Магеллан - Константин Кунин

Сегменты глобуса 1523 года, приписываемого Иоганну Шёнеру и изображенного на картине Ганса Гольбейна младщего «Посланники» (1533 г.). На этом глобусе нанесен маршрут Магеллана и его спутников.

Все меньше и меньше оставалось в живых людей с корабля «Тринидад». Все же двум морякам удалось забраться в трюм португальского корабля, уходившего в Европу. По дороге один из моряков умер, а другой, Леон Панкальдо, после многих приключений добрался до Лиссабона, но здесь генуэзца бросили в тюрьму.

В Индии остались капитан Гонсало-Гомес де Эспиноса, матрос Гинес де Мафра, немец мастер Ганс и священник лисенсиат Моралес. Прошел 1524 год; в жизни этих четырех людей не было перемен. Одежда их совсем износилась: у них был один плащ на четырех — его носил тот, кому нужно было пройти по улицам города днем. Остальные целый день сидели в своей лачуге на окраине Кочина и покидали ее, чтобы добыть еды, лишь в сумерки.

Однажды де Эспиноса увидел знакомого моряка. Но тот не сразу узнал в худом, измученном человеке, одетом в лохмотья, гордого судью армады Магеллана. Разговорились. Моряк должен был скоро отправиться в Европу, и де Эспиноса уговорил его доставить письмо испанскому королю.

Письмо писали на рассвете. Вечером боялись жечь огонь, а днем могли прийти португальские чиновники, которые после бегства Леона Панкальдо и его товарища каждый день приходили проверять, все ли четверо на месте.

Мафра и мастер Ганс караулили, а лисенсиат Моралес писал под диктовку неграмотного капитана.

«Величайший и могущественный господин, — диктовал тихо де Эспиноса, — ваше светлейшее величество должно знать, что случилось со времени отъезда „Виктории“»… Далее де Эспиноса кратко рассказал о злосчастном плавании «Тринидада», о пленении оставшихся в живых членов его экипажа португальцами и о конфискации испанских товаров. «И фактора вашего величества, — продолжал капитан, — и четырех других посадили в тюрьму, и то же произошло со мной и с моими людьми; нас оскорбляли и называли ворами, говоря: „Увидим, кто здесь хозяин, — король Португалии или испанский король“».

Капитан остановился и прислушался. Солнце уже стояло высоко, но кругом было тихо. Слышались лишь шаги индусских женщин, спешивших к родникам за водой. Он стал диктовать дальше, рассказал о мытарствах моряков по тюрьмам восточных городов, о смерти товарищей и прибавил: «Ваше светлейшее величество должно знать, что, когда губернатор, которого назначили вице-королем Индии[68], узнал о моем присутствии в Кочине, он велел меня схватить, оскорблял меня и угрожал мне отрубить голову, а другие, сказал он мне, будут повешены…»

Капитан помолчал, а потом начал вновь диктовать: «За те двадцать семь месяцев, в течение которых я нахожусь в руках португальцев, много раз мне приходилось вымаливать себе пищу… отсутствие еды причиняет нам больше лишений, чем заключение. С нами обращаются хуже, чем в Варварии[69]. Я целую руку вашего светлейшего величества и прошу вас положить конец этому положению и освободить нас из неволи. Пусть не считает ваше величество острова Молукки, Банда и Тимор не имеющими цены, ибо это три лучшие драгоценности: Молукки — из-за гвоздики, Банда — из-за мускатного ореха и Тимор — из-за сандалового дерева. Да знает ваше величество, что среди всех открытий нет ни одного другого острова, где были бы подобные плоды, и это так же верно, как и то, что все это принадлежит вашей короне».

Потом де Эспиноса продиктовал Моралесу сведения о тех мерах, которые предпринимали португальцы, чтобы удержать за собой Молуккские острова, о вооруженных силах португальцев на Молукках, о толщине стен португальской крепости на Тернате.

Капитан не знал, что делается на родине. Может быть, там затевают новую экспедицию на Молуккские острова. Тогда его сведения о военных силах португальцев на Востоке будут очень ценными для испанского правительства.

«Я кончаю мое письмо, — диктовал капитан, — ибо Таймон, подданный королевы доньи Леоноры, который посетил эти места в качестве капитана, знает все хорошо и даст вашему величеству полный отчет обо всем, что здесь делается, так что вы можете подарить его своим доверием, ибо он до сих пор служил своему королю верно. Этот человек, Таймон, мне поклялся не брать в руки оружия до тех пор, пока не расскажет всего, что здесь с нами случилось, вашему величеству. Кроме того, дал он мне именем вашего величества немного денег, ибо видел, в какой мы нужде. Я прошу ваше величество уплатить ему это из моего жалованья».

Капитан кончил.

— Все? — спросил священник.

— Все, — ответил капитан. — Пишите: «Кочин, 12 января 1525 года», и дайте мне подписать.

Медленно, с трудом подписав: «Ваш верный вассал Гонсало-Гомес де Эспиноса», капитан встал, сложил письмо и пошел в условленное место на базаре, где его ждал знакомый моряк.

Письмо де Эспиносы добралось до Испании, и после настойчивых требований испанского правительства португальцы отпустили из Индии моряков с «Тринидада».

В июле 1526 года Гонсало-Гомеса де Эспиносу и его товарищей привезли в Лиссабон.

Но на этом мытарства моряков с «Тринидада» не закончились. Несчастных бросили в лиссабонскую тюрьму, и они просидели там семь месяцев. За это время умер еще один моряк — немец мастер Ганс. Лишь три моряка злосчастного корабля «Тринидад» добрались в начале 1527 года на родину.

Но и в Испании Гонсало де Эспиносе и его товарищам сначала не посчастливилось. Чиновники короля Карлоса I отказались выплатить им жалованье за те годы, пока они были в плену у португальцев. Они считали, что капитан и его товарищи «не могут претендовать, что в это время они служили Испании».

Лишь после долгих хлопот и просьб моряки с «Тринидада» получили все, что им причиталось. Де Эспиноса получил потом почетную и ответственную должность королевского инспектора кораблей, отправлявшихся в Индию. Еще в 1550 году шестидесятилетний де Эспиноса работал в Севильском порту и проверял готовность к плаванию каждого корабля, отплывавшего за море.

По-иному сложилась Судьба «Виктории».

Изображение корабля «Виктория». Гравюра XVI века.

21 декабря 1521 года «Виктория» покинула Тидор. На ней было сорок три моряка и тринадцать островитян. Корабль вез дорогой груз — тридцать пять тонн пряностей: гвоздики, корицы, мускатного ореха.

Эль-Кано взял курс на юг.

Антонио Пигафетта научился говорить по-малайски. Он подружился со стариком-лоцманом, взятым с Тернате, и по ночам, когда на корабле было тихо, расспрашивал его о заморских диковинах.