Очерки Крыма - Евгений Марков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Поелику епископ гор. Кафы, — сказано в другом месте устава, — тревожит, говорят, иногда иноверцев, притесняет их и грабит, что может быть причиною уменьшения числа жителей в городе и предместьях и послужить к явной опасности и вреду Кафы", то узаконено, "чтобы епископ гор. Кафы, теперешний и все будущие не посягали на жатву другого народа и, чтобы упомянутые греки, армяне, евреи и другие иноверцы были безопасны от всякого грабительства, посягательства на имения, когда кто умрет без завещания, и других притеснений упомянутых епископов".
Мы нарочно остановили читателя на этих характерных выдержках. Политический и общественный быт генуэзских колоний, как Кафы, так равно Солдаи, Чембало и других, делается после этого довольно ясен. Остается разве прибавить несколько подробностей, касающихся устройства собственно Солдаи (Судака). Солдая имела особого консула, который получал от кафинской общины 100 сонмов в год, т. е. ровно в пять раз меньше кафинского консула, и обязан был на этот счет содержать служителя и 1 лошадь. Он соединял в своем лице, кроме того, должности коменданта крепости, управляющего финансами и военачальника. Он не имел права иметь ни поля, ни виноградника. Ему строго запрещались поборы и «облавы». Запрещалось распоряжаться барками и манериями, идущими в Кафу, "ибо люди Солдаи", — сказано в уставе, — "должны быть свободны и никем не стесняемы". Консул Кафы и синдики были его высшею инстанциею. Все указывает на то, что в XV столетии Судак был важен только как военный форт, что о его прежней, широкой торговле и многолюдстве уже не было помину. Все гражданское чиновничество Судака состояло в это время из одного нотария, писавшего за деньги прошения и наблюдавшего тарифную табель, из торгового пристава да письмоводителя по греческому языку. Очевидно, что Кафа была в это время административным и судебным средоточием всех черноморских колоний, а их самостоятельная жизнь уже совершенно погасла. Несомненно также, что внутренняя жизнь судакских граждан в XV столетии была крайне тревожна и необеспечена. Судак был самым уставом поставлен на строго-военное положение. Интересы форта были на первом плане, и забота о них вызывалась, по-видимому, крайнею необходимостью. "Поелику очень опасно отворять ночью ворота, — сказано в уставе, — повелеваем, чтобы ворота в означенном месте Солдае не отворялись в ночное время, но стояли всегда заперты до самого дня, исключая только крайнюю и явную необходимость, с тем, однако, условием, чтобы мост, находящийся перед воротами, был всегда поднят".
Помощниками консула по военной части были два коменданта: один в крепости св. Креста, другой в крепости св. Ильи, оба не из граждан Солдаи, как сам консул, нотарий и другие. В крепости св. Ильи должно было находиться налицо не менее 4-х солдат, в крепости св. Креста — не менее 6-ти. Оба подкоменданта, тотчас после захода солнца, обязаны были быть в своих крепостях, и не смели выйти из них до самого восхода. Музыкант должен был целую ночь караулить стены, играя на своей дудке. Кроме того, на стенах всю ночь должны были оставаться: сторож с турецким барабаном и 2 трубача. У внешних ворот предместий и у базарных ворот было еще по два караульных каждую ночь. Гарнизон был, впрочем, весьма невелик: 8 казаков-оргузиев на лошадях, с оружием и плащами "хорошими и крепкими", да 20 наемных солдат с двумя баллистами у каждого и прочим оружием. Было строго запрещено отпускать в Кафу солдат, стоявших в замках, а других позволялось консулу отпускать не более, как по два, по очереди и на короткий срок. Даже самому консулу устав запрещал оставлять землю Солдаи и ночевать в другом месте, как прозвонят на Ave Maria. Кого встречали на улицах после этого звона, того штрафовали. Недостатку гарнизона отчасти обязаны были помогать жители, из которых выбирались консулом и попечительским советом города ночные караульные стен. Этот попечительский комитет выбирался консулом и старым попечительским комитетом; он состоял из одного латинца и одного грека, и был чисто хозяйственным учреждением: сохранял съестные припасы, оружие, заботился о городских работах и починке укреплений, а вместе с тем доносил консулу обо всем, что находил полезным и нужным.
Судак был уже в то далекое время гнездом виноделия, чем остался и до сих пор. Сельскохозяйственный характер его деятельности ясен из устава. Забота о сохранении воды, без которой гибель для судакских виноградников, была такая же, как и в наше время. Консул и 8 лучших жителей ежегодно 1-го марта выбирали двух честных людей: одного латинца, другого грека, и эти выборные составляли попечительский комитет о воде: они должны были принимать меры, чтобы в Солдае был постоянный изобильный запас воды, и чтобы каждый хозяин виноградника пользовался водою только в свою очередь, в размере, назначенном комитетом. Такое распределение воды между жителями и выбор смотрителей за водою соблюдается в Судаке и в настоящее время. В распоряжении этого комитета был особый мастер, умевший устраивать и исправлять водопроводы. Виноградники, впрочем, не могли давать больших доходов хозяевам, потому что половина этих доходов взималась на починку укреплений и расходы по караулу. К Солдае принадлежало в то время 18 деревень, которых жители выбирали из себя старост, утверждаемых кафинским консулом. Жители самой Солдаи имели право выбирать из своей среды только 4-х кандидатов на должность начальника сотни, для чего консул сзывал "всех мещан и жителей Солдаи" через глашатая в ратушу общины. Но утверждение в должности одного из четырех кандидатов опять-таки зависело от консула Кафы, так что можно сказать без преувеличения, что генуэзские колонисты Черного моря были лишены всякой тени самоуправления. Жители Судака состояли в это время частью из итальянцев, частью из греков, и частью из татар, потому что устав требовал от переводчиков знания всех этих трех языков. Латинских церквей в Солдае насчитывалось тогда 13, судя по предписанным пожертвованиям, а местным праздником считался день Гервасия и Протасия, в который устраивалась скачка и народное празднество. Не только значительной торговли, но даже рыбной ловли в значительных размерах Судак в то время не производил. Устав солдайский не упоминает ни слова о пошлинах рыбной ловли, между тем как он обстоятельно говорит об этом предмете, касаясь устройства Чембало, т. е. Балаклавы. Понятно, каков должен быть исход столкновения черноморских колоний, — подточенных внутри бесправием и безнравственностью, лишенных самою матерью-республикою всякой патриотической энергии и всякого духа инициативы, — со страшным племенем, овладевшим Византиею.
Внешний повод к этому столкновению представился очень скоро после падения Византии.
Для управления сельским округом кафинских владений обыкновенно назначался татарским ханом, с утверждения кафинского пра¬вительства, особый префект из уроженцев Крыма. Назначение пре¬фектов служило нескончаемым поводом к столкновению колонии с ханами, и, наконец, оно послужило к окончательной гибели Кафы, Судака и всех генуэзских владений Крыма. В 1475 г. префект кафинского сельского округа, Эминек, был лишен места по проискам влиятельного генуэзца Оберто Скарчиафика, бывшего советником в Кафе в консульство Антониетто делла-Кабелла. Эминек, не желая уступить партии Скарчиафика, и не видя другого средства к защите, отдался под покровительство Мохамеда П. Мохамед II, посадив визиря Ахмеда-пашу с 20000 десанта на корабли, велел ему разорить Кафу. Хан Менгли-Гирей, захваченный 14 лет тому назад в плен кафянами в первую из стычек с отцом его ханом Гаджи-Гиреем, и в течение 8 лет воспитывавшийся в Кафе со вниманием и почетом, подобавшими его сану, попробовал было защищать Кафу, но вид турецкого флота навел панический ужас на генуэзцев и татар. Префект Ширин-Сейтак, противник Эминека, из-за которого собственно и поднялось все дело, бежал из города. Турецкая артиллерия разбивала толстые стены, под замок вели подкопы. Один из вождей армянского народа принял было начальство над войском, оставшимся без главы, но скоро решился сдаться. Великолепный город был предан бесчеловечному грабежу. При взятии Кафы народонаселение было разнообразно до крайности. Армяне, греки, евреи, франки, волохи, русские, поляки, даже грузины, мингрельцы и черкесы. Русские с 1318 г. имели в Кафе даже православную церковь. Всего народу считалось до 60000. Часть их была избита без милосердия, часть разбежалась в горы и в татарские аулы, где они смешались с татарским населением, омусульманились для спасения своей жизни и собственности, и сделались, таким образом, одним из племенных элементов теперешних горных татар Крыма, которых даже внешний вид так мало похож на степных номадов и так сильно напоминает правильный тип греко-римского племени. В некоторых местностях Южного берега, между Алупкою и Ялтою, особенно в Симеизе, Лимене и проч., генуэзцы сосредоточились в особенном числе. Еще Паллас был поражен удлиненным очертанием черепа жителей этих татарских деревень и невольно признал в них ясно сохранившийся генуэзский тип их предков. Свободные обычаи южнобережских татар, их уважение к древним христианским святыням, участие в паломничествах к священным, местным источникам, празднование некоторых христианских праздников, имена многих их сельбищ, как, например, Ай-Сава, Ай-Тодор, Ай-Василь, Ай-Петри, т. е. Саввы, св. Феодора, св. Василия, св. Петра; наконец, наклонность к садоводству и другим оседлым занятиям, столь отличающая южнобережского татарина от кочевого ногайца степей, — все это неопровержимые признаки смешанного, полуевропейского происхождения горных татар. 40 000 колонистов были посланы пленниками в Стамбул для заселения его опустевших частей; они дошли до Стамбула не разом; на пути один смельчак, по имени Симеон Формарио, взбунтовал пленников, стражу связали и пристали к городу Монкастро (Акерман). Но комендант крепости, боясь турок, воспользовался ссорою генуэзцев, овладел судном и опять отослал его в Царьград. Все невольники Кафы были также отосланы к султану; 1500 мальчиков отвезены в его сераль. В ратушу было потребовано все оружие и 40000 червонцев. Жителям оставили только половину имения и наложили тяжелую дань. Дворцы и храмы разрушены; только самые некрасивые обращены в мечети. Чтобы показать, до какой степени разорена была Кафа, упомянем, что из двух десятков латинских церквей, упоминаемых в уставе 1449 г., и нескольких монастырей, Боплан видел в 1660 г. только соборную церковь св. Петра, очевидно, восстановленную уже впоследствии, потому что Броневский, в XVI столетии, не нашел в Кафе ни одной латинской церкви. Храмы греков и армян были, по-видимому, пощажены или, по крайней мере, им было позволено впоследствии восстановить некоторые из них. Боплан, в тот же 1660 г., насчитал в Кафе 22 армянских и 12 греческих церквей. В конце XVIII века, около 1784 г., когда Тунманн составлял свое описание Крыма, — и римская церковь св. Петра, и множество армянских и греческих церквей Кафы лежали в развалинах, без сомнения, после разгрома Крыма русскими войсками.