Свобода в СССР - Александр Шубин

Д. Кречмар считает, что «Метрополь» пал жертвой «жестокого сопротивления культурной бюрократии», отстаивающей свое монопольное право на цензуру[553]. Вряд ли можно признать самостоятельность писательской бюрократии в таких вопросах – окончательные решения принимались выше.

В итоге был устроен образцово–показательный разгром «отщепенцев», подавших заявление о приеме назад в Союз. В этом разгроме участвовали не все присутствующие: «В какой–то момент Гамзатов встал и сказал: «Хорошо отвечаешь! Надо решить вопрос, принять их, и все!»… Когда все уже расходились, Михалков нам шепнул: «Ребята, я сделал все, что мог, но против меня было 40 человек…»[554]

Аксенов, Липкин и Лиснянская вышли из Союза писателей, Аксенов вскоре уехал работать в США и был лишен гражданства. По просьбе «репрессированных» Искандер, Ахмадулина и Битов выходить из СП не стали (Битов сделал это позднее).

Борьба интеллигенции за свое право самовыражаться публично теперь уже вызывала у государства колебания – то ли частично уступить, то ли частично наказать. Решили лишить ослушника статуса – не более. Это почти автоматически отбрасывало еще несколько человек в диссиденты.

Но малейшие уступки были опасны для режима — по пути авторов «Метрополя» могли пойти и другие любители «чернухи». «Метрополь» справедливо расценивался как «разведка боем» «внутреннего противника».

С противоположной стороны наступали национал–патриоты. Вроде бы против западников, но также и против режима стабильности. В 1978 г. общественная активность национал–патриотов возросла, они провели ряд публичных выступлений, обращались с письмами в ЦК и другие инстанции. Много шума наделала книга Е. Евсеева «Сионизм в системе антикоммунизма», сообщавшая читателю, что сионизм имеет влияние и в СССР.

В то время как легальные «русисты» радикализировались, некоторые почвенники–диссиденты шли им навстречу. В середине 70–х гг. группа христиан–диссидентов, близких кружку о. Дмитрия Дудко пришла к выводу о том, что советский строй для русского народа предпочтительнее демократии, и необходимо только дополнить его православием. Лидер этой национал–большевистской группы Г. Шиманов со своими товарищами Ф. Карелиным и В. Прилуцким выпускали в 1980–1982 гг. журнал «Многая лета», в котором обосновывали эти идеи. Журнал был закрыт под давлением КГБ[555].

В 1979 г. «Наш современник» начал печатать роман В. Пикуля «У последней черты». Это сатирическое произведение о Г. Распутине, Николае II и придворной жизни кануна революции 1917 г. вызвало протесты «прогрессивной интеллигенции» (которая здесь вполне могла выступать с ортодоксальных интернациональных позиций, как «Новый мир» в 1969 г.). В. Пикуль изобразил за спиной царя–дегенерата фигуры евреев–махинаторов. Скандал вызвал специальное разбирательство в ЦК. В записке завотделов культуры и пропаганды были высказаны многочисленные претензии Пикулю: «вне зависимости от намерений автора, его сочинение подводит к выводу, что самодержавие пало не в результате социальной революции, а саморазложилось, что совпадает с трактовкой буржуазных историков»[556]. В качестве положительных героев у Пикуля действуют Победоносцев и особенно Столыпин, которому автор приписал просто революционные речи. Докладывая царю о помещиках, герой Пикуля заявляет: «Вот они и живут с земли, которую сосут, угнетая крестьян»[557]. Таким образом Пикуль становился на сторону «реакционера», что и было поставлено ему в вину. Также писатель обвинялся в «натурализме» и «обострении ситуации» при описании «сионистского влияния»[558]. Пикуль упоминает о еврейском происхождении одного из ведущих «злодеев» своего повествования И. Мануса. В итоге разбирательства в ЦК публикация романа была продолжена только после новой тщательной редактуры, а договор на публикацию книжной версии отменен[559]. Партийный окрик произвел на Пикуля тяжелое впечатление. «Антонина, его вдова, рассказывала мне, что он тогда жутко переживал, впал в депрессию из–за этих событий»[560], – рассказывает нынешний издатель произведений В. Пикуля С.Н. Дмитриев. Он решил, что влияние сионистов очень велико.

«Дело Пикуля» заставило патриотический лагерь на некоторое время притихнуть, но в 1981–1982 гг. «Наш современник» опубликовал несколько радикальных статей таких авторов, как В. Кожинов, С. Семанов, В. Крупин и А. Кузьмин.

В ходе общего наступления КГБ на оппозицию 1980–1983 гг. (см. Главу Х) обнаружилось, что национал–патриоты находятся под влиянием самиздата и тамиздата. К тому же в условиях ослабления западников нужно было держать в узде и «русистов». В 1981 г. КГБ докладывал Политбюро: «В последнее время в Москве и ряде других городов страны появилась новая тенденция в настроениях некоторой части научной и творческой интеллигенции, именующей себя «русистами». Под лозунгами защиты русских национальных традиций они, по существу, занимаются активной антисоветской деятельностью. Развитие этой тенденции активно подстрекается и поощряется зарубежными идеологическими центрами, антисоветскими эмигрантскими организациями и буржуазными средствами информации… Опасность прежде всего состоит в том, что «русизмом», то есть демагогией о необходимости борьбы за сохранение русской культуры, памятников старины, за «спасение русской нации», прикрывают свою подрывную деятельность откровенные враги советского строя… В настоящее время и главный редактор журнала «Человек и закон» член КПСС Семанов С.Н. … допускает злобные оскорбительные выпады в адрес руководителей государства. По оперативным данным, он пропагандирует необходимость борьбы с государственной властью и заявляет, что кончился «период мирного завоевания душ». Наступает революционный период… надо переходить к революционным методам борьбы… Если мы не будем сами сопротивляться, пропадем»[561].

Семанов был снят с поста, и даже позднее ненадолго задержан за распространение самиздата. К «русистам» были применены преследования по службе. Но власти решили воздержаться от суровых уголовных мер в отношении национал–патриотической интеллигенции, ограничившись профилактикой и посадкой самиздатчика–почвенника Л. Бородина[562].

Ю. Селезнев[563] и В. Устинов были сняты с постов заместителей главного редактора «Нашего современника». В патриотической среде распространялись панические слухи о предстоящих арестах и угрозе «устранения» патриотов с помощью подстроенных несчастных случаев.

В 1981 г. историк–славянофил А. Кузьмин получил предупреждение о возможности покушения на него. Вслед за этим последовала серия инцидентов, опасных для его жизни[564]. Один из учеников А. Кузьмина рассказывал мне, что в это время его учитель опасался стоять рядом с обочиной дороги. Летом 1982 г. в ходе конфликта либеральной и патриотической профессуры в МГПИ им. Ленина ослабли позиции патриотического кружка профессора А. Кузьмина.

Наступление на «русскую партию» было частью общего закручивания гаек, под которое попали представители всех общественных течений[565]. Только диссиденты в ходе этого наступления были сокрушены полностью. Остальные течения и движения, в том числе и патриоты, сохранились, чтобы принять участие в событиях Перестройки.

Глава VII

Глобальные стратегии

Помимо «Нового мира» штабом интеллигентской фронды в середине 60–х гг. была Академия наук.

В 1964 г. под влиянием книги Ж. Медведева о притеснениях генетиков при Лысенко группа академиков–антисталинцев выступила против избрания лысенковца Н. Нуждина членом АН. Это было первое публичное общественное выступление А. Сахарова. Успех в борьбе с лысенковцами вдохновил академиков на дальнейшую общественную активность – 13 из них подписали письмо против реабилитации Сталина.

Андрей Сахаров до начала 60–х гг. был кабинетным ученым, далеким от общественной борьбы. В 1948 г. он был включен в исследовательскую группу по разработке термоядерного оружия, стал одним из «отцов» термоядерной бомбы. С 1953 г. — академик. В условиях «оттепели» Сахаров стал время от времени сталкиваться с новыми для него общественными проблемами. В 1957 г. Сахаров помог пострадавшему за неосторожные высказывания врачу жены, на совещаниях иногда спорил с влиятельными чиновниками. Дальше – больше. «Начиная с 1957 года (не без влияния высказываний таких людей, как А. Швейцер, Л. Полинг и некоторых других) я ощутил себя ответственным за проблему радиоактивного заражения при ядерных испытаниях,”[566] — вспоминал Сахаров. С конца 50–х гг. Сахаров выступал за ограничение и прекращение ядерных испытаний. На этой почве с 1961 г. даже конфликтовал с руководителями советского государства. В итоге победила линия тех, кто выступил за ограничение испытаний, и Сахаров стал одним из инициаторов договора 1963 г. о запрещении испытаний в трех средах.