Преподобный Варнава, старец Гефсиманского скита(Житие, письма, духовные поучения) - Гефсиманский Варнава

Как безгласная агница пред стрегущим, так и ты, охотно пожертвовавши при постриге власами главы твоея, торжественно отреклась чрез это от всех плотских похотей, воюющих на дух наш, и, предавшись всецело Господу, дала обет благочинно и непрестанно служить Ему Единому без развлечения[194] для того, чтобы в сем разумном служении принести в жертву живую, святую и благоугодную Богу[195] все, что дает супружество, имущество и самое значение в свете и быть святою и телом и духом[196]. Принимая власяницу от руки постригателя, ты отреклась от довольства и дала обет вольной нищеты и терпения безропотного при встрече с неприятностями и скорбями жизни. Возложенный на тебя параман, соединенный с крестом, есть символ обручения твоего со святым ангельским образом и воспоминания о благодатном иге Христовом. Ряса и подрясник, в кои облачена ты как в покровы духовной радости, должны постоянно напоминать тебе о забываемой, быть может, иногда тобою обязанности избегать, сколько возможно, уныния и радоваться об уневестившем тебя Господе. Пояс усменный, коим препоясана ты, есть свидетельство, с одной стороны, безропотного послушания, которое, как воздух для легких, нужно инокам и инокиням, чтобы раскрылась в них жизнь по духу, а с другой — есть побуждение к умерщвлению плотской похоти. Мантия изображает постоянный траур и сердечную печаль по Бозе, производящую неизменное покаяние ко спасению[197]. Всякий раз, как надеваешь ее, помни, что ты облекаешься в броню правды, самоотвержения и кротости, готовой всем и каждому за зло платить добром. Камилавка есть видимый залог и свидетельство непостыдного упования твоего или надежды спасения. Приняв клобук, ты обязалась к незлобию, смирению и осмотрительности, с какою должна ты отныне действовать при каждом деле, слове, даже помышлениях, желаниях и чувствованиях. Сандалии, как и пояс, должны служить тебе напоминанием о беспрекословной готовности к послушанию, с которым ты постоянно должна проходить свое поприще. Что же касается до четок, то знай, что это есть меч духовный, коим должна ты отражать от сердца все помыслы суетные и похоти лукавые, и напоминание о молитве.

Такие обеты как самый зрелый плод религиозного одушевления и любви твоей к Богу во Христе, утвердив за собою, исключают уже всякое дальнейшее колебание или отступление на избранном тобою тесном пути, вводящем в живот, и обязывают с каждым днем все более и более стремиться к возможному нравственному совершенству. С сей поры ты не слуга уже миру и его тройственной похоти; ты переменила даже самое свое имя и одежду, чтобы, между прочим, тем удобнее укрыться от его поисков и не быть узнанной. Стремление сердца твоего к уединению и жажда безмолвия показывают, что ты не имя только желаешь носить монахини, но и на деле стараешься быть инокиней. «Кто даст ми криле, яко голубине, и полещу, и почию? Се, удалихся бегая, и водворихся в пустыни. Чаях Бога, спасающаго мя от малодушия и от бури»[198], — говорит псалмопевец. Да, кто что ни говори, а без уединения и безмолвия трудно устоять иноку и инокине на пути Христовом; в них сокрыты основание и корень благоустроенной жизни монахов при помощи благодати Божией. Только там, в келейной тиши, в самособранных и богобоязненных душах иноков и инокинь зарождаются добрые навыки; только там, как на доброй и возделанной земле, спеет жатва присноживотия. Да и все великое в мире Божием зарождалось и возникало не втайне ли, под завесою уединения? «Сиди в келлии твоей, — говорит один из опытных подвижников, — и она всему тебя научит». Но, впрочем, оставить тебе настоящее поприще и уединиться в затвор небезопасно и для тебя, и для сестер, друзей твоих. Небезопасно для тебя потому, что ты еще не вполне, видится мне, приготовлена к затвору, ибо как для благосостояния нашего тела не всякая местность и пространство одинаково благоприятны, так и для спасения души многим полезнее быть и очищаться в обществе единоправных сестер, и только некоторым из избранных, после искуса в общежитии, можно позволить привить себе, подобно птице, особящейся на зде[199], затвор. Для сестер же небезопасно будет удаление твое в затвор потому, что они смотрят на тебя, как на звезду свою путеводную, как на образец для себя и в словах, и в делах. Свети же пока добрым сестрам, живя с ними, светом добрых дел, да тьма их не имеет, — свети, благоугождая Господу, Жениху твоему сладчайшему, в преподобии и правде. Взгляд твой на вред для вас от посетителей, мало расположенных к благочестию и вообще неодинакового духа и правил с вами, довольно верен; потому поддерживать знакомство с ними и связь значило бы действовать без разумной цели или плыть по ветру человекоугодия, а это несвойственно инокиням, умершим для мира, или долженствующим распяться миру. «Не знаете ли, — говорит апостол Иаков, — что дружба с миром есть вражда против Бога? Иже бо восхощет друг быти миру, враг Божий бывает»[200]; притом не инокиням только, но и всякому христианину говорит Спаситель: «Аще же око твое десное соблажняет тя, изми е и верзи от себе; уне бо ти есть, да погибнет един от уд твоих, а не все тело твое ввержено будет в геенну огненную»[201], то есть Христос, по словам святого Златоуста, повелел, чтобы мы, христиане, самых друзей, которые дороги для нас, как око, и необходимо нужны нам в делах житейских, отсекали от себя и отвергали, коль скоро они вредят спасению души нашей[202]. В противном случае, действительно, как ты пишешь, имя Божие будет хулиться у мирян через нашу братию, желающую работать Богу и вместе мамоне, Христу и миру грешному, невзирая на то, что вышли из последнего телом, как Лот из Содома или как израильтяне из Египта.

Чтобы с помощью Божией предотвратить это, объяснись вновь с сестрами: послушают тебя и согласятся с твоим мнением — поступай, как находишь полезным для души, а не послушают — пусть сами несут на себе тяготы свои. Со своей стороны и мы, при случае, поговорим или напишем им об этом. При сношениях с сестрами посторонними, какого бы духа и правил они ни были, будь как можно осторожнее, избегай раболепства и дерзостной смелости. И что бы тебя ни ожидало, говори всегда правду им, по совести, яко Христу… Ложь, хотя бы она ограничивалась только потаканием или льстивым приветом, недостойна инокини — обручницы Христовой. Посему, отвергнув ложь, говорите истину пред сестрами, ибо вы члены в отношении одна к другой. «Удаляйся от лжи, — говорит Антоний Великий, — иначе она отдалит от тебя страх Божий».

Опасение твое касательно ответственности пред Господом за сестер твоих, в случае поданного тобою повода к их соблазну или греху, небезосновательно: горе, по словам Спасителя, человеку тому, имже соблазн приходит[203]. Относительно же тех уклонений твоих с пути Божия, коих не видят они и не замечают в тебе, всего лучше, как и делаешь ты, не говорить младшим тебя по возрасту, чтобы не преткнулись они подчас об этот камень соблазна.

Обязанность, налагаемая на нас правом старейшинства, действительно не легкая из обязанностей, потому что больший, или старейший, должен быть, по слову Господа, слугою, или рабом, младших[204]. При всем том не следует тяготиться ею, как возложенною на нас Самим Господом, особенно же тогда, когда служение наше, по милости Божией, оказывается не бесполезным для них и когда оно видимо венчается Его благословением благостынным. Этим ты уплатишь отчасти долг в отношении к младшим сестрам, если будешь давать им советы, решать недоумения, устранять смущения — снисхождением, увещаниями, кротостью и ласкою. «Будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью»[205], — говорит святой апостол Павел. Голосу совести, обличающему тебя за проступки, хотя бы то и легкие, внимать непременно следует: это есть голос неба к нашей душе, предохраняющей ее от падений, есть откровение воли Божией о нас. В нашем уме, воле и сердце пробуждаются святые мысли, желания, чувства мира и радости после точного исполнения Его велений. В сомнительных случаях, по отзыву опытных в этом деле, обнаруживается вначале смятение в уме и боязнь в сердце, в дальнейшем развитии и ходе — тщеславие или высокоумие. Советуйся всегда с духовным отцом: он взыскавше возвестит тебе суд[206], потому что устне иереовы, по словам пророка Малахии, сохранят разум[207]. Сам сатана принимает иногда вид светлого ангела и, не успевши совратить нас с истинного пути способом обыкновенным, внушает нередко непосильные подвиги, чтобы, в случае несостоятельности нашей при исполнении их, после первых же неудавшихся приемов и опытов поразить нас унынием. Я знавал одного юношу — в юности моей, — коему внушал он раздать все, не есть ничего, кроме просфоры, и идти в пустыню, к коей не был он приготовлен. И погиб бы, конечно, несчастный, если бы Господь, зная чистоту его намерений, не послал неопытному благовременной помощи. Итак, следуй всегда и во всем внушениям доброй совести, дабы тем самым, за что злословят… были постыжены порицающие ваше доброе житие во Христе[208].