Схватка - Михаил Голденков

Кмитич тут же предложил возглавить группу кавалерии, чтобы на легке догнать Хованского.

— И что ты там будешь делать без мушкетного прикрытия, без пушек? — спрашивал Михал.

— Не волнуйся, придумаю. Мне главное настичь его, — упрашивал Кмитич, — настичь и заманить бегством в ловушку. Знаю, Хованский этот трюк уже изучил, но человек он азартный и увлекающийся, его легко можно спровоцировать. Знаю, что мечтает поквитаться со мной. Если он меня лично увидит, то не сдержится. Тут-то и можно будет его поймать. Я приведу его аккурат под твои пушки и мушкеты…

— Это очень рискованное дело, Самуль, — качал головой Михал, — я не хочу, чтобы ты играл с огнем под самый конец войны. Не сегодня-завтра переговоры…

— Послушай, я опытный вояр. Меня так просто не поймать, — успокаивал друга Кмитич, — а вот этого хищного лиса я изучил вдоль и поперек. Ведь если он уйдет, то война не закончится. Она закончится только нашей с ним схваткой.

И Несвижский ординат согласился:

— Добре, пан полковник. Но все рдвно возьми драгун для прикрытия. Возьми в помощь конницу Петра Рудамина.

Отход Хованского сопровождался кошмаром. Дважды ночью на его войско нападал непонятно кто. На ратников московского князя наводил суеверный ужас дикий вой, не то человеческий, не то волчий. Какие-то люди в волчьих масках вихрем налетали, забрасывая телеги московитов разрывными гранатами, рубя какими-то страшными когтями, и также быстро ретировались.

— Знакомое дело! — багровел Хованский, но его ратники, впервые сталкивались с подобной чертовщиной.

— Оборотни, — шушукались испуганно стрельцы и жел-даки.

— Это люди, а не оборотни! — успокаивал Хованский своих людей, но те все равно боялись ночи, боялись новых атак загадочных тварей. Убитые товарищи ужасали московитов своими глубокими, словно от длинных когтей, ранами, у не-торых из тел торчали стрелы…

После третьего подобного налета, также принесшего значительный урон, удалось подстрелить одного партизана и тяжелораненным захватить в плен. Хованский велел изготовить высокий крест и прибить к нему пленника для всеобщего обозрения.

— Вот, — кричал князь, указывая на тело несчастного, — это человек, а не оборотень! Нет тут никакой нечистой силы, а только попытка запугать слабых духом желдаков!

И в этот самый момент прямо над собравшимися у креста московитами грянул гром, мелькнула молния в серых быстро набежавших тучах… Словно пушка выстрелила из угрюмых осенних небес. Пошел ливень, и шел он лишь над толпой у креста, а у крайних Бесковых хат никакого дождя не было. Не было его и на опушке леса.

— Нечистая! — крестились в страхе ратники. Если Хованский хотел успокоить своих людей показательной казнью партизана, то, как оказалось, еще больше напугал. Войско быстро снялось и покинуло территорию Литвы, остановившись на отдых под московистким местечком Апочка. И только тут исчезли ужасные воющие люди-волки. Но появились, словно из-под земли, другие.

Глава 24 Последним бой Кмитича

Налегке, с одной лишь конницей Петра Рудамина, Кмитич быстро нагнал Хованского, продвижению которого по пограничным землям так сильно мешали партизаны. В лагере Хованского поднялся сильный переполох, когда удивленные дозорные московитов увидали в лучах яркого сентябрьского солнца сверкающую доспехами и оружием дерзко переправляющуюся по мосту реки Великая кавалерию Литвы под развивающимися белыми и красными знаменами, словно у себя дома.

— Ну, вот! Пусть и Хованский ощутит себя в нашей шкуре! — радовался Кмитич, гарцкуя по мосту на своем вороном коне. — Держись Московия! Идут мстители!

Сигнальщики Хованского затрубили тревогу. Вся десятитысячная армия московского князя пришла в спешное движение.

Около тысячи пехоты из мокши, мордвы и черемисских татар приготовились отразить натиск сотни гусар. Пехотинцы вскинули мушкеты, дали по приближающимся гусарам залп, окутавший их дымом. Из-за дыма они не видели, но слышали, как несколько коней гулко полетели на землю, как загремело железо падающих всадников… Второй залп из-за дыма бил уже в слепую, на звук. Пикейщики уперли длинные испанские копья в землю, приготовившись к стальному удару гусарского строя. Но… гусары остановились, выкинули вперед руки с длинноствольными пистолетами, дали залп, тут же выхватили вторые пистолеты, вновь залп. И тут же их кони скрылись в пороховой дымке, выскочила новая шеренга, и также как предыдущая, не нападая на ощетинившуюся пиками пехоту, дала залп из седельных пистолетов. Некоторые стреляли с двух рук сразу из обоих оружий. Иногда гусары бросали в задние ряды московисткой пехоты шипящие фитилями гранаты, которые разрывались рыжыми вспышками, неся смерть и панику. Серые клубы от разрывов гранат затопили позицию пехоты, если эту смешанную толпу еще можно было назвать позицией.

Пехотинцы падали, валились снопами на землю, роняя копья, мушкеты. Под громкие команды сотников живые смыкали ряды, беспорядочно стреляли те, кто еще успел перезарядить мушкет, но новая шеренга гусар давала новый залп. Вновь летели гранаты… Пули с близкого расстояния попадали точно… Гусары действовали как пехота, как заправские мушкетеры и гренадеры: стреляли, бросали бомбы и быстро уходили, уступая место новой шеренге… Такого партизанского поведения гусар никто не ожидал. Сами гусары еще ни разу не воевали так, но именно так их научил остроумный полковник Кмитич. И эта тактика действовала! Все поле боя затянуло пороховым облаком от многочисленных и частых выстрелов, от разрывов гранат. Как в тумане метались московитские пехотинцы отчаянно уклоняясь от разящих пуль, но новые залпы валили их на землю. Вскоре убитые и раненные лежали повсюду, а живые пятились, пригибаясь, от пуль. После седьмой волны атаки гусар строй пехотинцев поредел на треть. Теперь это был уже не строй с выставленными вперед длинными пиками, а разбитая толпа, на которую налетело три десятка гусар с длинными пиками наперевес. Брызги крови, крики и в ужасе разбегающиеся ратники — вот что видел со своего холма, утыканного длинными янтарными соснами Аггей Али Шепелев с вечно непроницаемым лицом. Свесив ниже подбородка свои темно-русые усы, он прямо, как сосна, сидел в седле, наблюдая в подзорную трубу, как его пехоту медленно, но верно, громят в пух и прах.

— Конница! В атаку! — приказал полковник.

Две сотни татар и казаков с улюлюканьем понеслись в долину, где гусары рубили и кололи разбегающихся пехотинцев.

Впрочем, эта легкая конница и не собиралась на саблях рубиться с опытной дворянской тяжелой кавалерией литвин, зная, что все равно будет разгромлена ими. В ее задачу входило лишь отогнать гусар выстрелами из мушкетонов и луков, не вступая в контактный бой. Впрочем, и луки татар были мало полезны: стрелы отскакивали от брони и шлемов гусар, причиняя вред лишь коням. Но для точных выстрелов нужно было еще и приблизиться. Гусары развернулись и в скач стали уходить от лавы легкой конницы неприятеля. Воодушевленные бегством врага татары и казаки и не заметили, как удалились на пол версты от своих позиций, а затем, лава московитской конницы с ходу, не успев затормозить, столкнулась в лоб с неожиданно развернувшимися гусарами. Словно таран прошелся строй закованных в железо кавалеристов, разметая татар и казаков. Пятиминутная рубка закончилась стремительным бегством московитской конницы. Но тут по ним с тыла вдарили драгуны, обстреляв из пистолетов смешавшуюся толпу коней и людей. Справа — еловый лес, слева — река, сзади — драгуны, а спереди давят своими копьями и палашами гусары. Ловушка, тщательно выстроенная Кмитичем, захлопнулась! Отстреляв свои заряды, с клинками наголо драгуны ринулись на изрядно поредевшего врага. В пороховом тумане вновь закипела отчаянная рубка. Трудно было разобрать где свои, где чужие… Пыль, дым, стон, ржанье коней, крики о пощаде… Казаки и татары стали бросать оружие, поднимать руки, сдаваться в плен. Уже никто не сопротивлялся, но в пылу сражения драгуны и гусары все еще продолжали рубить практически безоружных людей, пока не сообразили, что бой окончен. Из двух сотен татар и казаков лишь семьдесят были взяты в плен. Остальных порубали сабли, посекли пули, покололи пики… И только один казак с отрубленным ухом и в пропитанной кровью свитке вырвался из окружения. Он прискакал прямо к Шепелеву.