Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье - Майкл Боккачино

В бальной зале воцарился хаос. Пол таращился на друга, открыв рот; от потрясения он словно утратил дар речи. Он потянулся было помочь Дэбни подняться, но я схватила Пола за руку и побежала сломя голову, подальше от друзей Уотли. А те уже рвали друг друга на части, тела валились на пол, не мертвые, не умирающие — просто разорванные на куски. Вся толпа разом ринулась к выходу; у дверей возник затор. Но вот мистер Корнелиус, расшвыряв гостей, освободил нам проход.

— Помните, что я сказал. — Он кивнул мне — и в следующий миг кинулся в драку. Борода его разошлась надвое, открыв взгляду омерзительный клубок острых и грозных придатков, которыми он и впился в мясистую шею мистера Сэмсона.

Мы с Полом мчались по дому, из одной комнаты в другую, по извивам коридоров, пока не оказались у выхода и не выбрались наружу. Мы сбежали вниз по ступеням в сад: там ждали Лили и Джеймс. Мальчуган больше не желал знаться с мамой, но времени решать еще и эту эмоциональную проблему у нас не было.

— Я хочу домой, — объявил он. Пробегая мимо, я ухватила за руку и его.

Пальцы Пола крепче сжали мое запястье. Мальчик с трудом переводил дух после нашего панического бегства.

— А как же мама?

— Лили, ты идешь с нами! — крикнула я через плечо. Но миссис Дэрроу обреченно покачала головой:

— Не могу. Вы же знаете, я не могу!

Но тут хаос бальной залы выплеснулся в сад. Из окна второго этажа вышвырнули чье-то тело, а нападающий выпрыгнул вслед за жертвой и продолжал сладострастно рвать ее в полете, еще даже не приземлившись в траву.

— Думается мне, можете. — И мы все четверо бросились прочь, петляя меж деревьев.

Лили едва не плакала.

— Но я не готова, — отчаянно воззвала она.

Джеймс, похоже, смягчился, видя мать в столь несчастном состоянии: перед лицом ее горя весь его воинственный настрой куда-то улетучился. А впереди уже клубилась стена тумана.

— Мистер Уотли обречен, вы здесь оставаться не можете. Но мы можем попрощаться здесь, если хотите, — предложила я.

— Мне так страшно.

— Мальчики будут с вами до конца. Вам ведь этого хотелось?

— Мне хотелось иметь больше времени. Мне так многому хотелось вас научить, — промолвила она, беря руки сыновей в свои. — Женитесь по любви. Посмотрите мир. — Мы подошли вплотную к туманной завесе, отделяющей живых от мертвых. — Дорожите каждым днем, проведенным со своими детьми. Не давайте отцу отчаиваться. Цените каждое мгновение. — Лили расцеловала мальчиков; все трое не сдерживали слез.

— Обязательно, мамочка, — заверил Пол. Лицо его раскраснелось от двойного напряжения: от бега и от рыданий.

— Не знаю, что со мною станется, но знаю, что бесконечно люблю вас обоих, — всхлипнула Лили. Слова ее, срываясь с губ, словно дробились на отдельные звуки. Вот она кивнула мне, и все четверо мы переступили порог между Сумеречьем и Эвертоном.

Но на сей раз в тумане обозначилась фигура.

— Боюсь, я не могу вас пропустить. — Мистер Сэмсон сам на себя не походил. С него полностью сорвали его человеческое обличье, если не считать лица, и теперь он представлял собою сморщенную массу алой плоти и членистых отростков.

— Мы возвращаемся домой, сэр, — заверила я. — С Упокоением мы покончили.

— Но мы еще не покончили с вами. Нам в Упокоении смертные необходимы. Грядет возмездие за то, что произошло нынче вечером.

По телу его волной пробежала дрожь, и четыре бескостные конечности, извиваясь, заскользили по земле к нам. Я пинком отбросила их прочь, а Лили накинулась на мистера Сэмсона с кулаками. Тот швырнул ее наземь, точно тряпичную куклу. Я забежала сзади и прыгнула ему на спину, ткнула пальцами в то, что, по моим расчетам, было его глазами, надавила что было мочи, но удержаться не сумела. Он стряхнул меня в траву, я ударилась головой о что-то твердое. Перед моими глазами заплясали звезды, и я потеряла сознание; губы мои непроизвольно повторяли имена семейства Дэрроу, пока надо мною клубились белесые вихри. Но вот я услышала, как кто-то меня зовет — сперва совсем тихо, но мало-помалу голос набирал силу и плотность, точно ответное эхо.

— Шарлотта?

Я открыла глаза. В небе розово-фиолетовыми кровоподтеками растекались сумерки.

— Шарлотта? Да что, ради всего святого, на вас такое надето? — Надо мною склонился Генри, и я осознала, как глупо мы, должно быть, выглядим — разодетые в пух и прах посреди зимнего вечернего леса. Я порадовалась, что на мне платье с высоким воротником и что опаловая брошь крепко скрепляет воротник у самой шеи. И тут я вспомнила…

Я резко села и зашарила руками по земле. Джеймса с Полом нигде не было. Позади переплетения взбугрившихся корней тянулась тропа — самая обычная тропа, уводящая в глубину леса. Туман исчез. С замирающим сердцем я трижды обвела взглядом окрестности.

— Мы пошли вас искать. Вас не было много часов, — объяснил Генри, сам не свой от тревоги. — Мы беспокоились, что… — Он рывком поднял меня на ноги. — Где дети?

— Они только что были со мной! — хриплым от ужаса голосом выговорила я. И в изнеможении привалилась к нему, не в силах даже осмыслить происшедшее — а уж тем более облечь в слова. Но Генри вновь задал мне тот же самый леденящий душу вопрос:

— Шарлотта, где мои дети? Что случилось?

С губ моих сорвались слова, но я их уже не слышала. Голос мой сорвался, а вместе с ним и весь мой мир разлетелся на куски.

— Они исчезли.

Часть III

УПОКОЕНИЕ

Глава 17

ПРЕРВАННЫЙ СЕАНС

— Я вам верю.

Почти час просидела я на обледеневшей земле, пытаясь объяснить мистеру Дэрроу все, что произошло за последние несколько недель, а когда наконец дошла до конца повести — просто ушам своим не поверила, услышав в ответ эти три простых слова.

— Полностью и безоговорочно?

— После того, что сталось с няней Прам, и после того, как своими глазами видел тварь, напавшую на Сюзанну Ларкен… да, верю.

Я порывисто обняла его за шею и уткнулась подбородком ему в плечо.

— Мы их найдем.

Я не знала, что сказать. Отчасти я была признательна судьбе, что между нами больше нет места секретам и что мистер Дэрроу мне поверил. Но в тот момент я себя люто ненавидела. Во власти тщеславия и гордыни, я использовала детей как пешки в своей судьбоносной игре с мистером Уотли, и то, что я потеряла своих воспитанников, — моя вина, и только моя. И не важно, что намерения у меня были самые благие: я подвергла мальчиков опасности, и теперь их нет; они станут своего рода залогом в гражданской войне Упокоения. Или, что еще более вероятно, им отведут место рядом с матерью среди экспонатов в потайной комнате мистера Уотли.