Замужем за незнакомцем - Луиза Аллен

Это не было его победой: он ушел, потому что понимал, если останется, то не сможет удержаться от признаний и скажет, что любит ее.

— Мадам сказала, чтобы вы зашли к леди д’Онэ, когда вернетесь, сэр, — сообщил Хоуксли.

— Так она сейчас там? — удивился Каллум.

— Да, сэр. Наверное, леди решили обменяться своим гардеробом, сэр. Потому что Чиверс взяла с собой большую дорожную сумку.

Он почувствовал, как судорогой свело желудок, — знакомый признак. Он приказал себе не паниковать. Это глупо, она не могла…

И вскоре он стоял на пороге дома Эврил и Люка, чувствуя, как сильно колотится его сердце, с трудом переводя дыхание.

Дверь открыл дворецкий:

— Добрый день, сэр. Леди в гостиной… Я сейчас скажу, что вы здесь.

Но Каллум уже с радостным возгласом устремился в гостиную и… замер на пороге. Там сидели только две дамы — Эврил и Дита, рядышком, на софе, и смотрели на него с ужасом. На лице Диты он не видел такого выражения даже во время катастрофы.

— Где она? — требовательно спросил Каллум. Вид у него был такой решительный, словно он собирался вытрясти из них ответ любым способом, если понадобится.

— Мы не знаем, — ответила Дита. Она встала и протянула ему письмо. — Сказала, что отправляется туда, где может успокоиться и найти тепло и комфорт.

— Тепло?

— Я тоже не поняла. Она просила нас передать тебе, что не собирается покидать тебя, что, если ты захочешь, она вернется. Но ей надо побыть одной.

Он перевел взгляд с письма на их лица.

Клянусь, мы говорим правду, — заверила его Эврил.

Он резко повернулся, пронесся мимо дворецкого и направился домой. Домой? Без Софии это не домашний очаг, а просто дом, место, куда приходят ночевать.

Каллум вошел в холл и, нетерпеливо сломав восковую печать, вскрыл письмо. Ярко-красные обломки усеяли пол, как капли крови. «Это капли моей крови. Моего сердца». Что он станет делать, если она не вернется?

Прости меня. Я не бросила тебя. Просто некоторое время хочу побыть одна, чтобы набраться духу, собрать остатки воли и вновь обрести равновесие. Я совершила ошибку, выйдя за тебя. Нельзя было делать этого. Но я бесконечно благодарна, что ты предложил мне выйти за тебя и даже настоял на этом браке, несмотря на мое неблагодарное упрямство и сопротивление. И я не оправдала твоего доверия, хотя ты дал мне свое имя и положение в обществе. Когда вернусь, я стану тебе настоящей женой, если, конечно, ты позволишь, клянусь тебе в этом.

Но мне нужно отогреться душой. Ты не можешь дать мне этого, я понимаю, особенно сейчас, когда я так тебя подвела. Поэтому мне необходимо побыть одной в таком месте, где я чувствую себя тепло и уютно. Потом мы можем начать снова, и я сделаю все, стоит тебе только попросить, и не позволю впредь ничего, что могло бы тебя огорчить.

И благодарю тебя за то, что ты вчера защищал меня, я восхищаюсь твоим присутствием духа.

Твоя София.

Его София. Он должен вернуть ее, сказать, что любит ее и что простил ее. Он должен впустить ее в свой мир, делиться с ней своими мыслями, надеждами, быть с ней откровенным, дать теплоту, которой она обделена. Она пишет, что обманула его доверие. Острый кусок сургуча впился в палец, и он был благодарен этой боли — она вывела его из ступора.

Он ожидал от нее полного доверия, а сам заслужил его? Да, она не доверила ему своих планов и мыслей о том, что всегда мечтала о признании. Но почему она должна была ему открыться? Если он и начал раскрываться перед ней, то только благодаря ее нежному, терпеливому участию. Иногда ей это удавалось. Поддразнивая, взывая к его чувству юмора, шаг за шагом она пыталась распутать клубок нервов, из которого он состоял. И она добилась своего, потому что была искренней и терпеливой, разделяла его утрату, боль и излечивала его. И разве это не перевешивало в тысячу раз тот единственный промах, который она совершила?

Он должен отыскать ее, привезти домой, все ей объяснить и молить о прощении. Но где ее искать? Едва ли она поехала к матери, в родной дом. София любила свою мать, но он видел, что они не очень-то близки и вряд ли она захочет доверить матери свои сомнения и трудности в браке. И абсолютно уверен в одном — она не поедет к брату. Это исключено.

«Во Флэмборо-Холл? Но Уилл сейчас здесь, в Лондоне. Она ищет душевного тепла. Теплота». Это слово преследовало его, память все время пыталась что-то подсказать. И вдруг он вспомнил.

Старый дом в Лонг-Веллинге. Вспомнил, как она, стоя в холле, восторженно оглядываясь и держа его руку, произнесла: «Как мне здесь нравится. Мне стало так тепло на душе, как будто старый дом обнимает меня. До чего же здесь хорошо и уютно».

Скорее всего, она поехала туда. Больше некуда.

— Хоуксли, Чиверс не вернулась?

— Нет, сэр. Она, наверное, с леди Чаттертон.

— Понимаю. Кажется, моя жена неожиданно решила поехать в наше старое поместье в Лонг-Веллинге. Небольшой сюрприз. — И он изобразил улыбку терпеливого мужа, потакающего капризам жены.

— Вы так считаете, сэр? — По лицу дворецкого было заметно, что он ни на миг не поверил импровизации хозяина.

— Уверен. Скажите Эндрю, чтобы собрал мои вещи, я проведу неделю в деревне. Несколько рубашек, смену белья, никаких вечерних костюмов. И отправьте Майкла в конюшни, пусть наймет экипаж.

— Да, сэр.

И Кэл через две ступеньки помчался в свой кабинет, где в сейфе лежали деньги, засунул банкноты во внутренний карман сюртука и сел писать письмо в офис на Лиденхолл-стрит своему коллеге с извинениями, что временно взваливает на него свою работу. Кроме того, он вложил в конверт заявление для начальства с просьбой дать ему небольшой отпуск по неотложным семейным обстоятельствам.

Садясь в экипаж, Кэл подумал: интересно, как отнесутся их лордства к его внезапному отсутствию, но вдруг понял — ему все равно. Если он не вернет Софию, для кого ему работать? Карьера, богатство и положение — ничто, если этим он не сможет порадовать ее, достойно содержать семью и детей. Он готов положить свою жизнь к ее ногам.

Глава 22

Экипаж остановился у подъема на холм. Дальше шла узкая колея, не пригодная для быстрой езды и большой кареты. Он не протестовал, когда возница не захотел рисковать лошадьми, потому что в темноте легко можно было перевернуться.

— Я и не ожидал от вас таких подвигов.

Кэл вышел, расплатился, и карета загромыхала прочь, оставив его стоять на обочине с дорожной сумкой. Было темно, лишь лунный свет, пробиваясь сквозь ветви высоких деревьев, освещал ему путь. Где-то зловеще ухнула сова.