Все против всех - Дмитрий Суворов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И здесь большинство получили бы явно областники всех мастей: именно они были хорошо знакомы и понятны большинству белых «человеков с ружьем». Но против них явно бы выступили избиратели Центральной России, которые, несомненно, должны были на завершающем этапе войны поддержать белых. Вспомните, что в 1920 году, уже после краха Колчака и Деникина, практически вся Центральная Россия была объявлена большевиками на военном положении: шел сплошной девятый вал антикоммунистических восстаний). Эти центровые в своем противостоянии областникам, естественно, стали бы оплотом ( «электоратом», как сейчас говорят) державников; к тому же у этого крыла были практически готовы вожди все те же Колчак, Деникин и прочая, прочая.
Но возможен и иной вариант развития событий. Никакого Учредительного собрания созывать бы не стали. После добровольного ухода Верховного правителя и других лидеров- «донкихотов» вакуум власти был бы немедленно заполнен полевыми командирами (своего рода латиноамериканский вариант). Надо сказать, что основная масса белых военных вождей служаки-фронтовики, зачастую прекрасные офицеры, но никакие политики, с весьма ограниченным кругозором. Исключения редки: на одном полюсе — чистые идеалисты типа прославившегося на Волге, Урале и в Сибири Каппеля, на другом — кровавые маньяки типа Булак-Булаховича или Унгерна и беспринципные авантюристы типа Семенова. Большинство же офицеров, повторяю, — типичные военспецы.
В этих условиях был бы обеспечен доступ к власти и поддержка политиков-генералов откровенно диктаторского, корниловско-пиночетовского склада — каким был, к примеру, П. Врангель или А. Кутепов. Естественно, такой политик должен был быть непреклонным державником. Но против него сразу же поднялась бы огромная масса вооруженных областников — просто потому, что они явно не захотели бы снова потерять те права, за которые боролись, да и возможности их отстоять у них были: у каждого в руках было оружие. Лидерами же их могли стать любые провинциальные военачальники типа Пепеляева и Дутова. Возникла бы альтернатива: левые областники против правых державников. При этом остатки красных вполне могли в данной ситуации перекраситься. Почему бы и нет? Ведь для дела революции все средства хороши! И могли примкнуть к какой-либо стороне. Учитывая хамелеонские задатки их вождей, можно предположить, что они могли бы пойти на альянс как с державниками, так и с областниками, в зависимости от конъюнктуры. Звучит дико, но так было в истории всех без исключения гражданских войн. Да и в нашей тоже: вспомните и союзы красных с басмачами, и временный союз Деникина с Петлюрой, и многократные переходы Махно от одних союзников к другим, и попытку Семенова предложить свои услуги Ленину.
Нетрудно почувствовать, что при обоих вариантах на горизонте реально высвечиваются контуры нового кровавого противостояния — учитывая традиции российского радикализма, остервенение народа и всеобщую обвешанность оружием, этот прогноз был бы более чем вероятен. То есть после победы над красными между белыми-державниками и белыми-областниками вполне могла начаться новая война, в которой Колчак и «юные омские командармы» встали бы друг против друга.
Омск — Екатеринбург: ГКЧП-1918
То, о чем пойдет разговор в этой главе, составляет одну из самых фундаментальных тайн в истории белого движения, тайну, имеющую прямое отношение к Уралу и одновременно к несравнимо более широкому кругу общероссийских проблем, так как касается того, что повлекло за собой в конце концов политический и военный крах Колчака. Интересующие нас события как нельзя более выпукло опровергают один из важнейших мифов красной пропаганды — миф о белогвардейцах в целом как реакционерах, угнетателях народа.
Речь идет о перевороте в Омске в ночь на 18 ноября 1918 года, перевороте, приведшем Колчака к власти. Об этом событии существует весьма обширная литература, но проблематика, связанная с политической подоплекой вокруг переворота и особенно с реакцией белого лагеря на происшедшее, практически всегда обходилась стороной. Среди немногочисленных работ, проливающих свет на эту весьма темную страницу истории гражданской войны, книга «Как сражалась революция» офицера царской, петлюровской и Красной армий, выдающегося военного историка, замученного в сталинских застенках в 1936 году, Николая Какурина.
Итак…
Общеизвестно, что власти Колчака предшествовала власть органов, объявивших себя правопреемниками разогнанного большевиками Учредительного собрания. Это прежде всего самарский КОМУЧ (Комитет Учредительного собрания — тогда его называли просто «комитет»); позднее, после создания так называемой Уфимской директории (23 сентября 1918 года), он был переименован в «Союз членов Учредительного собрания». Кроме того, существовал ряд временных правительств Урала и Сибири.
Одно из них, так называемое «Уральское временное правительство», было создано в Екатеринбурге в августе 1918 года и просуществовало до 10 ноября того же года, когда оно было распущено декретом Уфимской директории. Это временное правительство возглавлялось членом кадетской партии П. Ивановым и контролировало всю Пермскую, часть Вятской, Уфимской и Оренбургской губерний.
Разные региональные правительства достаточно трудно налаживали взаимные контакты, что приводило к поражениям от красных, вроде сентябрьской катастрофы, когда в течение месяца белые потеряли Симбирск, Сызрань, Самару и Ставрополь-на-Волге. Особенно натянутые отношения сложились между КОМУЧем и омским «Сибирским областным правительством». Попыткой — и небезуспешной — преодолеть эти трения явилось создание Уфимской директории, ставшее итогом работы так называемого Уфимского государственного совещания на рубеже сентября и октября 1918 года, как раз в то время, когда армия Блюхера прорывалась на северо-запад. В этом коллегиальном органе численно преобладали социалистические по партийной принадлежности члены КОМУЧа.
Обычно деятельность «учредилок» описывается без особого почтения. В плане чисто практическом на это есть основания. Да, справиться с весьма сложной военно-политической ситуацией органам КОМУЧа и его преемников, в общем, не удалось. Да, комитетчики оказались не на высоте в плане как гражданского управления, так и решения чисто военных задач. И все-таки… В плане легитимности, преемственности законной власти комитет был, безусловно, единственной абсолютно законной властью в России к востоку от Волги.
Судите сами. Учредительное собрание, чья деятельность была столь трагически прервана на рубеже 1917–1918 годов, было плодом свободного волеизъявления граждан России, то есть многомиллионным органом власти страны. Большевики в этой ситуации — узурпаторы вдвойне, так как совершили не один, а два переворота: один в октябре против Временного правительства, другой — под Новый год — против Учредительного собрания.
Теперь посмотрим на ситуацию середины 1918 года. Имели ли право комитетчики называть себя органом Учредительного собрания? Безусловно да, поскольку они действительно были уцелевшими после большевистской бойни членами того Учредительного. И это было подтверждено международным признанием КОМУЧа в качестве Всероссийского правительства. Обмен консулами между КОМУЧем и США состоялся в августе.
Еще раз подчеркнем: легитимность КОМУЧа, а после съезда и Уфимской директории не вызывает ни малейших сомнений.
И еще отметим уже общеизвестный факт: политическое лицо всех обозначенных органов — левое, или левоцентристское, что также определяется их политической и персональной преемственностью от разогнанного Учредительного собрания. То есть у белых правят бал (на Востоке) левые, «дети февраля». Этот факт тщательно скрывала красная пропаганда, валя всех в кучу и обзывая контрой, однако даже В. Ленин в статье «Письмо рабочим и крестьянам по случаю победы над Колчаком» вынужден был признать, что меньшевики и эсеры, то есть партии, преобладавшие в описанных органах, не белые в привычном, вульгарно-красноармейском смысле, но лишь «пособники белых». Со скрежетом зубовным, но вынужден был признать Ильич, что его войскам весь 1918 год на Восточном фронте пришлось воевать со своими коллегами по борьбе с самодержавием.
Но тогда встает страшный вопрос: каков же смысл переворота в ночь на 18 ноября?
Ответ на него позволяет пролить свет на многие последующие события. И ответ этот ужасен. Произошел форменный военный путч, совершенный руками прибывших с Колчаком военнослужащих бывших русских экспедиционных корпусов, воевавших в 1916–1917 годах во Франции и Греции. Их поддержали ряд местных частей, преимущественно офицерских, а острием переворота стали казачьи офицеры.
Эта чисто офицерская специфика переворота сразу же показывает его политическую направленность. Как известно, сам Колчак в 1917 году был умеренным монархистом и оказался единственным из командующих фронтами и флотами, кто не дал письменного согласия на отречение Николая II. В 1918 году, судя по его программе, принятой и опубликованной уже после переворота, его взгляды можно охарактеризовать как конституционно-демократические. Но хотел он того или нет, к власти его привела даже не вся армия, а в первую очередь офицерство, причем в первую очередь пришлое. А среди него однозначно доминировали монархически-черносотенные настроения. Называя вещи своими именами, путч носил ярко выраженный «правый» характер.