Металлист. Назад в СССР - Геннадий Борчанинов

Сыграл три частушечных аккорда. Трунь-трунь-трунь. Протянул гитару обратно.

— Настроения нет, — честно сказал я.

— А тебе разве не надо к конкурсу готовиться? — тихо спросила Лиза. — Вы эту же песню играть будете?

— Нет, другие, — задумчиво сказал я.

Я грузно опустился на тахту с гитарой в руках. Ударил по струнам, зажав квинту, ленинградка зарычала, насколько смогла. Надо определиться со второй песней. Кажется, сейчас самое время.

Исполнять своё старое творчество при детях оказалось немного неловко, но я эту неловкость переборол, в конце концов, они всё равно услышат всё в зрительном зале.

Не так-то просто выбрать подходящий репертуар для советского конкурса, когда почти все сильные песни у тебя повествуют о вещах, не совсем подходящих к эпохе. Не уверен, что Любочка, да и в целом советская цензура, эту песню пропустит, но я, кажется, определился.

Это будет боевик, скоростной и бодрый, как раз то, что хотела Катя. Сага о ядерном пламени. Песня была написана по мотивам Чернобыльской аварии, но без конкретики, и, возможно, с её помощью у меня получится немного напугать кое-каких любителей ставить безрассудные эксперименты. Главное, что песня хорошая. Цепляющая.

Глава 22

— … атомный взрыв! — прорычал я в микрофон последние слова песни.

Катя исполнила длинную сбивку, которую я поддержал чёсом по шестой струне, а потом лупанула по тарелке и малому.

— Угар! Мне нравится! — воскликнула она. — Давай ещё раз! Теперь все вместе!

— Какая-то она… Злая… — пробормотала Света.

— Ага. Чересчур мрачно как-то. Может, текст немного переделать? — предложила Варя.

— Не хотелось бы, — честно признался я.

Хоть и понимал, что, скорее всего, придётся. Советский атом — мирный атом, и петь про глобальную ядерную катастрофу в восемьдесят третьем году нам просто не позволят. Хотя всегда можно сказать, что это песня про аварию на Три-Майл-Айленд, про американскую атомную электростанцию. Просто я добавил чуть-чуть вымысла. Да, пожалуй, это может сработать.

— Давайте все вместе сыграем. Песня — бомба! — сказал я.

— Ага, атомная! — посмеялась Катя.

Она дала отсчёт, мы заиграли вступление. Аккорды я всем уже показал, теперь надо было отточить исполнение, сыграться вместе. Но что-то не клеилось.

— Стоп, — сказал я, критически оглядывая юных рок-звёздочек.

— Не то сыграли? Я накосячила, да? — спросила Света.

— Нет, сыграли всё правильно, — сказал я. — Но что-то не то.

— Это как? — спросила Варя.

— Давайте-ка ещё раз, только без меня, Катя, дай счёт, — сказал я.

Они начали играть, вступили одновременно, Варя исполняла коротенькое соло на клавишах, Света держала ритм, высекая приглушённые перегруженные квинты. С клавишами песня напоминала что-то из творчества ранних Children of Bodom или Kalmah, но всё равно мне что-то не нравилось.

— Так, стоп, — махнул я рукой. — Понятно. Без огонька играете, девчата.

— Да вроде как обычно… — пробормотала Варя.

— Чего это, без огонька? — возмутилась Катя.

— К тебе это не относится, лупишь нормально, — успокоил я. — А вот Света и Варя…

— Прости пожалуйста… — тихо произнесла Света.

— Не переживай, Свет, всё нормально. Сейчас исправим, — сказал я. — Скажи вот, что тебя бесит больше всего?

— Меня? — удивилась Света.

— Ага, — сказал я.

Пионерка задумалась, потёрла кончик носа медиатором.

— Больше всего? — уточнила она.

Я кивнул.

— Ну… Не знаю… Моя неуверенность, наверное… — призналась она. — И когда в носу ковыряют. На людях.

— Варя, а тебя? — спросил я.

Она, как обычно, немного порозовела.

— Не могу сказать, что меня это прям бесит, но… Чувство одиночества. Ненавижу его, — сказала Варя.

— А меня бесит тотальный контроль! — не дожидаясь, когда я её спрошу, выпалила Катя. — Это не делай! То не делай! Сюда не ходи! Бесит!

— Вот вам надо взять это чувство… И выплеснуть его нахрен! Вместе с музыкой! Всю злость, всё передать! — воскликнул я, потрясая кулаками. — Давайте ещё раз, погнали!

Катя дала отсчёт, заиграли все вместе. Я поглядывал на лица девчат. Варя хмуро перебирала клавиши синтезатора, Света, опустив голову, чесала струны медиатором. Катя, хищно улыбаясь, молотила по барабанам. Да, так гораздо лучше.

На первый взгляд, ничего не поменялось. Ноты те же самые, играют точно так же. Но ощущение от песни было уже совершенно иное. С бас-гитарой будет ещё лучше. Но даже так для городского конкурса более чем неплохо.

Две песни, можно сказать, готовы. Необходимый минимум есть.

— Слушайте, а так и впрямь лучше, — задумчиво проговорила Варя. — Есть в этом что-то такое…

— Вот, понимаешь меня! — воскликнул я.

— Любовь Григорьевна теперь смотреть будет? — спросила Света.

— Да рано ещё, не отрепетировали толком, — сказал я.

— А если зарубит? — хмыкнула Катя.

— Да не должна, — с сомнением произнёс я.

В Любочке я был уверен. Она — свой человек. Молодая и прогрессивная. А вот в остальных — уже не очень. Кобра вообще не потерпит никаких нововведений, ей подавай музыку её молодости, романсы и вальсы.

— Может, всё-таки ещё какую-нибудь песню выучим? — спросила Варя. — Просто на всякий случай.

— Предлагайте тогда, — пожал плечами я. — Будет запасной вариант. Хоть наши, хоть какие, на английском я тоже спою без проблем, если текст есть.

— Английский лучше не надо, конкурс же, — сказала Катя.

— Может «Юнону и Авось»? Там песня такая красивая! — предложила Света.

— Женский вокал надо, — сказал я.

— «Каскадёров», — заявила Катя. — Отлично