И только лошади летают вдохновенно - Екатерина Кастрицкая

вот привожу его такая деловая в бочку, раскрываю зонт, и что? И ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО!

Степень моего разочарования могут понять только те, кто знаком с тонкой душевной организацией большой гнедой лошади, которая боится всего двух вещей: тех, что движутся, и тех, что неподвижны. Хотя, признаюсь, в мою голову уже не раз закрадывались мысли, что «боюсь-боюсь» исполняется под настроение, а если настроения убежать далеко-далеко нет, то как бы и не сильно страшно.

В общем, Гонжище пнул зонт носом и со скучающим видом отвернулся. «И ради ЭТОГО меня оторвали от травы???»

Дабы развеять его скуку, помахала зонтом вокруг, попрыгала с ним перед Гонжищем и даже несколько раз с шумом раскрыла прямо перед Их Величества лицом.

Гонжище взирал на все это действо со смесью сострадания и опасения. Причем опасение было связано явно не с Зонтом, а с подозрениями, что мое помешательство вот-вот перейдет в фазу «опасно буйное».

Как Гонжище снова был фотомоделью

Раньше я не возила коллег на конюшню. Потому что «лошадная» жизнь совсем другая, и я там совсем другая. Слишком уж личная тема — лошадки и все, что с ними связано.

Однако через несколько лет я это положение дел поменяла. И в этот раз была очередь бывшей коллеги Ани. Она давно спрашивала, можно ли приехать, познакомиться с Гонжищем, а здесь обсуждение перешло в русло конкретики. И Аня спросила, сможет ли Гонжище поработать фотомоделью.

Вспомнив предыдущие случаи общения Их Величества с незнакомыми людьми, я решила, что политика «изображу-ка я себе памятник», которой он обычно придерживался в таких случаях, будет как раз оптимальной. И сказала, что разумеется — он постоит без проблем.

Забегая вперед, скажу, что немного ошиблась. Оказалось, что политика заключалась в принципе «пойми, чего от тебя хотят, и сделай наоборот!» Впрочем, лучше по порядку.

Ехали вчетвером: я, Аня, Настя и Вика. Я налегке, девчонки — вооружившись огромными фотоаппаратами. Не повезло: на конюшне был корпоратив. Поэтому там шлялись толпы народу, было шумно, и лошади, понятное дело, не сильно радовались. Зато милые мальчики из обслуживающего персонала пожарили нам на своем мангале все, что нуждалось в жарке, поделились посудой, и после пикника в тени дуба мы решили, что можно приступать к фотосессии.

Гонжище, облаченный в седло и сайд-пул, выпучил глаза и ошалело молвил: «Ты чё, совсем офигела???? Там же покатушки!!!» Не трусь, сказала я ему, тебя никто на покатушки не тянет. Постоишь немного — и все. Честно-честно! ОК, сказал Гонжище, и мужественно дошагал до левады, которая должна была временно превратиться в фотостудию.

Но дальше работала «лошадка-наоборот». Потому что во время прошлых фотосъемок, когда надо было шагать, он стоял как соляной столб. Но вот когда надо было постоять…

Мы играли в игру «Раз, два, три — Катя, беги!» Потому что пока я стояла рядом — Гонжище стоял. Стоило отойти — тут же бежал следом. Поэтому фотографы занимали позицию, я усыпляла Гонжищеву бдительность, придавала ему нужное положение, потом мне «на счет три» командовали это самое «беги», я отбегала, фотографы делали кадры (сколько успевали), пока Гонжище с воплем «Эй, ты куда, здесь же чужие люди???!!!» не устремлялся вдогонку и не скрывался за моей широкой спиной.

Потом, правда, он понял, что девчонки не собираются на нем кататься, не обижают, закармливают вкусняшками, и даже, смилостившись, разрешил воспользоваться своим колоритным образом вне левады, в чистом поле. Несмотря на нервозную обстановку вокруг и периодические просьбы придать Его Величеству нужную конфигурацию. Хотя, конечно, и пополнил серию «ЛИЦА».

Как Гонжище был самой больной лошадью в мире

Гонжище начал жаловаться на ногу. И кашлять. В кашле я за время рыжиковладения поднаторела, и Гонжищев не сильно впечатлил. А вот нога обеспокоила. Вначале хромота проявлялась только на рыси и периодически. Во время визита ветеринара резко пропала, а Гонжище удивлялся, что как это так — его подозревают?!

Потом жалобы на ногу приобрели постоянный характер, правда, по-прежнему проявляясь лишь на рыси и совершенно не мешая ему при возникновении такого желания носиться с козлопуками и всячески валять дурака. И я позвонила Стасу с УЗИ, рентгеном и прочими игрушками.

Согласовав день, перешли к обсуждению времени.

— Давай пораньше, если получается, — предложил Стас.

— Давай! — обрадовалась я. — Мне тоже пораньше удобнее.

— Во сколько можешь?

— Я и в 8 могу! — с готовностью ответила я.

— Ой, нет, — испугался Стас. — В 8 — это уже слишком. Давай в 9.

Правда, накануне он прислал сообщение: «давай в 9:30». Я все равно собиралась на конюшню к 8, разница показалась несущественной.

И вот в 8 часов мы с Гонжищем вышли погулять на травку и ждать ветпомощи.

Когда стукнуло 10, я слегка напряглась. Но когда время начало подбираться к 11, встревожилась.

— Нам вообще ждать или как? — вопросила, дозвонившись до Стаса.

— Да, я уже еду, — ответ обнадеживал.

И мы дождались.

Побегали туда-сюда, конь был общупан, нога обкручена, и отправились для дальнейшей диагностики в бочку. Побегать по кругу. В одну сторону побегали, а в другую…

Решив, что все происходящее — не к добру, Гонжище вдруг резко рванул к ограждению… Поняв, что будет прыжок, я выпустила корду (не хватало еще, чтобы он завалился), и конь, довольно технично «взяв» ограду (и этот гад будет мне доказывать, что не умеет прыгать!!!), галопищем помчался к заветной травке, то и дело подбрасывая в воздух задние ноги, салютуя вновь обретенной свободе. А я побежала за ним, бормоча под нос: «Самая больная лошадь в мире, гад, самая больная лошадь в мире!»

— Наверное, — сказала потом Юля, — он решил, что его уже приехали на сервелат пускать.

— Галопом он хорошо бегает, — констатировал Стас, невозмутимо наблюдая все это безобразие. — Давай все-таки попробуем еще рысью.

Выяснилось, что в одну сторону конь бегает лучше, чем в другую. Значит, причина — ниже скакательного сустава. И настал черед новокаиновых блокад.

— Он на закрутке стоит? — поинтересовался Стас.

— Я не пробовала, — уже начав стрематься, ответила я.

— Понятно. Экспериментировать не будем.

В результате я держала чомбур и уговаривала пучащего глазья Гонжищу потерпеть, кто-нибудь из добровольных помощников держал ногу, а ветеринар делал укол. Меня предупредили, что конь может «внезапно прыгнуть вперед», но Гонжище, к его чести, даже не шелохнулся. Хотя боялся.

После второй блокады хромота заметно уменьшилась, и мы отправились делать УЗИ. Идею бритья ног Гонжище воспринял без восторга (жаловался, что кони будут смеяться), но согласился, а потом стойко вытерпел