Смех дьявола - Режин Дефорж

— Капитан Крамер, вы меня слышите?

Лицо умирающего дрогнуло, когда он услышал обращение на французском языке. Он с трудом открыл глаза и посмотрел на этого немецкого солдата, неузнаваемого под грязью, покрывшей его.

— Капитан Крамер, я Матиас… из Монтийяка.

— Монтийяк…

— Да, вы помните, Леа…

— Франсуаза…

— Да.

— Франсуаза… мой сын…

Отто попытался приподняться и произнес слабеющим голосом:

— Возьмите… у меня в кармане… мои документы и письмо… Это для Франсуазы. Если… вы уцелеете… передайте ей его… как и эти бумаги… Клянитесь…

— Клянусь.

Матиас порылся в кармане Отто. Он вытащил бумажник, тщательно завернутый в кусок клеенки, напомнившей ему клеенку в монтийякской кухне, и засунул его под рубашку, прямо себе на тело. Умирающий не спускал с него глаз и одобрил его кивком головы. Русские приближались. Матиас должен был уходить. Отто пытался говорить, и Матиас скорее угадал, чем расслышал:

— Почему… француз… здесь?

Он пожал плечами. Что он мог ему ответить?

Бригаденфюрер отдал приказ об эвакуации. Батальон Матиаса попытался отойти в направлении на Одер, а потом на Белгард. Батальон Бассомпьера остался, чтобы задержать противника.

В ледяной ночи при свете пожаров, освещавших Кёрлин, 57-й полк продвигался метр за метром, затаиваясь днем, перемещаясь ночью, в нескольких шагах от противника. Стычки были короткими и жестокими. Боеприпасов не хватало, лошади пали или разбежались. Долгое время их единственной едой было то, что удавалось украсть в немецких домах, где плакали изнасилованные женщины и девушки. Когда в домах ничего больше не находилось, они ели сырую свеклу, от которой заболевали дизентерией.

Они спали, прижавшись друг к другу, чтобы защититься от холода. Они просыпались, пожираемые вшами. Грязь пропитала все поры кожи. Они продвигались, как автоматы, с застывшим выражением на лице, где блестели глаза, обведенные кругами и налитые кровью. Враг был повсюду, тревожил их непрерывно.

Холода кончились сразу, поля покрылись мягким зеленым ковром. В лесу на привале они ходили по ковру из фиалок. Матиас лег на них, вдыхая их аромат. Это было для них с Леа замечательное время — пора первых фиалок в укромном месте у распятия. Ребенком он собирал из них букеты, наполнявшие благоуханием комнату девочки. Заскорузлыми руками он осторожно рвал цветы под насмешливыми сначала, взглядами своих товарищей. Потом, движимые инстинктивной силой, они тоже стали рвать цветы, положив по букетику в чехлы с документами. Это нехитрое занятие подняло им настроение, они стали надеяться, что и для них тоже расцветет весна.

— Мы дерьмо, — сказал один из них.

Они посмотрели друг на друга. Они действительно были дерьмом. На опушке леса протекала река. Они сбросили грязную форму, встряхнули одежду, из которой посыпались огромные вши, и бросились в воду. Как она была холодна! Не имея мыла, они сильно терли себя пригоршнями земли. Они яростно растирались, смеясь, как мальчишки. Сушились, бегая голышом вокруг деревьев. Фенау задумчиво смотрел на них. У них уже давно не было носков. Все приспособились к «русским носкам» — портянкам.

Они появились возле горящего Белгарда в два часа ночи, пересекли кладбище, потом исчезли в ночи. Около четырех часов оберфюрер Пюо прибыл к Белгарду с основной частью дивизии, примерно тремя тысячами человек. Отдельные русские посты встретили их пулеметным огнем и выстрелами из минометов. Силы СС, отвечая, просочились в город. Те, кто пересек центральную площадь Белгарда при свете пожаров, должны были перешагивать через сотни трупов стариков, детей и женщин.

Пюо, раненный в икру, двигался, как лунатик. В поле выстрелы прекратились, их заменил гул моторов и скрежет гусениц, мрачно разносившийся по равнине. Враг был повсюду. Дивизия «Карл Великий» продвигалась в тумане. Когда к утру туман рассеялся, они обнаружили, что оказались среди бронечастей Советской Армии на обширной голой равнине. Обе стороны замерли в оцепенении, время остановилось, все замолчало… Потом началось побоище… Менее чем за два часа большая часть дивизии «Карл Великий» была уничтожена… Многие были взяты в плен и отправлены в лагеря для военнопленных. Некоторым удалось бежать.

Пятьсот человек из батальона, в котором находился Матиас, прибыли в замок Мезериц. Они были в жалком состоянии, раненые, больные дизентерией, но счастливые и гордые своими командирами, которым удалось вывести их из «котла». Они выступили через день в солнечную погоду, вымытые, выбритые, с оружием на ремне, чтобы под командованием Крюкенберга достичь устья Одера. Рядом с ними были двести пятьдесят уцелевших солдат 58-го полка, эсэсовцы из Гольштейна, венгерский полк и дивизия СС «Нордланд». Они форсировали Регу к югу от Трептова и подошли к Хорсту на побережье в конце дня.

Измотанные солдаты смешались с толпами беженцев, ожидающих посадки на суда для переправы в Швецию.

Ночью Матиас и некоторые из его товарищей добрались до Реваля, небольшой водолечебной станции. Как и Хорст, городок был переполнен беженцами и отступавшими солдатами. К йодистому воздуху Балтики примешивалась бензиновая гарь, запах гноя и крови раненых, вонь тысяч грязных тел и господствующий надо всем устойчивый запах капустного супа, выдаваемого беженцам.

— Русские идут!.. Торопитесь!

Мужчины, женщины, грузовики, лошади, танки двинулись вперед, борясь, сшибаясь, опрокидывая, раздавливая все, что представляло препятствие на пути их бегства. Вдоль моря вытянулась толпа обреченных, стремящихся ускользнуть из адского пламени: обезумевшие матери, прижимающие к тощей груди мертвого ребенка, девушки, бросающиеся с обрыва, чтобы избежать насилия, мужчины, толкающие своих жен под гусеницы танков, солдаты, разряжающие свое оружие в водителей грузовиков, чтобы занять их место… вопли детей… ржание лошадей… жалобный лай собак… шум моря… грохот орудий… свист снарядов… взрывы мин… смерть… смерть… смерть…

Люди из дивизии «Карл Великий» шли, сражались, напивались, когда находили вино. Следуя за ордами беженцев, они продвигались вдоль пляжей в западном направлении, настигаемые время от времени снарядом, который взметал к мрачному небу разорванные тела в столбе песка. Толпа двигалась, безразличная к крикам раненых и стонам умирающих.

Они достигли немецких позиций под Дифеновом 9 марта поздно ночью. Назавтра на рассвете русские бомбили, атаковали и были отброшены. После полудня для них открыли склады немецкого интендантства. Они восхищались, трогая автоматические 32-зарядные винтовки и примеряя новые мундиры, забавляясь и обкуриваясь сигаретами, чтобы те не достались противнику.

Наконец они достигли понтонного моста через Одер. В четком строю, возглавляемом Крюкенбергером и оберштурмфюрером Фенау, они покинули «котел», где осталось девяносто процентов их товарищей.

Назавтра Главная ставка фюрера отметила в коммюнике роль, сыгранную уцелевшими солдатами «Карла Великого» в освобождении померанских беженцев. Это подогрело их гордость. Они уходили с песней:

Пусть там, где проходили мы, все трепещетИ дьявол смеется вместе с нами.Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!Пламя остается чистым,И наш лозунг — Верность!

Наконец в трехстах пятидесяти километрах от Берлина в маленьком городке Нестерлиц и в ближайших деревнях Зинов, Карпин, Гольденбаум, Рёдлин были собраны примерно… восемьсот добровольцев из семи тысяч, вышедших их Вильдфлекена.

27 марта Крюкенберг издал очередной приказ:

Друзья по оружию, мы только что провели дни, когда бои перемежались тяжелыми переходами. Мы сражались не как соединение, сложившиеся в немецкой армии, вместе с которой мы были в боях, но как самостоятельная французская дивизия, и с именем Карла Великого слава французской доблести и стойкости обновилась; нас многократно сплотила жестокость боев. С гордостью мы вспомним, что на юге Бюренвальда мы остановили врага, который преодолел позиции вермахта. Меньше чем за час мы уничтожили только в окрестностях Эльзенау и Баренхютте сорок танков Т-34 и ИС. В Нейштеттине зенитная батарея рассеяла и уничтожила сильную группу противника, вырвавшуюся вперед.

Мы, эсэсовцы, продемонстрировали нашу храбрость, но особенно в Кёрлине мы доказали на поле боя, что умеем сражаться до конца, когда интересы германской армии требуют этого. Трехкратный переход деревни из рук в руки и удерживание позиции до рассвета 5 марта дали возможность части немецких войск и нам самим вырваться из русского окружения.

Этим успехом мы обязаны не только нашему боевому духу, но также нашей строгой дисциплине.

Мы не должны забывать наших товарищей по СС и Французскому легиону, которые несколько раз были упомянуты в Кёльберге по приказу фюрера генералом, командующим городской крепостью, как особенно замечательно проявившие французскую доблесть.