Вектор атаки - Евгений Филенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что же? – с интересом спросил рядовой Юлфедкерк. – Проходи, кто хочет?
– Размечтался, членистоногий, – хохотнул сержант. – Прощения просим, янрирр мичман – членистоголовый… А для чего все эти защитные контуры, все патрули? Чтобы дублировать работу сканеров и прикрывать их бездеятельность во время сбоев. К тому же пять-десять минут, и мониторы спохватываются, выполняют позиционную коррекцию, и связь со сканерами восстанавливается.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил мичман с неудовольствием.
– Аквондакуррский университет, восьмой семестр факультета прикладной астродинамики, – усмехнулся сержант. – На факультативах для особо одаренных студентов можно было узнать очень много интересного.
– А ты, значит, был одаренный.
– Подавал некоторые надежды…
– За что ж тебя поперли?
– А с чего вы взяли, янрирр мичман, что меня вдруг поперли? – улыбнулся сержант Аунгу.
– Хочешь сказать, ты закончил обучение и получил надлежащую квалификацию?
– Именно так, янрирр мичман. Магистр прикладной астродинамики, профессиональная квалификация – штурман военно-космического флота второй категории…
– За каким тогда демоном, вместо того чтобы служить Эхайнору на передовых рубежах, как тебя учили и готовили, ты ошиваешься в пехоте?!
– Да врет он все, – лениво отозвался с заднего сиденья ефрейтор Бангатахх. – При всем уважении, янрирр мичман, но где вы встречали кхэри-магистра, да еще астродинамики?
– С тех пор, как я повстречал кхэри-эршогоннара, меня уже ничто не удивит…
– Ну, скажи, что соврал, – однако же настаивал ефрейтор. – Успокой мою душу… да и янрирр мичман переживает.
– Ну, может быть, и вру, – охотно согласился Аунгу.
Мичман открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь особо обидное про всезнаек, грамотеев и брехунов, но «ракушка» вдруг вильнула, клюнула носом и резко пошла на снижение.
– Патруль, – сказал сержант с неудовольствием. – Точно говорю вам, у сканеров нынче перекур. Готовьте свой церрег, янрирр мичман, коли не потеряли. А ты, Банга, не отсвечивай побитой рожей, дабы не было лишних вопросов.
Пигрины и другие обитатели Сиринги
Было раннее утро девятнадцатого числа месяца, именуемого в местном календаре «пирайон», что произведено было от греческого «огнецветный», в день с невзыскательным названием «энатон», что, в свою очередь, означало «девятый», поскольку он и был девятым в декаде. В шесть примерно часов трансгал «Шаритхакраана» причалил к орбитальной станции, космопортом назвать которую ни у кого не повернулся бы язык по причине малости и неустроенности, что не мешало означенному космическому объекту с достоинством носить имя «Коронида». Впрочем, пассажирам и не было нужды покидать комфортабельные пространства трансгала. По истечении короткого времени они все теми же шелковыми голосами приглашены были занять места в первом из трех челноков, какие должны были доставить их на поверхность планеты Сиринга, а именно – в наземный терминал «Аркадия». Кратов и Дези сочли, что им следует проявить расторопность, и отбыли упомянутым первым челноком. Внутри челнок был в точности таков, как и во всех обитаемых уголках Галактики – уютный, обжитой и слегка пообтрепавшийся. Эта часть путешествия заняла не больше часа, на протяжении которого Кратов бессовестно дрых, уронив голову на плечо Дези. Та не особо протестовала: поначалу смотреть было не на что. А когда облачный слой расступился и Сиринга явила себя во всей блистательной красе, женщина деликатно и в то же время решительно высвободилась, не упустив придать кратовской голове более удобное положение (он почувствовал сквозь сон, какие у нее удивительно нежные и при этом сильные руки, и, разумеется, тотчас же заспал это ощущение), и припала к окну. Кратову же казалось, что он просто закрыл глаза, а когда открыл, пассажиры уже покидали салон.
Решительно отказавшись от помощи, Дези сама несла свою чудовищную сумку, которую ни разу еще от самой Земли не открыла. Кратов вышагивал рядом налегке, испытывая от этого изрядное неудобство и борясь с желанием посадить упрямицу на плечо вместе с ее багажом.
Терминал космопорта «Аркадия» казался слишком велик для пяти сотен вновь прибывших, которые потерянно сгрудились на небольшом пятачке необозримого и совершенно пустого пространства в ожидании встречающих. Он был заложен в расчете на солидный и постоянный пассажиропоток, до какого было еще весьма и весьма далеко. И, кстати, строился до сих пор: из дальних концов зала доносились невнятные производственные шумы и что-то беспорядочно полыхало под высокими сводами.
Прежде чем Дези успела проронить хотя бы слово: восхититься амбициозными масштабами сооружения либо высказать очередное «фе» его архитектурной тривиальности, Кратов увлек ее на свежий воздух. Там, на залитой ярким солнцем площадке перед космопортом, их дожидался гравитр. Макс Тиссен стоял возле распахнутой дверцы, всем своим видом демонстрируя безграничное радушие.
– Добро пожаловать на Сирингу, коллеги! – возгласил он.
Тиссен выглядел необычно; вернее сказать, Кратов никогда прежде не видел его расхристанным. Он был экипирован в тропическом стиле, как то: белые шорты, белая жилетка на голое тело, белая бейсболка с выдающимся козырьком и громадные темные очки. Все доступные обзору части тела его были покрыты ровным медно-красным загаром.
– Зовите меня Макс, просто Макс, – промурлыкал Тиссен, обращаясь к Дези.
– Просто Дези, – откликнулась та несколько озадаченно.
Она задвинула сумку в дальний угол кабины, а сама с ногами устроилась на диванчике, прильнув носом к смотровому стеклу. Кратову не оставалось выбора, и он плюхнулся рядом с Тиссеном. Гравитр покачнулся. Усмехнувшись, Тиссен опустил ладони на пульт, и машина свечой взмыла в хрустальные небеса с редкими завитушками облачков.
– Бобровые Хатки – красивое место, – без предисловий объявил он. – Чистая вода, изумрудная травка… Что особенно приятно – там не бывает жарко.
– Высокая влажность?
– И это тоже. Все дело в крестолистах – это такие местные деревья. Хотя биологи упорно называют их ложнопапоротниками. А некоторые затейники считают животными.
– И чем же они замечательны? – вежливо спросил Кратов.
– Их очень много. Весь Берег Русалок… вы должны помнить это местечко, Консул… усыпан рощами и рощицами. Затем, они очень высокие и тенистые. Сядешь этак на песочек в узорчатой тени, откупоришь флакончик пива… – Тиссен мечтательно завел глаза. Кратов поглядел на него с изумлением. Таким жизнелюбивым он тоже его не знавал. – А еще они гуляют.
– Гуляют?! – не выдержала Дези.
– Натуральнейшим образом, сударыня. Вытаскивают лапы из песка и неспешно так перемещаются. Мы раньше полагали, что они гоняются за солнцем. Но для чего за ним гоняться? Днем оно светит, вечером заходит – не угонишься. Биологи грешили поначалу на возмущения магнитных полей, но не нашли закономерностей. Что-то эти разлапистые парни ищут, а что – не говорят… – Тиссен вдруг счастливо засмеялся. – Один чудак оставил на ночь в рощице гравитр. А сам отправился на бережок… гм… беседовать о возвышенном с подругой. Утром они вернулись, гравитр лежит на боку. А из кабины торчит ствол крестолиста в три обхвата и высотой со Стимфальский маяк.
– И что же? – с любопытством спросила Дези. – Неужели спилили?!
– Хотели, – серьезно сказал Тиссен. – Голову этому умнику. Слава богу, нашелся разумный человек… ну, не совсем, конечно, человек… шестирукий…
– Шестирукий?! – поразилась Дези.
– Ну да, тоссфенх. Вы знаете, кто такие тоссфенхи, Дези? Означенный тоссфенх посоветовал оставить у гравитра дежурного. Мол, ночью крестолист сам из кабины выберется и убредет по своим делам. И тут уж надо ловить момент и уводить технику. Пока в нее другой ствол не вскарабкался.
– Помогло? – хмыкнул Кратов.
– Всецело! Крестолист оттуда еще засветло эвакуировался. – Тиссен улыбнулся. – Забавную вы нам планетку подарили, Консул.
Дези с изумлением воззрилась на Кратова. «Заметьте, я еще не задала ни единого глупого вопроса, – читалось в ее зеленых глазищах, – но очень скоро задам много умных вопросов».
– Итак, Алекс Тенебра, – сказал Кратов. – Что я должен о нем знать?
– Биопсихолог. Большой человек. В буквальном смысле. Почти как вы.
– Чем он занимается?
– По-моему, пигринами. Это такие местные мохнатые зверушки. Держатся колониями по берегам рек, впадающих в Жемчужное море. С пигринами он ладит лучше, чем с людьми.
– Почему вы так решили?
– Это заметно. Он живет один. Избегает больших сборищ. Не говоря уж о всяких карнавалах, которые здесь устраивают раз в декаду, а то и чаще. Если все же удается его залучить в компанию, то он как-то исхитряется занять слишком мало места для его солидных статей. Говорит очень тихо. Сливается с пейзажем. Вещь в себе.