

— В удовольствии, — сжал он её грудь. — Никогда бы не подумал, что ты такая расположенная до возгорания штучка. Чего тебе хочется ещё?

— Танцевать!

— Побежали догонять бесконечный хоровод.

Но бежать не довелось. Их зажали на том узком мосту те же две нелепые дамы. Что-то в них насторожило Никиту, а когда в крупной руке одной сверкнуло оружие, он не думая скинул их друг за другом в канал. Лена ничего не поняла, приняв случившееся за спектакль. По легендам же под покровом маски раньше разделывались на карнавалах запросто с соперниками. Никита же успокоился только тогда, когда понял, что Лена не приняла случившееся всерьёз.

Лена веселилась в зажигательной пляске до тех пор, пока взгляд её не упал на трёх наряженных в костюмы обольстительных одалисток девиц, шарящих руками по Никите. Она встала как вкопанная, но, отмерев бесцеремонно оттолкнув барышень, потащила хохочущего Кушнира подальше от этой цветной суеты.

— Мать моя, ты чего развоевалась, — смеялся он.

— Идём в номер, я устала.

— Неужели, — потешался он, — а по-моему в тебе проснулись собственнические инстинкты.

— Называй это, как хочешь, но делить с ними тебя я не собираюсь. "Если б ты знал. — Крутилось в мозгу, боясь слететь с языка. — Что мечтой каждой бабёнки от мала и до гробовой доски, — является чувствовать себя единственной. Может в этом наша трагедия и ошибка, но такие уж мы есть".

— Это не с карнавалов пошло. На Руси тоже хватало причуд. — Ухмылялся он.

— Что ты говоришь, ну например? — Закипела Лена.

— Словяне тоже не лыком шиты. Бани не разделяли на мужские и женские: мылись "всем скопом", и парились "родственного присвоения не берегучи". Я уже не говорю о различных обрядах проводимых там. Так что, знай наших!

— Что ты хочешь?

— Возьми себе главную роль, а им отдай второстепенную…

— Но они потом меня побьют…

— А я на что?

— Сегодня ты превратил мою жизнь в балаган…

— Мы на карнавале… Но ты права, нам пора. Нас ждёт бал.

В номер попали под утро. Полумёртвые от усталости. Проспали полдня. Ей уже никуда не хотелось идти. Всё тело от такого безумного движения болело. Никита вполне бодренько улыбался рядом:

— Привет! Что-нибудь хочешь?

— Кофе и полежать. На сколько мы приехали?

— На два дня. Хочешь остаться ещё?

— Упаси Бог. Как бы найти силы пережить эту ночь. Ты здесь бывал раньше?

— Угу.

— Значит, мне не показалось. А на карнавале в Бразилии?

— И там. Ты хочешь побывать и на нём?

— Откуда у тебя такие средства?

— Я ж был холостым мальчиком. Всё заработанное моё. Вот и развлекался.

"Поверила или нет — это другой вопрос, но промолчала". — Подумал он. Вечер прошёл довольно-таки спокойно. Но Никита всё равно был осторожен следя за всеми, кто крутился около них. По ходу посмотрели старинное искусство пантомимы, где основные действующие лица Арлекино, Пьеро, Панталоне. Прелюдию к представлению актёры разыгрывали на воде в лодке. Зрелище потрясающее и, как сказал Никита, незабываемое. Потом лицезрели клоунов и уличных мимами. Гадали у гадалки. К ней потащил Никита. Сказав, что именно здесь ему нагадали встречу с ней. Лена ворчала на счёт того, мол, мало что ли своих цыган обманщиков, чтоб ещё в Венеции гадать. Но Никита, несмотря на её протесты, всё равно пообщался с гадалкой и потом долго смеялся, услышав приговор своей судьбе ворожки. Посидели опять уже в другом кафе, на площади, попивая кофеёк и любуясь прекрасным видом. Имея пригласительный, было не сложно. Всюду взрывают небо разноцветное конфетти. Площади и улицы, каналы и мосты, даже гондолы самого необычного в мире города превратились сегодня в огромную сцену. И на каждом кусочке этой сцены разворачивается захватывающее действо красивого карнавала. Отдохнув за столиком и выйдя на площадь, они опять попали в водоворот безумной толпы. Пёстрый людской поток веселится и танцует. Это не кино и не сказка, а карнавал.

Никиту беспокоил этот случай на мосту. Что это, простое ограбления или уже начавшаяся охота на Лену? Надо быть осторожными.

Лене хватило до весны впечатлений. А та убранная цветами красавица не ломалась и совсем не заставляла себя упрашивать на приход. Разогнав ветром лёд на реках и зимние тучи. Нагрянула ярким солнышком и звонкой капелью. Отгуляла весёлой Масленицей и блинами. И распушив вербу зажелтела первыми цветами мать и мачехи на облюбованных солнышком пригорках. Тонкий аромат свежести и первых цветов плавал за окнами, забираясь в сердца. Но, не смотря ни на что, что-то мешало вдохнуть полной грудью. А так хотелось быть счастливой. Это потому, что весна — пора солнца, красоты и обновок. Наверное, надо выглядеть самой-самой. Долой хандру. Буду желанной, элегантной и, если нельзя счастливой, то хотя бы довольной жизнью. Жизнь же, тем не менее, шла своим чередом. Никита, вернувшись из командировки, вёз Лене плетёную корзиночку подснежников. Заранее знал что обрадуется, прыгнет на шею и будет горячо целовать… Но Данька был дома один. Сидел как всегда за компьютером и, доставая с подноса на ощупь еду, жевал.

— Чем занят? — выхватил Никита у него из-под руки, отправляя в рот пол котлеты. — Вкусно! Мать где?

— В больнице.

— Что? В какой больнице? Я с ней час назад разговаривал… Что случилось? Я с кем разговариваю. Отцепись ты от этой доски. — Развернул он к себе Даньку от монитора, находясь в лёгком обалдении.

— Чего ты так шумишь. Она и была дома, вызвала полчаса назад такси и уехала.

Никита гудел как труба.

— Ночью? Не умничай, что случилось с ней?

Тот развернулся к бушующему Никите и спокойно доложил:

— Ничего не случилось. Туда и ложатся ночью, куда она поехала.

Но тот ни черта не понимал и отсюда бесился.

— Не тяни кота за хвост, куда это туда?

— В гинекологию, — уточнил туподоходящему мужику Данька.

Но Никита всё равно ничего не понял, потому что спросил:

— Зачем?

Тут уж Данька не сдержался и хрюкнул.

— Это тебе лучше знать. Ты с ней спишь. Моё дело только предполагать. Прикидываю я, что весело вы провели время в Венеции, плодотворно. Плоды, как видим, не задержались — это правда. Как правда и то, что достались они моей матери. Впрочем, не удивительно.

Никита не верил своим ушам. А придя в себя, принялся трясти его с новой силой.

— Что она тебе сказала, разумник?

— Ничего, я сам догадался. Собрала сумку и сказала, что на одну ночь поедет к знакомым, — ухмыльнулся он.

— Может так оно и есть? — неуверенно сказал Никита, устало вытирая ладонью лицо.

— Ага, сейчас. Я анализы видел и направление.

— В какую больницу? — рявкнул Никита.

— А я знаю.

Никита достал чертыхаясь мобильный и позвонил Сане, дав задание разыскать её по спискам в приёмных покоях.

— Ты куда? — забеспокоился Данька.

— Мать найду.

Паренёк покрутил у виска.

— Не соображаешь совсем что ли. Зачем смущать.

— Это моё дело…

Данька выпучил глаза и как немой минуту мотал руками, пока выдавил из себя:

— Никита ты что обалдел. Оставить его хочешь?

— Не лезь, иди лучше разогрей мне поесть.

Данька, недовольно ворча, ушёл в кухню, но не угомонился, и оттуда донеслось: