«Скорпион» нападает первым - Алексей Атеев

– А если поймают? – осторожно спросил Артем.

– Не исключено, но зачем предполагать худшее.

– Допустим, а как мы попадем на кладбище?

– Как все люди, через центральный вход.

– Но в девять вечера кладбище закрывают. За определенную мзду привратник, конечно, пропустит, однако при необходимости он нас опознает. Стены там высокие, не перелезешь.

– Мы придем раньше.

– И будем там болтаться до темноты?

– Придется.

– Ладно, а потом?..

– Укроемся в дальнем углу кладбища.

– Но как только произойдет взрыв, приедут менты и начнут прочесывать местность.

– Конечно, но Ваганьковское очень большое, к тому же сейчас там ночует много бомжей.

– Нет, так дело не пойдет! – вмешался Альфред. – Нас наверняка поймают. Как я вижу, детали операции совсем не продуманы. Пути отхода тоже. Зачем рисковать из-за ерунды. Давайте так, сейчас я смотаюсь на Ваганьково, посмотрю, как там и что. А к восьми к главному входу, доложу обстановку. Лады?..

В восемь они встретились перед входом на кладбище. Здесь было довольно многолюдно, весна и хорошая погода привлекали на Ваганьковское толпы праздношатающихся. Террористы миновали ворота и вошли внутрь. Тут и вовсе кипело людское море.

Кто слушал, кто наполнял стаканы, звякало стекло, слышались пьяные выкрики, долженствующие выражать скорбь.

Террористы остановились поодаль.

– Я все разведал, – полушепотом сказал Альфред, – ворота, конечно, через час закроются, но на кладбище останется болтаться народ, в основном молодежь и бомжи. Выбраться можно и не через главный ход. Со стороны железной дороги есть лаз, и не один. И со стороны Звенигородского шоссе тоже можно незаметно выбраться. Я у бомжей спрашивал, они и показали… Но вот что беспокоит – народу уж больно много. В начале лета всегда так, – опять же бомжи рассказали. Сейчас школьники между экзаменами здесь колбасятся, студенты…

Дима вздохнул:

– Действительно. Ладно, посмотрим, – неопределенно сказал он, – время еще есть.

– Времени как раз и нет! – возразил Артем. – Пойдемте, посмотрим объект, который нам предстоит взорвать. Что за часовня такая.

Поодаль от церкви притулилась белая каменная будочка чуть выше человеческого роста с подобием крохотной маковки на покатой крыше. Террористы заглянули внутрь. Полутемно, стоит столик с большой иконой, перед которой горит несколько свечек, рядом жестяная коробка с надписью «Жертвуйте на возведение храма в честь невинно убиенной великомученицы Елизаветы».

– И это все?! – изумился Артем.

– А ты что хотел? – спросил Альфред.

– Я думал, действительно часовня. То есть маленькая церковь, а это смех! Да наша бомба от нее камня на камне не оставит. Куда только ее засунуть?

– За икону, – сказал Дима. – Самое подходящее место.

– А если кто зайдет?

– Разнесет на куски, – мрачно сообщил Альфред.

– Обратите внимание, – театрально повел рукой Артем, – здесь похоронены три мученика за демократию. Погибли в августе 1991 года на московских баррикадах.

– Идиоты! – презрительно произнес Альфред. – Нашли, за кого гибнуть. Скорее всего по пьяному делу залезли под гусеницы. Знали бы они, как дальше дело обернется, вряд ли второй раз дурака сваляли.

– Нормальные ребята, – заступился за героев Дима, – побольше бы таких; о себе не думали…

– А о ком? – не сдавался Альфред. – Об этих нынешних, что ли, которым бы только хапать?..

– Они погибли не за конкретных личностей, а за идею, – как маленькому, начал втолковывать Дима, – а идея, какова бы она ни была, – дело святое.

– Святое! – засмеялся Альфред. – Разворовали страну, отдали на откуп всяким жидам, продали все, что только можно продать, и радуемся, таращась на рекламу прокладок и памперсов. А сейчас вот святую часовенку рвануть готовы. Ради чего? Тоже идеи? Какой, спрашивается?

– Снова начал? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросил Дима.

– Ничего я не начал! Просто констатирую. И вообще с вами связался только ради борьбы с ненавистным мне строем, и взрываю эту часовенку исключительно для того, чтобы уверились в моей решимости. Для дела готов и через себя переступить, но только раз. К тому же я монархистам симпатизирую.

– Ты за царя, что ли? – с ехидцей спросил Артем.

– Не за царя, за монархию.

– Так это же одно и то же, дура!

– Ты мне политграмоту не читай, жидок, – с угрозой произнес Альфред, придвинувшись к Артему.

– А он все прет, здоровый черт!.. – с иронией произнес пухлый парень, отодвигаясь в сторону.

– И Высоцкого цитировать не надо, тоже мне, кумир! Очень подозрителен по происхождению ваш Владимир Семенович.

– По-твоему, выходит, все евреи? – насмешливо спросил Артем.

– Все не все, но многие.

– А кто не еврей?

– Есенин, например. К нему не зарастет народная тропа.

– Это Пушкин сказал. Про тропу.

– Пушкин ваш тоже… того… Из черномазых. Эфиоп какой-то.

– Ты Пушкина не трожь!

– Ладно вам, – недовольно произнес Дима, – надоело! Других разговоров больше нет, что ли? – Он взглянул на часы. – Сейчас народ выставлять будут, пойдемте вглубь.

Троица медленно побрела по кладбищенской аллее.

– Хорошо, – мечтательно произнес Артем, – лето наступило, соловьи вон как наяривают.

– А светло как? Долго нам тут болтаться? Может, я возьму бомбу и пойду засуну?

– Рано еще, там наверняка люди. Погоди, давай еще погуляем. Тут действительно очень мило. Даже не предполагал, как хорошо на кладбище по вечерам.

– Все это ненужная лирика, – подал голос Артем.

– Лирика, конечно… – Дима вздохнул. – Иногда мне приходит в голову: вся наша возня, этот так называемый террор, – просто игра. Мир движется сам по себе, и подталкивай его, не подталкивай – крутиться быстрее не станет. Все идет своим чередом, об этом еще в Библии сказано.

– Впадаешь в пессимизм, товарищ, – насмешливо сказал Артем.

– Наверное. Ладно, хватит бродить среди памятников и крестов; пойдемте.

– Давно пора, – обрадовался бритоголовый Альфред.

Еще не совсем стемнело, когда революционная троица подкралась к месту намеченного теракта.

– Всей гурьбой идти негоже, – заметил Артем.

– Давайте я, – настойчиво предложил Альфред.

– Ну, если хочешь… – Дима достал из пакета адскую машину. – На сколько заводить таймер?

– Ставь на полчаса. За это время успеем уйти в глубь кладбища.

– Я не понимаю твоего рвения, – с деланным удивлением спросил Артем, – то вроде был против взрыва православного храма, а теперь рвешься в бой.

– Не все же жидковаты, как ты.

– Иди, – сказал Дима, вручая бритоголовому бомбу. – Как и договорились, положишь ее за икону.