Князь-волхв - Руслан Мельников

— Да так как-то, княгинюшка. — Непослушный язык тяжело ворочался во рту. — Потихонечку… Полегонечку…

— А что, Тимоша, пустишь меня прогуляться немного? — Лукавая улыбка не сходила с уст Арины. — Воздушком ночным подышать?

А сама уже норовит проскользнуть мимо.

— Княгиня! — Тимофей заступил ей дорогу. — Нельзя, княгиня! Знаешь ведь…

— Ох, перестань, Тимоша! — всплеснула она тонкими изящными ручками.

И снова — шнырь вдоль стенки! Тимофей едва успел встать на пути.

Княгиня прыснула придавленным смешком. Шагнула вправо. И он вправо. Шагнула влево. Он тоже. Чувствуя себя глупейшим образом — с растопыренными руками, с обнаженным мечом. Чем-то это напоминало безобидные игрища, коими тешатся на летнем лужку юные отроки и отроковицы. Только здесь-то — не лужок. И подобным ловилкам-догонялкам в княжеском тереме — не место. А уж с княгиней — так особливо.

Впрочем, Арина, как показалось Тимофею, не очень-то и старалась пробежать мимо него. Нешто ради пустого развлечения все затеяно?

Тимофей поймал Арину после очередной безуспешной попытки проскочить за его спиной. А поймав, оттеснил обратно к опочивальне.

— Прости, княгиня, князь не велел.

— Князь не велел, а я повелеваю! — Она дернула плечиком, притопнула ножкой. — Нешто противиться будешь моей воле, Тимоша?

— Буду, — угрюмо отозвался Тимофей.

— Правда будешь?

Теперь она смотрела на него с любопытством и словно дразнила, словно специально раззадоривала. Но никакой опасной волшбы вроде бы пока не творила.

— Мне сказано: не пускать тебя из терема. Так что шла бы ты обратно в опочивальню, княгиня. Подобру шла бы, а? — мягко попросил Тимофей. — И князь ни о чем не узнает. Обещаю…

Арина свела бровки:

— Значит, не желаешь мне покоряться? Своей княгине? Не желаешь? Да?

Тимофей смотрел молча, исподлобья, не вкладывая меча в ножны.

— Что ж… — Озорная улыбка вновь скользнула по лицу Арины. В глазах княгини блеснули дерзкие безуминки. — А хочешь, Тимоша, я сама тебе покорюсь?

Раз — и еще прежде, чем Тимофей успел что-либо сообразить, Арина сбросила легкую сорочку, оставшись перед ним… В чем мать родила стояла теперь прекрасная никейская царевна перед ошеломленным княжеским сотником.

Лампадка не столько освещала, сколько слегка подсвечивала обнаженное женское тело — гладкое и влекущее. И в этом таинственном полумраке Арина выглядела еще более желанной. Подобной красоты Тимофею видеть не приходилось. А от того, как бесстыдно — словно не замечая своей наготы — вела себя княгиня, вовсе захватывало дух. Гречанка же, казалось, искренне наслаждалась производимым на Тимофея впечатлением.

«Неужели Угрим ТАК ошибся? — промелькнула в голове неожиданная мысль. — Неужели княгиня жаждет вовсе не силы Черной Кости, а обычного блуда? И ради этого только прибегла к волшбе? И ради этого открыла запертую дверь опочивальни?»

Арина, улыбаясь, потянулась всем телом, соблазнительно изогнулась, будто гулящая кошка.

Тимофей с трудом сглотнул застрявший поперек горла ком. Кровь уже вовсю клокотала в жилах. Сердце колошматилось в груди. В висках стучало. Ох, кто бы знал, чего стоило ему сейчас сдерживать себя!

Тимофей тряхнул головой. Предупредил: грозным и в то же время прерывающимся от волнения голосом:

— Кня-ги-ня!

Наверное, вышло не очень убедительно.

Арина шагнула к нему.

И добавить к сказанному что-либо еще оказалось невозможно: во рту вдруг наступила великая сушь, язык прилип к гортани.

Дочь никейского императора и супруга ищерского князя, поблескивая сочными губами и большими влажными, с поволокой, глазищами, не спеша ступала голыми ногами по выскобленным доскам пола. Раз шажок, два… Соблазнительно колыхались округлые бедра, маняще выступали из полумрака налитые перси.

Тимофей выставил перед собой меч. Глупо, конечно, но что еще он мог предпринять?

Арина вплотную приблизилась к сотнику. Заточенное острие уперлось меж набухших розовых сосцов. Княгиня улыбнулась шире, сделала следующий шаг, спокойно и уверенно отведя меч в сторону. Рука Тимофея утратила былую крепость, стала вдруг мягкой, податливой. Ну а как иначе? Не протыкать же, в самом деле, молодую княгиню? Не рубить же чужую блудливую женку, хоть и дадено такое право! И тревогу ведь не поднимешь. Какая тревога, когда Арина уже стоит перед ним без одежи! Что и кому тут объяснишь?

Тимофей опустил меч.

Отступил на шаг.

Потребовал хрипло, не особенно, впрочем, надеясь, что его требование будет выполнено:

— Остановись, княгиня.

И решился.

Слегка ударил клинком — плашмя, по гладкому бедру.

Слабый шлепок. Короткий смешок…

Арина, хихикнув, подступила ближе.

— Княгиня, добром прошу!

Еще ближе…

Тимофей ударил снова. Сильнее. Как бьют разыгравшуюся норовистую кобылку.

В этот раз шлепок прозвучал громче, смачнее.

Арина дернулась в сторону — аж колыхнулись упругие перси. Меч отпечатался на нежной коже горящей красной полосой.

Княгиня остановилась, глянула на полыхающее бедро. Не со страхом, не с гневом, не с удивлением даже. Скорее, с любопытством. Провела рукой по багровеющему пятну. Подняла глаза. В распахнутых карих очах — ни слез, ни испуга, ни гнева. Только лукавое любопытство да шальное веселье.

— А знаешь, Тимоша, мне это чем-то даже нравится. — Меж влажных губ мелькнул розовый язычок. — Можешь продолжать.

Нравится?! Продолжать?! Ну, раз ТАКОЕ нравится!.. Как остановить ее (ее и себя, да — и себя тоже!), Тимофей уже не знал.

— Ну что, хочешь ударить еще? Так сделай милость. — Она сама подставила бедро, с улыбкой огладила его.

Интересно, у них в Царьграде все такие?

Меч тяжелил руку и казался ненужным, лишним, никчемным. Ни меч, ни рука не хотели рубить гречанку. И Тимофей знал: не будут.

— Пос-с-слушай… кн-н-нягиня… — Бушующая страсть и вожделение рвали слова и мешали закончить фразу.

Княгиня слушать не желала.

Арина провела пальцем по долу обнаженного меча. Будто лаская оружие. А через оружие — и самого Тимофея. Потом палец скользнул по заточенному лезвию. Но неаккуратно как-то скользнул.

Княгиня охнула:

— Вот ведь досада!

Поморщилась. Капелька крови выступила на порезанном персте. Гречанка что-то шепнула, остановив взгляд на набухавшем гранатовом зерне.

А темно-розовые сосцы на обнаженной высокой груди набухли уже давно. И отвести от них глаз Тимофей был не в силах.

И все же…

— Княгиня! — Он еще пытался противиться невыносимому соблазну.