Книга Асты - Барбара Вайн

Конечно, еще случались дни, когда она снова становилась Свонни Кьяр. Вязание забрасывалось — куда, хотела бы я знать, с какими мыслями или выводами? — она нормально одевалась, причесывалась и наносила умеренный макияж, однако родинку подрисовывала по-прежнему. Как и положено леди из Хэмпстеда, с правильной речью, в твидовом костюме, шелковых чулках и в туфлях на высоких каблуках, она брала такси до Ковент-Гарден или Кенсинггона, чтобы раздавать автографы в книжных магазинах или обедать со своим агентом. И когда пришло время передачи «Женский час», Сандре не пришлось отменять ее.

Но «другая» сторона брала верх. И эта другая, безымянная, неопределенная личность медленно поглощала Свонни, которую я знала. Периоды, когда она была собой, становились все короче. Не хочу, чтобы создалось впечатление, будто мы бездействовали. С самого начала болезни личный врач Свонни постоянно наблюдал за ней. С тех пор как она обратилась к нему, другими словами, заплатила, он навещал ее каждую неделю.

— Я мог бы договориться, чтобы ее пришел осмотреть психиатр, — сказал он мне. — Но придется объяснить ей, кто это и зачем придет. Это будет означать, что мы открыто дадим ей понять, что у нее проблемы с психикой.

Судя по всему, он тоже принадлежал к тем, кто проповедует потакание.

— Она выглядит вполне счастливой, — заметил он.

Я не была в этом уверена, однако смалодушничала и не сказала ему, что иногда, когда она была собой или «другой», я замечала на ее лице полнейшее отчаяние.

— В ее-то возрасте мы надеемся добиться серьезных улучшений? Нет, она слишком пожилая леди.

И я снова не сказала ему, что ее мать в таком возрасте гуляла пешком по Хэмпстед-Хит, проходя мили, не пропускала ни одного домашнего приема, продавала свою старую одежду, читала Диккенса и вела дневники. Какой смысл говорить это, ведь все люди разные.

— Максимум, что можно для нее сделать, — продолжал врач, — выписать успокоительное.

И Свонни принимала транквилизаторы, хотя всегда отличалась спокойствием. Есть ли другое определение, наиболее подходящее к ее характеру, кроме «спокойная»? Да, она была спокойная, всегда. Подозреваю, что именно ее спокойствие и сдержанность, кротость и уступчивость и привлекали Торбена так же сильно, как божественная скандинавская внешность. Но если человек спокоен, это еще не означает, что он доволен жизнью. Возможно, он только смирился или уступил превратностям судьбы.

Я уже говорила, что никогда не расспрашивала Свонни, кем она себя считала, когда была не в себе. Насколько мне известно, ее никто об этом не спрашивал. Остальные — Сандра, миссис Элкинс, сиделки — избегали ее, когда «другая» личность одерживала верх над Свонни Кьяр. Они заговаривали с ней, когда было необходимо, исполняли свои обязанности. Но было очевидно, что они боялись. Боялись, как люди боятся того, что могут сделать сумасшедшие.

Возможно, их не интересовало, кем она становилась. Каждый из нас боится проявлений безумия, потому что причуды и откровения сумасшедшего показывают нам, что может скрываться в нас самих. Иногда я пугалась также, как все, но мне всегда хотелось понять, что с ней происходит. Еще немного, и я спросила бы — вопрос вертелся на языке. Я себя чувствовала примерно так же, как, наверное, случалось со Свонни, когда она собиралась с духом, чтобы узнать у Асты правду. Но всякий раз я отступала. И возможно, она никогда не сказала бы мне, а схитрила, выдумала бы имя и личность старой женщины, которая в домашних тапочках на босу ногу занимается вязанием.

Через полгода после смерти Свонни я поняла, кем она становилась. Это была Эдит Ропер. Свонни думала, что она Эдит Ропер.

Я перечитала статью Дональда Мокриджа, которую изучала и Свонни. Эдит родилась в мае 1904 года, была белокурой, голубоглазой, высокой для своего возраста. И у нее была родинка на левой щеке. В помраченном сознании Свонни, видимо, возникла мысль, что, если бы Аста не удочерила Эдит, девочка выросла бы там, где родилась. В восемьдесят один год она была бы похожа на мать миссис Элкинс, которая жила в Уолтемстоу, была не единожды прабабушкой, любила вязать перед телевизором и состояла в местном клубе пожилых людей.

Так Свонни стала Эдит Ропер. Возможно, потому, что она — или ее подсознание — считала это правдой. Надо было исправить ошибку судьбы. Или, полагая, что она Эдит, Свонни захотела стать ею. Она наконец нашла себе личность, и если даже ошиблась в выборе, то все равно собиралась остановиться на ней.

Ее ограниченное воображение домашней женщины, чей контакт с рабочим классом не выходил за рамки найма домашней прислуги, сделало из «Эдит» неряху. Свонни увидела торговку с Хит-стрит, после чего «Эдит» стала ходить растрепанная и в шлепанцах на босу ногу. Речь миссис Элкинс стала образцом для бессознательной имитации произношения «Эдит».

— И все же она ошиблась, — сказал Пол.

— Да, ошиблась. Аста удочерила ребенка приблизительно 28 июля 1905 года. К этому времени Эдит исполнилось четырнадцать месяцев, и она уже ходила.

— И, насколько я помню, Аста через три месяца писала о том, что кормит ребенка грудью. Кроме того, вряд ли она смогла бы выдать полуторагодовалую девочку за новорожденную, когда Расмус вернулся домой в ноябре.

— Вы так хорошо помните дневник? — удивилась я.

— Я только что просмотрел его, но через неделю уже не покажусь вам таким волшебником. Ваша тетя, очевидно, хотела поверить, что нашла себя. Она замкнулась на единственной личности. Наверное, другой не нашлось. В прошлом, возможно, был кто-то еще, но более подходящего, чем Эдит, не оказалось.

— Это ведь невозможно, правда?

— Что она была Эдит? Нет, если только Аста не сфальсифицировала все события, касающиеся Сванхильд, за следующие три или четыре года. Нет, если она не лгала о том, что говорила Расмусу и что он говорил ей. Нет, если она не убедила Расмуса удочерить ребенка, в котором он, конечно же, узнал дочь убийцы и женщины, которую считали гулящей. Но вряд ли это все возможно. И вообще, о чем мы говорим? Что Аста, которая, бесспорно, родила около 28 июля, в то же время ходила по улицам в поисках беспризорного ребенка, чтобы забрать его?

— Интересно, что произошло? Ребенок родился мертвым? Или умер вскоре после рождения? И кто это был, мальчик или девочка? Мы никогда не узнаем, да?

— Трудно сказать, — ответил Пол. — Скорее всего, об этом говорилось на тех вырванных пяти листах. Но, возможно, ваша тетя их не уничтожила?

— Думаете, стоит поискать в доме?

— Зависит от того, как сильно вы хотите обо всем узнать.

Я ответила, что очень хочу узнать. Однако если это действительно станет мне известно, я все равно не смогу рассказать покойной Свонни, которая умерла в чудовищном заблуждении, считая себя тем, кем никогда, ни при каких обстоятельствах быть не могла. Свонни не была похожа на Вестербю. Но есть много людей, не похожих на других членов семьи. Аста призналась Свонни, что удочерила ее, но никаких доказательств этого нет. Они все родились за столетие или десятилетия до появления дактилоскопии.

Свонни была дочерью Асты, Аста все выдумала. Торбен был прав. Она сама написала то анонимное письмо. На нем стоял штемпель Хэмпстеда. И она сожгла письмо. Несмотря на то что Аста с отвращением все отрицала, это письмо она написала сама. Это мое мнение.

— Боюсь, что это не так, — сказал Пол.

— Почему «боюсь»?

— Просто оборот речи.

С этим я должна бы согласиться, но почему-то не получалось. Не совсем. У него было открытое лицо, как у ирландца, глаза, о которых можно сказать, что они зеркало души, подвижный рот. По мере того как я рассказывала об утверждении Свонни, что ее брат погиб в Аргонне, где на самом деле погиб брат Эдит, о ее стремлении прибавить год к своему возрасту, его лицо становилось озадаченным, застывшим. В его взгляде появилась задумчивость, потом удивление, словно Пол сделал важное открытие.

Тогда меня не удивило, что он не стал продолжать разговор об анонимном письме. Я предположила — как выяснилось потом, неправильно, — что ему наскучила эта тема, и поспешила незаметно сменить ее.

Мы не стали искать пропавшие страницы, а поехали к Полу в Хэкни. Его дом оказался совсем близко от прежнего дома Асты. Он хотел показать его мне, и тем вечером мы больше не говорили ни о дневниках, ни о странном заблуждении Свонни.

21

Det er mækeligt, men sidste Gang Sergeanten kom paa Besøg, var det Hansines Frieftermiddag. Jeg kan sværge раа, at jeg ikke arrangerede det med Vilje, men det var bare belt tilfældigt.

Удивительно, но в прошлый раз, когда сержант приехал навестить меня, у Хансине снова был выходной. Клянусь, я ничего не подстраивала, это случайное совпадение.

Но для меня большая удача, что ее нет дома, когда он приезжает. Мне бы не хотелось, чтобы она мелькала перед глазами в своем фартуке, повторяла, как он красив, или делала дурацкие намеки. Сейчас, поскольку ее нет, ничего такого не будет.