Стеклянный ангел - Зухра Сидикова

Она подошла к нему очень близко. Положила руки ему на плечи. Ему стало страшно, так страшно, как если бы человек, которого он очень любил, и который умер, оплакиваемый им и похороненный, вдруг ожил бы и пришел к нему, требуя любви, требуя объятий и поцелуев.

Это была не Жанна, это была совсем другая женщина, женщина, которую он не знал. Убийца. И имя у нее было другое: Надежда, Надежда Ермилова. Жанны больше не было.

Он почувствовал ее теплые, нежные руки у себя на шее. И замер в оцепенении и ожидании, он и сам не знал чего: любви или смерти… Он закрыл глаза и мысленно попрощался со всем, что было у него в этой жизни — хорошего и плохого… Приготовился к тому, что сейчас на шее захлестнется веревка…

Неожиданно она наклонилась к нему и поцеловала в губы, прошептала еле слышно:

— Он будет со мной, пока не понадобится. Пока не станет нужным тебе. Я обещаю, что этот последний ангел — только для тебя.

Через мгновенье он открыл глаза и увидел ее удаляющуюся тень на серой стене …

И долго-долго, уже после того как стих в темной анфиладе полуразрушенных комнат глухой удаляющийся звук ее шагов, он все прислушивался и ждал. И сам не знал, чего ждал…

Глава двадцать восьмая

Он очнулся в машине скорой помощи. Рядом сидела молоденькая девушка в белом халате. Он смотрел на ее профиль, — розовую в крохотных веснушках щеку, курносый нос, накрашенные ресницы, — не понимая, что с ним и где он находится.

Она заметила его взгляд, наклонилась над ним, радостно сказала кому-то:

— Марк Петрович, он очнулся!

— Замечательно, Леночка, — ответил кто-то басом, — подъезжаем уже.

Он вздохнул и закрыл глаза, стараясь не думать, стараясь не вспоминать.

Машину трясло. Он никак не мог согреться. У него сильно стучали зубы, за закрытыми веками неотступно стоял темный силуэт на фоне освещенного лунным светом окна, и, когда девушка, сидящая рядом, касалась его лба теплой рукой, ему казалось, что он все еще там, в этом черном доме, и та, о которой он боялся думать, еще рядом… еще рядом…

Наконец машина остановилась.

— Куда же его, Марк Петрович? — спросила веснушчатая девушка. — Все палаты переполнены. В коридоре и то мест нет!

— Куда, куда? — проворчал бас. — Ко мне положим, что ж теперь…

— Так вы опять спать не будете? Вторые сутки уже.

— Ничего, на стуле посплю, — пробурчал неизвестный, невидимый Мишей, Марк Петрович.

На носилках Мишу внесли в небольшое одноэтажное здание, вероятно какую-то сельскую больницу, затем в маленький закуток с крошечным оконцем под самым потолком в самом конце длинного, пахнущего хлоркой, коридора. Очевидно, это и было пристанище Марка Петровича — отгороженный фанерным листом угол с узенькой кушеткой и маленьким столиком, на котором стоял старый телевизор.

Мишу положили на койку, укрыли толстым одеялом.

— Капельницу ставить? — спросила Леночка.

— Не надо никакую капельницу.

Марк Петрович оказался мужчиной небольшого роста с окладистой бородой и выпирающим из под белого халата животиком.

— Он и без капельницы справится, зачем зря лекарства переводить? У него просто переохлаждение, да и стресс, видимо. Согрей ему супу, там в столовке осталось, и чаю горячего пусть попьет. Сразу оклемается. И мне чаю, и еще, сама знаешь что.

— Может не надо, Марк Петрович? Вы сегодня и так уже два раза — сами знаете что.

— Надо, Леночка, надо. Ты думаешь, с чего я держусь-то вторые сутки? Надо, непременно надо! — Марк Петрович вздохнул и вышел.

Леночка подоткнула одеяло, снова прикоснулась к Мишиному лбу, и тоже вышла.

Через несколько минут она вернулась с подносом, на котором стояла дымящаяся тарелка и маленький граненый стакан с чем-то прозрачным.

— Давайте я вам помогу, — сказала Леночка, — привстаньте. Вот так, вот так.

Она усадила Мишу, поправила подушку у него за спиной.

— Ну вот, а теперь выпейте вот это.

— Что это? — спросил Миша. — Вода?

— Да нет, это лекарство.

— Какое лекарство?

— Ну вы что, по запаху не чуете — какое? — засмеялась Леночка. — Пейте, пейте! Это Марк Петрович из своих запасов выделил, а это знаете, дорогого стоит. Он редко с кем этим добром делится. Пейте, сразу согреетесь. Зубы вон до сих пор стучат. Залпом пейте, вот и хлебушком закусите.

Миша выпил, сморщился, быстро откусил душистый темный хлеб.

— А теперь ешьте суп. Только он горячий, осторожно. Подождите, я вас сама покормлю.

Она поднесла ложку к его губам. Суп был удивительно вкусный — наваристый, с маленькими кусочками мяса, мелко нарезанной зеленью.

Чрез несколько минут Миша откинулся на подушку. Ему и вправду стало заметно лучше.

— Какой вкусный суп у вас готовят. Вот уж никогда не подумал бы, что в сельских больницах так хорошо кормят.

— Да нет, что вы! — улыбнулась Леночка. — Это не из столовой. Тот суп есть невозможно! Это я из дома принесла, себе на ужин, а поужинать не успела. Но это к лучшему, вот вас угостила. Правда, вкусный? Это мамочка моя готовила. Она у меня так готовит, пальчики оближешь!

«Мама! — вспомнил Миша. — Мама! Боже мой, она там с ума сходит! Нужно срочно позвонить! Но ведь телефон…»

— Леночка, — взмолился он, — у вас есть телефон? Мне очень нужно позвонить!

— Есть, конечно. Вот, пожалуйста, — она протянула ему телефон-раскладушку.

Миша набрал номер.

— Да, — услышал он мамин встревоженный голос, — слушаю!

— Мама, это я!

— Миша! Господи, я уже места не нахожу! Где ты? С тобой все в порядке?

— Все в порядке, мама. Я по работе задержался, у меня срочные дела, ночевать сегодня не приду, позвоню утром. Хорошо?

— Хорошо, сынок! Ты себя хорошо чувствуешь?

— Да, мамулечка, все нормально. Пока!

— Пока, милый.

Миша вернул телефон девушке, откинулся на подушку.

— Спасибо вам, Леночка, вы просто спасли меня.

— Я? Нет, это не я вас спасла. Вас спас Марк Петрович.

— Марк Петрович? — переспросил Миша, думая о том, что до девяти ноль-ноль второго декабря осталось шесть часов.

— Вам повезло, что сегодня его дежурство, — сказал Леночка. — Если бы сегодня Марья Степановна была, или Геворкян, вы, наверное, до сих пор бы сидели, привязанным к стулу.

— Неужели? — вяло поинтересовался Миша. — Значит, я обязан Марку Петровичу?

— Только ему. Он у нас этот… как его? Фили… фила…

— Филантроп?

— Точно, филантроп. Он на все выезды без разговоров отправляется, и меня с собой тащит. Говорит, мы на посту и должны исполнять свой долг. Любого бомжа, последнего забулдыгу спасет и вылечит. Как только позвонили с городской, сразу же и помчались в этот лагерь заброшенный. Толик, наш шофер, умолял его дать ему доесть, он как раз ужинал, так Марк Петрович отругал его. Пока, говорит, ты здесь жрешь, человек умереть может! А потом, когда мы в этот лагерь добирались, всю дорогу занесло, мы три раза в снегу вставали. Толик опять: поехали, мол, назад, полиция разберется. Так Марк Петрович нет, пока ваша полиция, говорит, доедет, человек на морозе богу душу отдаст.

— Полиция? — с беспокойством переспросил Миша.

— Ну да, полиция. Нам ведь положено полицию вызывать. Они вообще застряли в самом начале, а мы добрались. Там у самого въезда в лагерь машина ваша красная стояла поперек дороги, так пришлось пешком идти. Потом бегать по этому зданию с фонариком, искать. В общем, натерпелись мы, пока вас вызволяли.

— Красная машина? — спросил Миша. — А та вторая?

— Какая вторая? Там была только одна машина. Красная такая, или скорей вишневая, да? Ведь вы на ней приехали? Она перевернутая лежала, ее здорово снегом засыпало.

Миша промолчал, не стал больше выспрашивать про вторую машину, но что-то екнуло: догадка или опасение…

— Леночка, — попросил он, — а можно мне телевизор посмотреть? Хочу немного отвлечься, голова побаливает.

— А как вы себя чувствуете? Лучше вам?

— Намного, намного лучше. Благодаря вашим умелым ручкам.

Миша и вправду чувствовал себя лучше. Водка и суп сделали свое дело: перестали стучать зубы, больше не кружилась голова, сознание прояснилось. Нужно было срочно решать, что к чему, пока не стало поздно.

— Ну ладно, — смутилась Леночка от Мишиного комплемента, — смотрите, пока Марк Петрович занят. Думаю, он через полчасика зайдет вас проведать.

— И как вас угораздило в этом лагере оказаться? — все-таки задала она вопрос, видимо, мучающий ее с тех пор, как она села рядом с Мишей в машине скорой помощи. — И что за нелюдь вас в такой мороз к стулу привязал?

— Я потом вам все расскажу, Леночка, — слукавил Миша, которому просто нужно было выиграть время, — обязательно расскажу. Вот только отдохну. Вы ведь еще зайдете ко мне? Обещайте, что зайдете. Я буду скучать.