Неукротимые удовольствия - Сюзанна Райт

— И ты уверен, что это он?

Взгляд Пирсона посуровел.

— Розмари узнала в нем свою пару.

Мила пожала плечами.

— Люди нередко совершают подобные ошибки. Они могут спутать увлечение с…

— Это не было ошибкой, — отрезал он, его тон не оставлял места для споров. Но у Милы возникло ощущение, что ему просто необходимо было оказаться правым. Нужно было кого-то винить, кроме себя, в том, что случилось с Розмари.

Вздёрнув подбородок, Мила сказала:

— Мне жаль, но мне трудно поверить, что Доминик когда-либо совершал те жестокие поступки, в которых ты его обвиняешь. Плюс, если бы его волк действительно был связан с другой, я сомневаюсь, что он принял бы моё присутствие в его жизни.

Пирсон сделал шаг к ней.

— Я пришёл сюда, чтобы по-дружески предупредить тебя. Это не тот мужчина — если его вообще можно назвать мужчиной, — которого ты должна хотеть в своей жизни. Для него женщины — это объекты. Игрушки. Он их не уважает. И он причинит тебе боль так же, как причинял другим. Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, ты избавишься от него.

— Я ценю предупреждение. — Мила кивнула головой в сторону двери, жестом показывая ему, чтобы он уходил.

Раздув ноздри, он сказал:

— Будьте умны, мисс Деверо. Не позволяйте этому существу разрушить вашу жизнь.

Обнажив клыки, её кошка хлестнула хвостом, как кнутом.

— Ты на самом деле не беспокоишься за меня. Есть ещё одна причина, по которой ты хочешь, чтобы я рассталась с ним. В чем дело?

Но Мила уже знала. Пирсон решил, что если его дочь не может заполучить Доминика, то никто не сможет. Не только из мести за Розмари, но и потому, что он не хотел, чтобы Доминик был счастлив. У неё также было ощущение, что Пирсон продолжал бы эту кампанию ненависти годами, если бы его каким-то образом не остановили.

— Есть множество причин, по которым ты должна вычеркнуть его из своей жизни. Только одна из этих жалких фанаток-перевёртышей этого не понимает.

Взгляд Милы метнулся к двери, когда она распахнулась, впуская поток шума уличного движения и запахов горячего хлеба, мяса и перца, когда Доминик вошёл внутрь с пакетом деликатесов в руке. Его голубые глаза были тверды и пристально смотрели на Пирсона, который напрягся, как гитарная струна, в тот момент, когда заметил новоприбывшего.

Почувствовав гнев своего самца, кошка Милы стала ещё более взволнованной. Язык тела Доминика был небрежным и расслабленным, но он излучал тёмную, зловещую энергию, которая почти сгущала воздух. Это было все равно, что находиться в одном пространстве с животным из джунглей, пока оно лениво валяется в траве, настороженное и бдительное — ты остро осознавал угрозу, которую они представляли, и знал, что их хладнокровие может измениться в любой момент. Это было достаточно интенсивно, чтобы заставить любого почувствовать себя добычей, даже такую доминирующую женщину, как Мила.

Сосредоточившись на ней, Доминик направился к ней, каждый шаг был медленным и хищным. Любой гнев был быстро похоронен, и, Боже, она всерьёз позавидовала его способности оставаться таким эмоционально нереактивным в дерьмовых ситуациях.

— Ты вернулся, — сказала Мила с улыбкой. — Хорошо, я умираю с голоду.

Зная, что ей нужно увести его подальше от человека, прежде чем он сможет спровоцировать Доминика на что-то примечательное для своей следующей дерьмовой статьи, она схватила Доминика за руку, намереваясь отвести его в комнату отдыха. Эвандер избавился бы от…

— Я думаю, ты все-таки фанатка перевёртышей, — усмехнулся Пирсон в её адрес.

Вот так поза Доминика из обманчиво небрежной превратилась в откровенно угрожающую. Мила закрыла глаза. Чёрт.

С непреодолимым желанием защищать, пульсирующим в его венах, Доминик поместил своё тело между Милой и Пирсоном. Из груди его волка раздавалось гортанное рычание, когда он стоял, рыча на человека, ноги животного дрожали от желания броситься. Доминик мог проигнорировать практически все, что выкинул человек, но не оскорбление своей женщины. Никогда такого.

— Тебе нужно уйти, — сказал он холодным и спокойным тоном.

Ублюдок действительно не понимал, сколько всего он натворил. Одно дело, когда человек играл в игры с Домиником, но совсем другое — вовлекать Милу. Прийти к ней на работу и дышать её воздухом слишком для Доминика и его волка.

Если бы Пирсон был перевёртышем, он бы это понял. Он бы понял, насколько сильно давил, нанося визит женщине Доминика, и позволяя этому дерьму касаться её. Перевёртыши убивали и за меньшее.

— Это тебе здесь не место, — съязвил Пирсон, его голос дрожал от дурного предчувствия, которое он пытался скрыть. — Это не территория перевёртышей. У вас и так достаточно представителей вашего собственного вида, которые гоняются за вами — вам не нужно загрязнять жизнь людей.

Доминик сделал агрессивный шаг к нему, но сказал тихо:

— Послушай меня, Пирсон. Тебе. Нужно. Уйти.

— Я поддерживаю это, — сказал Эвандер, подходя ближе.

Мила сжала в кулаке рубашку Доминика сзади.

— Не позволяй ему провоцировать тебя. Он хочет, чтобы ты поднял на него руку. Он хочет, чтобы ты вышвырнул его вон.

— Я знаю это, детка.

Может быть, Доминик просто использовал ласкательное обращение, может быть, его голос смягчился — Доминик не был уверен. Но спина Пирсона выпрямилась, руки сжались в кулаки, а лицо покраснело и покрылось пятнами.

— Чёрт возьми, у тебя есть пара, лежащая на грёбаной больничной койке! — Пирсон взорвался. — Неужели ты действительно настолько бессердечен, чтобы…

— Твоя дочь знает, что она не моя истинная пара, — отрезал Доминик. — Она наплела тебе сказку, и ты на это купился. Ты купился на это, потому что хотел.

Ноздри Пирсона раздулись, как у быка.

— У меня есть…

— Ты хотел, чтобы было что-то или кто-то, кто мог бы остановить ухудшение её психического состояния, — сказал Доминик. — Но, купившись на её фантазии, ты сделал их для неё более реальными. Теперь ты это видишь. Ты чувствуешь, что частично виноват в её попытке самоубийства, но ты не можешь смириться с этим, поэтому перекладываешь вину на себя.

— Все, что тебе нужно было сделать, это