Крестоносец в джинсах - Теа Бекман

— Дети! — обратился к собравшимся Николас. — Все, что случилось, превосходит мое разумение. Я думал, Господь покинул меня, но нет, Господь лишь не пожелал явить чудо перед воинством, в рядах которого были мошенники и лжецы. Я слышал, что Ансельм мертв, а Йоханнес готовится сопровождать детей в обратный путь. Вам известно повеление герцога: кто хочет, пусть возвращается в Германию. Но я слышал также, что Ансельм обманом завлек нас совсем к другому морю, что Иерусалим лежит далеко к востоку отсюда. А потому — внемлите мне, дети, — тот, кому не по душе странствия, пусть остается в Генуе или отправляется домой вместе с Йоханнесом, но те, в ком еще живет надежда увидеть Иерусалим, следуйте за мной. Я приведу вас к далекому морю на востоке, и там Господь явит свое чудо.

Долф обомлел. Тысячи ребят вокруг него кричали, обезумев от радости:

— Веди нас, Николас!

Что же вновь разожгло угасший было энтузиазм ребят?

Все та же сказка? Нет… Навряд ли кто-нибудь из них до сих пор рассчитывает на чудеса. Просто-напросто они не хотят возвращаться. Соблазны и трудности походной жизни увлекают их гораздо больше. Месяц за месяцем их жизнь заполняло одно лишь движение вперед, к заветной цели, и это движение не остановить, пока не пройдут они всю землю до самого конца, если только не встретят раньше свой собственный конец.

Долф отметил, к своему удивлению, что в обратный путь вызвались только малыши, а из ребят постарше — самые робкие и несмелые, но среди них он не увидел маленького Тисса, который до сих пор с воинственным кличем рвался в бой с сарацинами. Не было среди них ни Франка, ни Петера, ни Фриды, не повернули назад Берто, Карл, Марта…

Напрасно Долф подступал с уговорами к своей маленькой подопечной.

— Для чего мне возвращаться в Кельн? — с несчастным видом отвечала ему Марике.

Долф вздохнул. Девочке некуда было возвращаться.

— Тогда оставайся в Генуе, поступишь камеристкой к Хильде, она поможет тебе, вы же подруги.

Марике решительно тряхнула головой. Нет, Генуя не для нее, этот громадный город ничуть не лучше того, в котором она появилась на свет: кривые улочки, широкие площади перед соборами, толпы горожан, которые скользят равнодушными взорами по толпе нищих и калек, а то и просто отворачиваются от них. Все это ей знакомо: толчея и давка, воровство, постоянное чувство опасности и ни капли милосердия. Разве милосердие руководило генуэзскими богачами, которые поторопились собрать продовольствие и деньги для детей? Нет, они спешили избавиться от маленьких крестоносцев. Собственной корысти ради позаботились они о судьбе несчастных, сбившихся с пути, оставаясь глухими к мольбам нищих в собственном городе.

— Если Николас поведет нас, я пойду с ним, — твердо сказала она.

— А мне что прикажешь делать? — поинтересовался Долф.

— Я думала, ты идешь в Болонью вместе с Леонардо.

— Леонардо хочет сначала навестить родителей в Пизе, а уж на следующий год отправиться в Болонью.

Леонардо поверг Долфа в немалое изумление, решив пройти вместе с крестоносцами еще часть пути. Перемену своих планов он объяснил с легкостью:

— Я не видел свою семью уже много лет, но раз мы оказались поблизости, я должен повидать мать.

Так ли все на самом деле? Долф не мог понять товарища, хоть успел привыкнуть к тому, что люди средневековья часто говорят одно, а на уме у них совсем другое. До сих пор он не замечал у Леонардо тоски по дому. Неужели студент остается с ребятами из-за Марике?

— Пойдем с нами, — уговаривала Долфа Марике.

Он согласился. А что ему еще было делать?

Армия крестоносцев, вошедшая снова в предгорья Апеннин, насчитывала теперь около пяти тысяч человек — все еще немало, и внушительная численность детского воинства ограждала его от нападений жителей этих мест. Теперь, когда от колонны оторвались малыши, трусы и нытики, воинство, заметно поредевшее, казалось сильным, как никогда прежде. Тысячи сорванцов, которые уже ни перед чем не дрогнут, с песнями шли по земле Италии, делая привалы, чтобы наловить рыбы или пострелять дичи. Они двигались не спеша, торопить их больше было некому.

С ними вместе шел дон Тадеуш; из знатных отпрысков лишь двое продолжили путь на восток: надменная и честолюбивая Матильда, которая мечтала стать королевой Иерусалима вместо Хильды, и Бертольд, младший сын обедневшего рыцаря, болезненно застенчивый и пугливый от природы. Он и домой-то не вернулся из страха, ведь в свое время он сбежал из отцовского замка, потому что его обижали старшие братья. И вот теперь он брел на восток вместе с крестоносцами, молчаливый, робкий, подавленный.

Они вступили на землю Тосканы. [22] Впереди шествовал Николас, как признанный вожак, за ним нестройными рядами тянулись отвыкшие от порядка крестоносцы.

Когда представлялся удобный случай, они промышляли воровством либо попрошайничали. В этой малонаселенной местности они чувствовали себя вольготно: воровали кур, поросят и коз, рвали с деревьев яблоки и опустошали поля.

Случалось, между ними вспыхивали жестокие схватки за право командовать небольшим отрядом. Теперь они не признавали запретов и правил. А как потешались они над обозленными селянами, надутыми рыцарями, негодующими торговцами и священниками, призывавшими на них громы небесные!

От фокусов, которые они придумывали, отец Тадеуш морщился, зато Долф забавлялся от души. Завидев городские башни или большое селение, ребята вмиг прекращали баловство и напускали на себя чинный вид маленьких святош, направляющихся в Святую землю: руки умильно сложены, глаза воздеты к небесам, каждый шаг сопровождается пением и бормотанием молитв. Одним словом, нестройная толпа приобретала трогательный вид, впоследствии описанный в исторических хрониках. Они корчили страдальческие физиономии, демонстрировали свои ужасающие лохмотья и подтянутые животы. Они без конца твердили об ужасах пути и притворялись вконец обессиленными. Набожные жители благословенного тосканского края принимали их жалобы близко к сердцу, ребят завалили хлебом и пирожками, к месту привала путников тянулись телеги, груженные бочками с питьевой водой и копчеными окороками. Откуда взялись тревожные слухи о толпах воришек и попрошаек, недоумевали тосканцы? Это же тихие, богобоязненные дети, души которых озаряет пламя веры Христовой.

Кому пришла в голову эта затея? Долф подозревал, что главным зачинщиком был Петер, который обладал большим запасом изобретательности и не обременял себя угрызениями совести…

Стоило ребятам отойти подальше от города, бесшабашно веселое настроение вновь охватывало их. Вот это жизнь! Свежий ветерок, пролетавший меж холмистыми грядами, приносил им сладкое дыхание свободы. Солнечные лучи ласково согревали их. Украсив себя венками из полевых цветов и трав, навсегда позабыв о своих страхах, ребята бесстрашно и неудержимо рвались вперед, только вперед. Случалось им проходить мимо изумительных уголков природы, которые покоряли даже равнодушных к ней детей средневековья. Прозрачное озеро, окаймленное живописными берегами; речка, несущая обильные воды мимо пойм и заливных лугов и прихотливо огибающая сплошь поросшие лесом кручи. Вот бы остаться здесь навсегда! К чему искать Иерусалим, если земной рай уже обретен в этих краях?

Многие из них отказывались идти дальше. Они строили хижины, ловили диких коз и приручали их — словом, начинали новую жизнь. Удастся ли поселенцам выжить в этих местах, Долф не знал. Иной раз сомнения одолевали его, хотелось самому остаться с ребятами, помочь им наладить сельскую жизнь. Но те, кто решил осесть на этой земле, больше не нуждались в его опеке: за время длительного странствия они привыкли сами заботиться о себе.

И хоть здешнему лету, казалось, не будет конца, они хорошо помнили долгие северные зимы, голодные и холодные. Возможно, и в райских долинах Тосканы наступит зима, готовиться к ней нужно заранее: поставить домишко для себя и стойло для скота, обнести поселение частоколом, запастись едой. Если дома некоторые из них и отлынивали от работы, то поход отучил их лениться. Они трудились не покладая рук и с радостью смотрели на плоды своего труда, ибо трудились для себя.

Города, возносившиеся над просторными долинами, манили детей не меньше, чем плодородные нивы. Величественные, словно из волшебной сказки, башни сверкали в лучах южного солнца. Жители этих городов отличались независимым нравом и не желали подчиняться никому.

Соседние города постоянно враждовали между собой, принимая то сторону папы, то императора, пока оба властителя пребывали в состоянии войны, но ни за какие сокровища эти города-крепости не поступились бы своей свободой. Города Италии, и в особенности Тосканы, в это время достигли расцвета, их жители развивали ремесла, расширяли свои торговые связи, открывали все новые источники богатства. Лихорадочное предвкушение неизведанного захватывало каждого. Вот где нужны сильные и умелые руки, молодые, горячие, кипящие отвагой сердца. Очень многие ребята, не устояв перед соблазнами города, задерживались там.