Однажды ты пожалеешь - Елена Алексеевна Шолохова

Я даже привык, что в школе он часто маячил рядом. Другом его не считал, само собой. Ну какой он мне друг? Так, карманный фанат, малость навязчивый, но забавный и безвредный.

А потом Яр меня спас, ну а я понял, как чудовищно заблуждался на его счёт…

29.

Это был конец марта. Двадцать восьмое.

Яр к тому времени прочно обосновался на моей орбите. Нет, в нашей компании ему места, разумеется, не было, но в школе он всегда тёрся где-то поблизости. Подсаживался в столовке, подходил на переменах. Пацаны Яра больше не шпыняли, знали, что я типа его опекаю. Даже здороваться с ним стали. Но между собой всегда недоумевали: зачем мне этот лошпет?

Я и сам не знал. Но поначалу это трогало, что ли. Ну то, как он готов услужить, как восхищается, как смотрит на меня… ну, реально как на бога.

Яр и дома у меня иногда бывал. В основном – с уроками помогал. Хотя тогда я учился ещё нормально, без троек. Ну, во всяком случае – учился, а не просто присутствовал. Но из-за выездных матчей много пропускал. Так вот Яра это беспокоило даже больше, чем мою маму. Только вернешься, и он тут как тут с тетрадками. Рассказывал, что проходили, объяснял, если я что-то не догонял – упорно разжевывал, пока не въеду.

А потом мне понравилась одна девчонка, не из нашей школы. Она у нас в ледовом занималась фигурным катанием. Майя.

Вообще, мы к фигуристам относились немного свысока, особенно к пацанам, которые с виду мало отличались от их девочек.

Они, фигуристы, само собой, отвечали нам взаимностью. Был у них один звездный мальчик, мелкий, тощий, но не в меру борзый и надменный. А главное – за языком вообще не следил. За что не раз выхватывал от наших. И даже от меня, хотя обычно я на таких тщедушных тупо внимания не обращаю.

Вот тогда эта Майя и выступила. Вписалась за этого задиристого петуха. И так странно – она на меня ругалась за его слегка подпорченный фейс, правда слегка. Причем ругалась так пафосно, так высокопарно, а мне даже смешно не было.

Я смотрел на нее и понимал, что мне она нравится. Позвал ее в кино. Она резко заткнулась, проморгалась, ну и отказалась… сначала. Но позже согласилась. Подхода с третьего, как мне помнится.

Яр про Майю знал. Самое тупое, что я его с ней даже познакомил. Хотя это случайно вышло.

Как-то, ещё в конце февраля, ровно за месяц до дня Х, мы с ней после ледового направлялись ко мне. Дома у нас никого не было, и я еле ее уговорил пойти в гости, поклялся, что не трону, даже не поцелую, если сама не захочет. Ну, просто она хорошая была, где-то дерзкая, конечно, но вообще скромная. Не как наши девки, которые с восьмого класса по впискам таскаются, лезут: можно я у тебя, Андрюша, на коленях посижу. Не, Майя вообще не такая. Она и не пила, и не курила, и не материлась. В общем, всё, как мне нравится в девочках. И эта ее застенчивость… капец, как трогала и цепляла. Хотя многие наши пацаны говорили: фу, скучно. Ну тут уж кому что.

Как сейчас помню, мы с ней шли ко мне. Было скользко, а она стеснялась взять меня под руку, пришлось самому ее придерживать. Ну а Ярик как раз выгуливал свою овчарку в парке собачников, который находился между остановкой и нашими новостройками.

И вообще я заметил, возвращаясь с тренировок, что он там постоянно со своим Джессом гулял. Поджидал как будто. Нет, тогда я так не думал, конечно, всё принимал за чистую монету, в смысле – за случайные встречи. Это уже сейчас меня такие подозрения одолевают.

Мы остановились, Ярик подрулил к нам со своим псом. Вот и пришлось их знакомить.

Майя сразу напряглась, она очень собак боялась. Но Яр успокоил её, типа, его Джесс – умный и просто так на людей никогда не набросится.

Это правда. Яр своего пса натаскал так, что тот всё понимал и слушался беспрекословно. Помимо всяких расхожих команд исполнял порой такое, что диву даешься. Я даже шутил, что Яру с его Джессом успех на арене обеспечен. Но он если кому и показывал их собачьи трюки, то только мне. Даже Майе тогда отказался продемонстрировать, что его Джесс умеет, когда она попросила.

– Он уже устал, – отмазался Яр.

Но я видел, что ему просто не хотелось ничего ей показывать. Что она ему вообще не очень-то понравилась. Да и пофиг, сам я хотел лишь одного – поскорее остаться с ней вдвоем. Поэтому поскорее распрощался с ним и потянул Майю к себе.

А в тот день, двадцать восьмого марта, было у нас с ней шестое свидание. И последнее…

Мы полдня гуляли, потом я проводил её, а жила она на другом конце города, и поехал домой. А когда шёл через парк, то ещё издали заметил ту гопоту. Они облепили одну из скамеек, бухали, ржали на весь парк. Кто-то сидел на спинке скамейки, кто-то – на кортах рядом, кто-то стоял. Было уже темно, часов десять вечера, но они расположились под самым фонарем. Все, кто шел мимо, прибивались к противоположному краю дороги, подальше от них, а то и вовсе сворачивали с тропы в кусты, рискуя ступить в собачье дерьмо. Как снег растаял – воняло им в парке немыслимо.

Потом эти приметили какую-то девчонку, хоть она и жалась к самой обочине, куда не доползал свет фонарей, и норовила быстро проскочить мимо них.

Что конкретно они ей кричали, я не мог разобрать на таком расстоянии. Просто видел, что один, а затем и второй, тупо схватили ее и затащили в свой круг.