Дорога в прошедшем времени - Вадим Бакатин

Где было давление ЦК КПСС и лично М.С. Горбачева, и довольно мощное, так это тогда, когда проходил I съезд российских депутатов и в ходе драматического равновесия благодаря неуклюжей партийной агитации председателем Верховного Совета РСФСР стал Б.Н. Ельцин. Меня же хотели включить в эту борьбу, спешно выдвинув кандидатом в депутаты РСФСР от Хакасии по какому-то отставшему округу. Но я отказался. Нехорошо бежать за ушедшим поездом, а тем более быть пешкой в чужой игре. Михаил Сергеевич теперь при наших редких встречах упрекает меня за это. «Все, – говорит, – ты испортил, могло бы пойти по-другому».

После того как россияне высказались за президентскую форму правления, советы – и приезжающих из глубинки, и москвичей, и даже представителей других республик – были, как правило, одни: будет непростительной ошибкой, если опять, в очередной раз, откажешься от борьбы. М.С. Горбачеву на эту тему присылали записки, письма, рассуждения политологов. Вначале он меня убеждал, что это необходимо, но позже характер разговоров изменился.

У него появились сомнения. Немаловажную роль сыграл здесь Н.И. Рыжков, заявивший, что включается в борьбу за президентство. Его шансы в военно-промышленном комплексе, на селе были высоки. Компартия России решила его поддержать.

Что мне было делать? Конечно, не в пику сомнениям Михаила Сергеевича, а исключительно по собственной глупости и совести я принял, как теперь совершенно ясно, ошибочное решение баллотироваться в президенты России.

Я не имел морального права отступать после того, как кировчане собрали более ста тысяч подписей. Но, наверное, определяющим явилось мое психологическое состояние. Состояние начальника – отставника, который десятки лет командовал, привык властвовать, а теперь фактически не у дел. По сути, режим советника, в чьих советах не нуждаются. И хотя я никогда не был и сам себя никогда не считал чересчур властолюбивым, тем не менее состояние после отставки было если и не скверным, то уж точно довольно двусмысленным. Мне казалось: я знаю, понимаю, что надо делать. Вижу, что многое 2 делается не так, но был бессилен повлиять на принятие решений. Отсюда, скорее всего, и эта отчаянная авантюрная попытка снова вернуться во власть.

17 мая 1991 года я направил в Центральную избирательную комиссию по выборам президента РСФСР заявление о согласии баллотироваться в качестве кандидата в президенты РСФСР и выступил по первой программе телевидения о том, что мы с Рамазаном Гаджимурадовичем Абдулатиповым, председателем Совета национальностей Верховного Совета РСФСР, согласившимся баллотироваться в вице-президенты, берем на себя всю ответственность, вступая в предвыборную борьбу.

…Никто не может упрекнуть нас, что мы ищем легкой работы в это трудное для народов России и всего Союза время…

Еще не вечер, и судьба России – в руках ее народа.

Как потом оказалось, это были напрасные слова.

Я думал, что смогу решить главный вопрос – сменить конфронтацию между центром и Россией на сотрудничество. Это был ключ к сохранению Союза, ключ ко всему.

М.С. Горбачев сказал мне, что будет соблюдать нейтралитет, но, по-видимому, «болел» за Рыжкова. В ходе выборов я с ним ни разу не встречался и не говорил. Своим советникам и части сотрудников аппарата он разрешил исполнять мои просьбы. Но просьб было немного.

Общероссийскую сеть из доверенных лиц и группы поддержки создавать времени уже не было. Работал только штаб в Москве.

Кто-то предложил посмотреть, как я среагирую на предложение идти вместе с Б.Н. Ельциным вице-президентом. По крайней мере, буквально через несколько часов после того, как я направил заявление в избирком, мне позвонил, как он сказал, по поручению Б.Н. Ельцина Сергей Степашин и попросил конфиденциальной встречи. Встреча тут же состоялась. Я попросил поблагодарить Бориса Николаевича. Сказал, что думать на эту тему уже не имеет смысла, только что мной подано заявление в избирком.

«Прощупывали» меня на предмет избираемости и Г. Бурбулис, другие известные демократы. Я сказал Бурбулису, что в любом случае, когда приму решение баллотироваться, сразу поставлю в известность председателя Президиума Верховного Совета РСФСР, а главное – я не намерен вести кампанию «против личностей». Работать должны программы кандидатов.

Я считал, что можно провести кампанию без обычной суеты и мишуры, плакатов, листовок, помпезных встреч и тем более без популистских обещаний и заигрывания с различными группами, социальными слоями населения ради голосов. Достаточно донести до людей через средства массовой информации, через теледебаты существо программы и общие жизненные принципы кандидата, а люди сами разберутся.

Но здесь я тоже ошибся. Коммунистическая печать поддерживала Н.И. Рыжкова. Другие средства массовой информации работали на Б.Н. Ельцина. Всех остальных держали в информационной блокаде.

Рассудочно, без эмоций я понимал, что иных итогов выборов, кроме победы Б.Н. Ельцина, быть не может, но в глубине души на что-то надеялся, считал, что смогу составить ему какую-то конкуренцию. Во всех остальных я не видел серьезных конкурентов, участие Н.И. Рыжкова считал ошибкой. В итоге – ошибся сам и проиграл всем.

Первый и единственный раз за всю жизнь я писал заявление о приеме на работу в июле 1960 года: «…прошу принять меня на работу мастером-строителем с окладом по штатному расписанию…» А через 31 год написал второе заявление уже «в президенты».

Со всех сторон эксперты давали советы, приводили аргументы. Нарастание в обществе пессимизма и тревоги… Глубокие разочарования и в Горбачеве, и в Ельцине… Несоразмерный популизм российского правительства, в связи с чем ни одна из широко разрекламированных акций не реализована: ни жилищная, ни земельная реформы, ни приватизация. Эффективность управления российским хозяйством близка к нулевой, что в такой же мере, естественно, относится и к бессильному кабинету Павлова.

…Опираясь на эти настроения, эксперты советовали мне предложить программу политика, способного консолидировать «левых» и «правых». При этом важно не выставлять себя конкурентом Б.Н. Ельцина или Н.И. Рыжкова, а аккумулировать все лучшее, что есть в текущей политической жизни. Это совпадало с моими убеждениями. Были советы отмежеваться от М.С. Горбачева.

Мне представлялось несколько вариантов программ. Но я ни на кого не могу «спихнуть» даже часть вины за свой проигрыш, ибо все принципы программы выбрал сам.

Семь принципов, семь первых дел, семь социальных групп, поддержку которым в первую очередь должен оказать президент. Три семерки. Трижды семь. «Очко». Коротко и, как мне казалось, ясно.