По Уссурийскому краю. Дерсу Узала - Владимир Клавдиевич Арсеньев

Погода эти дни стояла переменная: дули резкие западные ветры; ночи стали прохладные: приближалась осень.

Нога моя скоро поправилась, и явилась возможность продолжать путешествие.

Там, где река Тетюхе впадает в море, нет ни залива, ни бухты. Незначительное углубление береговой линии внутрь материка не дает укрытия судам во время непогоды. Поэтому, если ветер начинает свежеть, они спешат сняться с якоря и уйти подальше от берега. Бухта Тетюхе (будем так называть ее) окаймлена с севера и с юга невысокими горами, лишенными древесной растительности; только по распадинам и вообще в местах, защищенных от морских ветров, кое-где растут группами дуб и липа исключительно дровяного характера. Южная возвышенность представляет собой великолепный образчик горы, отмытой по вертикали от вершины до основания и оканчивающейся мысом Бринера. Это одинокая скала, соединяющаяся с материком намывной косой из песка и гальки. Посредине косы есть небольшая, но довольно глубокая лагуна с соленой водой. К югу от мыса Бринера, метрах в двухстах от берега, из воды торчат еще две скалы, именуемые, как всегда, «Братом и сестрой». Раньше это были береговые ворота. Свод их обрушился, и остались только одни столбы. Если смотреть на мыс Бринера с северного берега бухты Тетюхе, то кажется, что столбы эти стоят на песчаном перешейке.

Несколько южнее в береговых обрывах можно наблюдать выходы вулканического туфа с прослойками горючей серы. Горы с северной стороны бухты оканчиваются обрывами высотой в 75–98 м, с узкой намывной полосой прибоя, на которую море выбросило множество морской травы.

Такие травяные завалы всегда служат местопребыванием, разного рода куликов. Прежде всего я заметил быстро бегающих по песчаной отмели восточносибирских грязовиков. Они заходили в воду и, казалось, совершенно не обращали внимания на прибой. Рядом с ними были кулики-травники. Эти красноногие смирные птички держались маленькими стайками, ходили по траве и выискивали в ней корм. При приближении человека они испуганно, с криками снимались с места и летели сначала в море, потом вдруг круто поворачивали в сторону и разом, точно по команде, садились снова на берег. Там, где морская трава чередовалась с полосками песка, можно было видеть уссурийских зуйков. Симпатичные птички эти постоянно заглядывали под щепки, камни и ракушки и то и дело заходили в воду, и, только когда сильная прибойная волна дальше обыкновенного забегала на берег, они вспархивали и держались на воздухе до тех пор, пока вода не отходила назад. Невдалеке от них по берегу чинно расхаживали два кулика-сороки и что-то клевали. Около мысов плавали нырковые морские утки-белобоки с серой спиной и пестрые каменушки. Они то и дело ныряли за кормом. Поднявшись на поверхность воды, утки осматривались по сторонам, встряхивали своими коротенькими хвостиками и опять принимались за ныряние. Дальше в море держались тихоокеанские бакланы. Они ныряли очень глубоко и всплывали на поверхность на значительном расстоянии от того места, где погружались в воду.

Над морем носилось множество чаек. Из них особенно выделялись восточносибирские хохотуньи. Порой они спускались на воду и тогда поднимали неистовый крик, действительно напоминающий человеческий смех. Чайки по очереди снимались с воды, перелетали друг через друга и опять садились рядом, при этом старались одна другую ударить клювом или отнять пойманную добычу.

В другой стороне, над самым устьем реки Тетюхе, кружились два белохвостых орлана, зорко высматривавших добычу. Вдруг, точно сговорившись, они разом опустились на берег; вороны, чайки и кулички без спора уступили им свои места.

Последние два дня были грозовые. Особенно сильная гроза была 23-го числа вечером. Уже с утра было видно, что в природе что-то готовится; весь день сильно парило; в воздухе стояла мгла. Она постепенно увеличивалась и после полудня сгустилась настолько, что даже ближние горы приняли неясные и расплывчатые очертания. Небо сделалось белесоватым. На солнце можно было смотреть невооруженным глазом: вокруг него появилась желтая корона.

– Будет агды (гром), – сказал Дерсу. – Постоянно так начинай.

Часа в два дня с запада донеслись глухие раскаты грома. Все птицы разом куда-то исчезли. Стало сумрачно, точно сверху на землю опустился темный саван, и вслед за тем пошел редкий и крупный дождь. Вдруг могучий удар грома потряс воздух. Сильные молнии сверкали то тут, то там, и не успевали в небе заглохнуть одни раскаты, как появлялись новые. Горное эхо вторило грозе и разносило громовые удары «во все стороны света белого». К дождю присоединился вихрь. Он ломал мелкие сучья, срывал листву с деревьев и высоко подымал их на воздух. Вслед за тем хлынул сильный ливень. Буря эта продолжалась до восьми часов вечера.

На другой день, 24 августа, сразу были три грозы. Я заметил, что по мере приближения к морю грозы затихали. Над водой вспышки молнии происходили только в верхних слоях атмосферы, между облаками.

Как и надо было ожидать, последний ливень перешел в мелкий дождь, который продолжался всю ночь и следующие двое суток без перерыва.

26 августа дождь перестал, и небо немного очистилось. Утром солнце взошло во всей своей лучезарной красоте, но земля еще хранила на себе следы непогоды. Отовсюду сбегала вода; все мелкие ручейки превратились в бурные и пенящиеся потоки.

В этот день на Тетюхе пришли Г. И. Гранатман и А. И. Мерзляков. Их путь до фанзы Тадянза[135] лежал сначала по реке Тадушу, а затем по левому ее притоку, реке Цимухе. Последняя состоит из двух речек, разделенных между собой небольшой возвышенностью, поросшей мелким лесом и кустарниками. Одна речка течет с севера, другая – с востока.

Береговая тропа проложена китайцами очень искусно. Она все время придерживается таких долин, которые идут вдоль берега моря; перевалы избраны самые низкие, подъемы и спуски возможно пологие.

Высота перевала между обеими упомянутыми речками равняется 200 м. Все окрестные горы состоят главным образом из кварцитов.

Далее тропа идет по реке Вандагоу[136], впадающей в Тетюхе недалеко от устья. Она длиной около 12 км, в верхней части – лесистая, в нижней – заболоченная. Лес, растущий на ней, редкий и носит на себе следы частых пожарищ.

У последней земледельческой фанзы тропа разделяется. Одна идет низом, по болотам, прямо к морю, другая – к броду на реку Тетюхе, километрах в пяти от устья.

26 августа мы отдыхали, 27-е число посвятили сборам, а 28-го вновь выступили в поход. Я с Дерсу и с четырьмя казаками пошел вверх по реке Тетюхе, Г. И. Гранатман отправился на реку Иодзыхе, а А. И. Мерзлякову было поручено произвести обследование побережья моря до залива Джигит.

По длине своей река Тетюхе (по-удэхейски Ногуле) будет, пожалуй, больше всех рек южной части прибрежного района (около 80 км). Название ее – искаженное китайское слово «Чжю-чжи-хе» (т. е. «Река диких свиней»). Такое название она получила оттого, что дикие кабаны на ней как-то раз разорвали двух охотников. Русские в искажении пошли еще дальше, и слово «Тетюхе»[137] исказили в «Тетиха», что уж окончательно не имеет никакого смысла.

Если смотреть на долину со стороны моря, то кажется, будто Тетюхе течет с запада. Ошибка эта скоро разъясняется: видимая долина есть знакомая нам река Инза-Лазагоу.

Долина Тетюхе – денудационная; она слагается из целого ряда котловин, замыкаемых горами. Проходы из одной котловины в другую до того узки, что трудно усмотреть, откуда именно течет река. Очень часто какой-нибудь приток мы принимали за самое Тетюхе, долго шли по нему и только по направлению течения воды узнавали о своей ошибке.

У места слияния рек Тетюхе и Инза-Лазагоу живут китайцы и тазы. Я насчитал сорок четыре фанзы, из числа которых было шесть тазовских. Последние несколько отличаются от тех тазов, которых мы видели около залива Ольги. У них уже и физический облик был несколько иной. Вследствие притеснения китайцев и злоупотребления спиртом они находились в ужасной нищете. Позаимствовав кое-что от китайской культуры, они увеличили свои потребности, но не изменили в корне уклада жизни, вследствие чего началось быстрое падение их экономического благосостояния. У стариков еще