Новый февраль семнадцатого - Владимир Бабкин

— Но… Тогда зачем с ними разговаривать?

Качаю головой.

— В условиях войны и смуты я бы предпочел обойтись без таких потрясений, как силовое противостояние в Ставке Верховного Главнокомандующего. Я предпочту, чтобы первый шаг в активных действиях сделали сами заговорщики.

Видя недоумение на лице штабс-капитана, я пояснил:

— Я должен попытаться обойтись без рек крови. Если мне удастся с ними договориться хотя бы на время, мы сможем разобраться со смутой. Иначе гражданской войны не избежать. Если же мне не удастся их склонить на сотрудничество или, хотя бы, на его видимость, то нам придется зачищать всех.

— Зачищать?

Блин, следи за языком, майор!

— В смысле арестовать всех заговорщиков, а при сопротивлении их уничтожить. Итак, ваша боевая задача, господин штабс-капитан. После того, как я удалюсь с перрона вместе с генералами Алексеевым и Лукомским, а также с Великим Князем Сергеем Михайловичем, вы должны сделать следующее. Прежде всего, вы должны найти полковника Горшкова и изложить ему все случившееся. Если он все еще со мной в вопросе подавления мятежа, то пусть немедля найдет генерала Иванова и передаст от меня письмо, а также расскажет суть происходящего сейчас. Я думаю, что полковнику будет легче сговориться с генералом. Вас же, Александр Петрович, я попрошу сделать следующее. Нужно будет организовать наблюдение за зданием Ставки, дабы понять, взяли ли меня под арест и где я буду находиться. Если я правильно понимаю традиции и привычки, то очевидно местом моего заточения будет избран мой номер в гостинице. Возможны варианты запереть меня в здании Ставки или отвезти в другое место. Поскольку охранять меня будут не обученные конвоиры, а обычные солдаты, то и охранять меня будут кое-как. Ваша задача обеспечить мое немедленное освобождение, где бы я ни оказался в результате ареста. Есть вопросы?

— Никак нет. Все ясно.

— Я надеюсь на вас и ваших людей, Александр Петрович. Мне пора возвращаться на перрон. Поезд вот-вот тронется. Рубикон будет перейден.

Я неоднократно читал о том, что главным оружием генерала Иванова была его борода и вот, теперь, имел возможность воочию в этом убедиться, глядя на монументальную фигуру не имеющего сомнений человека, который стоял передо мной, решительно выпятив вперед бороду.

— Ваше Императорское Высочество, я рад, что с вами все в порядке! Взятие под арест брата Императора это неслыханная дерзость!

— Рад приветствовать вас, Николай Иудович. Дерзость — это ерунда по сравнению с организацией заговора и изменой Государю. Вы получили мое письмо?

Ну, собственно, это было совершенно ясно по присутствию рядом с генералом полковника Горшкова. Но, как говорится, нужно же как-то разговор поддержать!

Борода качнулась вниз.

— Получил. Все что вы написали — это очень серьезно. Прошу простить, но как вы, Ваше Императорское Высочество, допустили отъезд Императора, если обладали такими сведениями?

Иванов с некоторым вызовом смотрел на меня. Никакого заискивания перед родным братом самого Императора Всероссийского не было и в помине. Да и чего ожидать от человека, который прошел такой путь наверх, о котором многим и задуматься страшно — от сына ссыльнокаторжного до полного генерала от артиллерии, для которого нынешняя война была уже третьей, поскольку воевал он и в русско-турецкой войне 1877–1878 годов, и в русско-японской 1904–1905 годов. Передо мной стоял, выставив вперед свою бороду, кавалер Ордена Святого Георгия II, III и IV степени (причем Георгием II степени за всю Первую Мировую войну было удостоено лишь четыре человека, включая генерала Иванова), кавалер Георгиевского Оружия и Георгиевского Оружия с бриллиантами (за русско-японскую войну). А нужно опять вспомнить, что такие награды не давались абы за что. Как было записано в Статуте Ордена: «Георгиевское Оружие никоим образом не может быть жалуемо в качестве очередной боевой награды или же за участие в определенных периодах кампаний или боях, без наличия несомненного подвига». И подвиг этот (для любого Ордена Святого Георгия) должен был быть четко документирован, иметь описание самого подвига, доказательную базу и свидетельские показания его совершения.

Например, даже во времена постреволюционного хаоса и разгула революционной целесообразности, для награждения «первого солдата Революции» Тимофея Кирпичникова солдатским Георгиевским Крестом IV степени генералу Корнилову пришлось подделывать наградные бумаги, включив в них описание не существовавшего в природе подвига Кирпичникова, который якобы лично героически нейтрализовывал полицейские пулеметы, стрелявшие в борцов Революции.

Так что, генерал Иванов заслуженно считался человеком по-настоящему героическим. Более того, не вызывала ни малейшего сомнения его личная преданность Николаю Второму. И вот теперь, этот человек стоял и ждал ответа на свой прямой вопрос. И было понятно, что никакие абстрактные рассуждения о чести, долге и нашей исторической миссии его не устроят.

Наступал решающий момент. Если я не смогу его убедить, то вся затея провалится. И лучшее из того, что ждет меня, будет опала и ссылка куда-нибудь в имение. Что ждет страну и мир в этом случае, я даже не хочу думать.

Я кивнул.

— Сведения у меня были и сведения весьма обширные. Только моим сведениям о заговоре недоставало лишь одной малости — доказательств, не вызывающих ни малейшего сомнения у Государя. Моих слов, моих предостережений, моих выводов и моей информации, к сожалению, оказалось мало для того, чтобы Император принял окончательное решение. Мы с ним обсудили все необходимые меры, которые необходимо будет предпринять, в случае, если все изложенное мной окажется правдой, но все же Государь решил отложить окончательное решение вопроса до своего прибытия в Царское Село. Но, я-то знаю, что он туда не доедет!

Перевожу дыхание и с жаром продолжаю:

— Вы понимаете, что значит точно знать, что твоему Государю, твоему старшему брату грозит смертельная опасность и видеть то, как он сам отправляется в ловушку? Видеть, как на твоих глазах происходит величайшая катастрофа, которая не только погубит Императора, но и уничтожит Россию, убьет миллионы русских людей? Как можно в такой ситуации лишь вздыхать и бессильно разводить руками, лепеча что-то о том, что нет у тебя каких-то особых и дополнительных доказательств того, что изменники убьют Государя и погрузят наше Отечество в пучину братоубийственной гражданской войны? Воля ваша, Николай Иудович, но я не мог сидеть и ждать, сидеть и не пытаться что-то сделать!

Иванов выжидающе смотрит на меня, однако никак не комментирует мои слова. Ему категорически чужды розовые сопли и эмоциональные восклицания. Ему нужны факты и доказательства. Или, по крайней мере, то, что он согласится принять за доказательства. А я же должен убедить его, во что бы то ни стало! Иначе конец всему!

— Я знал, что согласно с планом захват императорского поезда намечен уже на сегодняшний день, — продолжал я. — Поэтому я счел единственным приемлемым вариантом в такой ситуации спровоцировать заговорщиков на активные действия прямо этой ночью, нарушив, таким образом, планы заговора и вынудив его участников проявить себя уже этой ночью. А активные действия заговорщиков сами по себе являются доказательством наличия такого заговора равно и их участия в нем. Именно потому я дождался вашего ухода с платформы и только после этого обратился к заговорщикам. Если бы пошли туда все вместе, то, боюсь, вы так же были бы арестованы, а значит, наше дело стало бы абсолютно безнадежным.

Мой собеседник медленно кивнул, но по выражению его лица трудно было понять, был ли кивок выражением согласия или просто знаком того, что он принял к сведению, те аргументы, которые я ему привел. Поэтому, не сбавляя натиск, я заговорил дальше.

— Я предложил на этой встрече программу активных действий по обеспечению безопасности императорского поезда, по принятию скорейших мер для отправки надежных частей в столицу для усмирения мятежа, а также другие меры по снижению революционного накала в Петрограде и в стране в целом. Генерал Алексеев заявил мне, что войска не должны вмешиваться в происходящее и революция должна снести всю накипь, имея в виду нашего Государя. И, лишь после этого, как выразился наштаверх, армия зафиксирует новый порядок в России и новую власть.

Иванов нахмурился, чем признаться ободрил меня. Что ж, как говорится, куй железо, не отходя от кассы! Потому наношу последний удар.

— Я прямо обвинил генерала Алексеева в измене Государю, в организации мятежа и попытке свергнуть Императора. И он нисколько не возражал против моих обвинений. Более того, заявил о том, что они найдут кого посадить на Престол. Генерал Алексеев распорядился взять меня под домашний арест до той поры, пока, как он выразился, все не закончится. А потом, мол, они решат, что будут со мной делать. Только благодаря предвидению событий, заступничеству Великого Князя Сергея Михайловича и счастливому случаю в лице молодцев штабс-капитана Мостовского мне удалось вырваться из заточения и прибыть к вам.