Дом Люцифера - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина подняла глаза к небу всего лишь раз — настолько сосредоточена была на том, что ей предстоит совершить. Целых два очень важных задания. С виду совсем старуха. Сгорбленная, согнутая чуть ли не пополам — возможно, не только от старости, но и от недоедания. И несла она потрепанную полотняную сумку. Помимо окутывающего всю фигуру балахона, на ней была еще традиционная белая пуши — некое подобие повязки, прикрывающей нижнюю часть лица. Пуши оставляла открытыми только глаза — черные и внимательные.
Она торопливо прошмыгнула мимо окон-"фонарей" с резными деревянными ставнями, которые не позволяли заглянуть внутрь, а находившимся в доме улицу было видно. И вот, наконец, свернув за угол, оказалась на извилистой оживленной улице, освещенной старинными фонарями и звеневшей людскими голосами. Торговцы отчаянно расхваливали свой скудный товар, покупатели с динарами столь же отчаянно торговались, повсюду бегали и кричали босоногие ребятишки. Никто не удостоил женщину даже беглого взгляда. Жизнь на старой улице кипела, страсти достигли своего накала, тем более, что близился час закрытия — вся торговля в городе прекращалась ровно в 8.00 вечера.
И вдруг прямо на пути у нее возникли три солдата из грозной республиканской гвардии Саддама Хусейна — молодчики в темно-зеленой форме и с оружием за поясом.
Она вся напряглась. Гвардейцы приближались. Слева от нее находились открытые торговые ряды, на одном из прилавков фермер разложил привезенные из деревни свежие фрукты. Вокруг собралась толпа, люди отталкивали друг друга и шумно торговались. И она полезла в складки своего одеяния, достала несколько динаров и присоединилась к толпе, пытаясь уговорить торговца сбросить цену.
Уголком глаза она продолжала следить за гвардейцами, и сердце у нее колотилось как бешеное.
Солдаты подошли и наблюдали за сценой. Один лениво и насмешливо отпустил какое-то замечание, второй ответил в той же манере. Они выглядели такими сытыми и уверенными в себе. И вскоре вся троица хохотала над разгоряченной толпой.
Женщина вся вспотела, продолжая вымаливать торговца продать ей фрукты подешевле. Столпившиеся вокруг иракцы нервно поглядывали через плечо на молодчиков Хусейна. Кое-кто поспешил отойти в сторонку, от греха подальше.
Наконец гвардейцы выбрали себе жертву: булочника с целой горой батонов под мышкой. Пряча лицо, он поспешно выбирался из толпы. Женщине этот человек знаком не был.
Грозная троица окружила несчастного, гвардейцы полезли в кобуры за пистолетами. Один выбил из-под руки у него батоны и начал топтать. Другой ударил наотмашь рукояткой пистолета по лицу.
В полотняной сумке у женщины был револьвер. Больше всего на свете ей хотелось выхватить его и пристрелить этих извергов. Лицо под белой пуши пылало от ярости. Она прикусила нижнюю губу. Выхватить оружие и стрелять, немедленно!
Нет. Нельзя. У нее есть работа. Очень важное дело. И она должна остаться незамеченной.
На улице началась настоящая паника. Булочник упал, люди отворачивались и старались убраться подальше и как можно быстрей. С людьми, привлекшими внимание безжалостных гвардейцев, случались самые страшные вещи.
Кровь заливала лицо булочника, он дико кричал. Женщина видела, как двое молодчиков схватили его за руки и поволокли куда-то. Наверное, его арестуют и бросят за решетку. А может, просто изобьют до полусмерти и отпустят. Предугадать невозможно. И его семье придется изрядно похлопотать, чтобы освободить несчастного.
Прошло, наверное, не больше минуты, но она показалась ей вечностью. Воздух, словно перед грозой, стал тяжелым и таким плотным, что, казалось, было нечем дышать. Слабое утешение, что эти мерзавцы выбрали своей жертвой кого-то другого. В следующий раз жертвой можешь стать ты.
Но жизнь продолжалась. На узкую извилистую улочку вновь вернулись звуки. Появились люди. Крестьянин взял с ладони женщины несколько динаров и протянул ей апельсин. Содрогнувшись, она бросила его в сумку, где лежал револьвер, и поспешно зашагала прочь, то и дело настороженно озираясь по сторонам. Перед глазами стояло окровавленное лицо несчастного булочника.
Наконец она свернула на улицу Садон, тоже торговую, но где цены были выше, чем все минареты на другом берегу Тигра. Правда, торговцев на широком бульваре осталось совсем немного, и еще меньше было покупателей, которые могли позволить себе приобрести товары за такие бешеные деньги. И, разумеется, никаких туристов, они больше не приезжали в Багдад. И вот она вошла в просторный и пустой вестибюль одного из самых современных отелей в городе под названием «Царь Саргон». Там все блистало редчайшей красоты мрамором и сталью, проект отеля создавали западные архитекторы, старавшиеся сохранить восточные традиции и органически соединить их с самыми современными достижениями технической мысли Запада. Теперь же, при тусклом освещении, вестибюль выглядел захламленным и заброшенным.
Высокий привратник с большими темными глазами и черными усами в стиле Саддама Хусейна сердито шептал сидевшему за стойкой клерку:
— Что сделал для нас этот так называемый великий вождь, а, Рашид? А ведь обещал перебить всех иностранных дьяволов, сделать всех нас богатыми! Такими богатыми, что человек, имеющий ученую степень, должен носить эти изношенные тряпки, униформу привратника, — он стукнул себя кулаком в грудь. — И работать в отеле, где никто не останавливается. У моих детей нет никакого будущего. Если, конечно, им еще удастся до него дожить!
Рашид мрачно ответил:
— Как-нибудь переживем и это, Бальшазар. Как видишь, до сих пор еще не померли, да и Саддам, он тоже не вечный.
Только тут они заметили сгорбленную старуху, молча стоявшую перед стойкой. Она вошла так тихо и бесшумно, точно дымок, и клерк с привратником на секунду совершенно растерялись. Как могли они не заметить ее? Над белой повязкой, прикрывающей лицо, блеснули живые черные глаза. Но она тут же опустила их, как следовало делать порядочной женщине в присутствии любого мужчины, не являвшегося ее мужем.
Привратник нахмурился.
Она заговорила на безупречном арабском тихим, испуганным голоском:
— Тысяча извинений. Я портниха. Меня прислали сюда шить для «Сандуса».
Уловив в ее голосе страх, Рашид вновь обрел уверенность и жестом указал на служебную дверь за стойкой.
— Тебе нельзя находиться в вестибюле, женщина. В следующий раз входи через служебный вход. Знай свое место!
Бормоча слова извинений и кланяясь, она прошмыгнула мимо привратника, бывшего доктора философии по имени Бальшазар. И успела незаметно для Рашида сунуть в карман привратницкой униформы мелко сложенный листок бумаги.
Тот сделал вид, что не заметил этого. И спросил у клерка:
— А что слыхать насчет электричества, Рашид? Как там по расписанию, завтра отключат или нет? — И прижал ладонь к карману, где лежала записка.
Женщина скрылась за дверью служебного входа. Мужчины возобновили разговор. Она с облегчением вздохнула. Первое задание было успешно выполнено. Но ей предстояло еще одно, куда более опасное и сложное.
Глава 28
7.44 вечера
Багдад
Резкий и холодный ветер, дующий из пустыни, бушевал на улицах Багдада, разогнав по домам последних покупателей с улицы Шейха Омара. В воздухе витал запах ладана и кардамона. Небо почернело, сильно похолодало. Сгорбленная старая женщина в черном одеянии и с белой пуши на лице — та самая, что передала записку в отеле «Царь Саргон», — ковыляла мимо деревянных прилавков, где были разложены всевозможные запчасти, которые изобретательные иракцы умело пускали в дело. Настали такие времена, что некогда вполне благополучным в материальном смысле горожанам, чтобы хоть как-то свести концы с концами, приходилось выходить на улицу и торговать буквально всем подряд — от лечебных трав и продуктов до старых водопроводных труб.
Она уже почти достигла своей цели, как вдруг вздрогнула и застыла как вкопанная. Сердце бешено забилось. Она просто не могла поверить своим глазам.
Толпа на улице поредела, а потому она сразу заметила его — слишком уж резко он выделялся среди остальных прохожих. Высокий, стройный и мускулистый, он был единственным европейцем на улице. Все те же темно-синие глаза, черные, как вороново крыло, волосы, холодное жесткое лицо, которое она всегда вспоминала с такой ненавистью и болью. Одет неприметно — в ветровку и коричневые хлопковые брюки. И, несмотря на нарукавную повязку с эмблемой ООН, она прекрасно знала, что ни в какой ООН он не работает.
Она бы и без того непременно обратила на него внимание — слишком уж редким зрелищем был сегодня европеец на улицах Багдада. Но этот человек был знаком ей слишком хорошо, и на секунду она так и застыла как вкопанная перед лавкой, торгующей инструментами. Затем быстро вошла и притворила за собой дверь. Даже самый внимательный наблюдатель не заметил бы в ее поведении ничего необычного. Но потрясена она была до глубины души.