Апология памяти - Лев Лещенко

Между тем природа одарила его более чем щедро: он прекрасно пел, великолепно читал эстрадные монологи и фельетоны, хорошо двигался, был артистичен в каждом своем жесте, но самое главное — обладал острым чувством комического. Помню, когда он «включал» эту свою уникальную способность имитатора еще в ГИТИСе, педагоги хохотали до слез. А Петр Иванович Селиванов, наш педагог по вокалу, сказал ему как-то: «Ох, Винокур, Винокур… Не знаю уж, какой из тебя выйдет певец, но как комик ты всегда себе заработаешь на кусок хлеба с маслом…» И точно, всякий раз, когда Володя выходил на институтскую сцену во время наших творческих «вторников» с целью исполнения какой-либо вокальной партии, это почему-то уже само по себе вызывало у присутствующих повышенную веселость. А когда он, и не думая никого при этом специально насмешить, просто клал руку на рояль и; объявлял своим звучным баритоном: «Чайковский, ария Онегина!» — дальше уже ничего не было слышно, потому что в зале раздавался общий хохот. В таких случаях Павел Михайлович Понтрягин начинал кричать: «Винокур! Прекратите паясничать! Уходите со сцены! Выйдите еще раз и объявите номер как положено!» Володя, недоуменно хлопая глазами, уходил за кулисы, затем появлялся оттуда с тем же серьезным видом, как и в предыдущий раз, и точно так же, положив руку на рояль, торжественно провозглашал: «Чайковский, ария Евгения Онегина из оперы…» В зале же в этот момент начиналась уже истерика, люди буквально валились от хохота. Дошло однажды до того, что Понтрягин, доведенный до белого каления, просто-напросто выгнал Володю со сцены, запретив ему какое-то время выступать на «вторниках».

Как бы там ни было, будучи третьекурсником, Винокур уже становится стажером в Театре оперетты, а в 1977 году, по окончании ГИТИСа, приглашается в его штат. Но искусство оперетты не было его планидой. Володю манила эстрада. И вот в 1977 году, став лауреатом Всероссийского конкурса артистов эстрады как артист разговорного жанра, Винокур переходит на работу в Москонцерт. К слову, мастеров этого жанра у нас тогда было раз-два и обчелся — Геннадий Хазанов да Евгений Петросян. Еще не было ни Михаила Евдокимова, ни Ефима Шифрина, ни Клары Новиковой… Так что Володе было где развернуться и продемонстрировать все свои многочисленные таланты. Что же касается наших с ним дружеских отношений, то они начали более-менее укрепляться только где-то после поездки на Универсиаду в Кобе, где нам пришлось провести вместе дней пятнадцать — двадцать. Общение наше стало гораздо содержательнее и активнее, чем было раньше, и из Японии мы, можно сказать, вернулись уже закадычными друзьями. То есть с того момента, как мы познакомились, прошло уже лет десять. Поначалу нас с Володей связывало только творчество, потом мы начали дружить домами. Львиная же доля нашего общения приходилась на совместные зарубежные поездки.

Что и говорить, мы были в то время людьми в этом смысле довольно востребованными — ни одна олимпиада, ни один чемпионат мира или подобного масштаба мероприятие не обходилось без того, чтобы туда для создания психологической поддержки наших спортсменов не была бы отправлена группа ведущих советских деятелей искусств. Скажем, в 1980 году одна из таких групп в составе Иосифа Кобзона, Льва Лещенко, Владимира Винокура, Левона Оганезова и Людмилы Сенчиной оказалась в Лейк-Плэсиде — столице зимних Олимпийских игр. Условия нашего проживания там были типично спартанскими — в одной комнатке приходилось умещаться вчетвером. Интересно, что наш маленький отель «Данна Море» располагался как раз напротив колоссального здания федеральной тюрьмы. К слову, вместе с нами в этом же отеле, но в другом номере, проживал и наш великий актер Евгений Павлович Леонов… Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде, тем более что почти всем нам пришлось в детстве и юности пройти школу совместного коммунального быта. Так, сразу же вспомнилось былое, когда по утрам приходилось, как и в давние времена, занимать очередь в единственный туалет. «Стоит ли говорить, что душой и мотором нашего мини-коллектива был Иосиф, в котором заложена неистребимая потребность лидерства. Он жить не может без того, чтобы о ком-то заботиться, кого-нибудь опекать. Так было и на этот раз. Иосиф поднимался раньше нас, быстро приводил себя в порядок, готовил все необходимое для немудреного завтрака и будил нас сод словами: «Сынки, подъем!» Мы, разумеется, охотно признавали его «отцовство», тем более что он и был постарше нас. Потом мы доставали свои легендарные походные кипятильники, заваривали чай и кофе, нарезали хлеб и колбасу (купленную предварительно все тем же Иосифом Давыдовичем и, что немаловажно, за его собственный счет). Затем собирались, садились в автобус и ехали на спортивную арену. Там мы и общались с нашими ребятами-спортсменами: с кем-то прямо на лыжне, кого-то просто поддерживали выкриками с трибун. Что скрывать, было очень приятно, когда перед стартом тренеры наших спортсменов подводили нас к ним, говоря: «Вот, ребята, вам желают победы Иосиф Кобзон, Лев Лещенко, Владимир Винокур, Евгений Леонов!»

Мы с Володей тогда уже держались несколько обособленно от остальных, так как у нас с ним обнаруживалось все большее и большее сходство по многим вопросам. Но групповых интересов тоже нельзя было избежать полностью. Так, с первого же дня нашего пребывания в Лейк-Плэсиде встала проблема общения с эмигрантами из СССР. С их стороны начались звонки, предложения встретиться. Наш мудрый Иосиф решил сразу же поставить все точки над «i». Он пришел в наше представительство и спросил — ввиду того, что нас беспрестанно атакуют эмигранты, будет ли у нас возможность с ними общаться? Слава Богу, у советского посольства хватило ума не запрещать нам этого. Хотя имели место и попытки откровенных провокаций. Бывало, что антисоветски настроенные эмигранты, да и сами американцы кричали нам прямо в лицо: «Русские, убирайтесь из Афганистана! Русские, убирайтесь домой!» При этом нам совали в руки какие-то листки, которые мы с Винокуром набирали, помню, целыми охапками, после чего благополучно отправляли в мусорные ящики.

Было и еще одно неудобство. Дело в том, что, поскольку мы входили в туристическую группу, места на трибунах стадиона нам доставались весьма неважные. Приходилось торчать где-то на «галерке», где ничего нельзя было толком увидеть и услышать. Тогда мы, то есть я, Иосиф и Володя, начали вести себя по привычному советскому образцу — стали садиться на часто пустовавшие места в ложе для прессы. И вот как-то, придя на хоккейный матч между сборными СССР и США, садимся мы на свободные сиденья и начинаем оживленно комментировать игру. Но тут к нам подходит полицейский и вежливо просит предъявить билеты. Мы достаем свои билеты, он их изучает, после чего делает нам с Иосифом приглашающий жест на «галерку» — дескать, ваши места находятся там. Мы, естественно, удивляемся, почему это «коп» осчастливил своим вниманием именно нас двоих, но приказание послушно исполняем — не дома ведь у себя как-никак… Но спустя какое-то время решаем: «А, черт с ним, давай вернемся туда опять! Что он нам, в конце концов, может сделать? Не расстреляет же…» Сказано — сделано. Второй тайм смотрим вновь из ложи прессы. Но вскоре к нам подходит тот же самый «коп» и снова требует наши билеты. Причем добавляет: «Предупреждаю в последний раз. Если еще вас здесь увижу, то…» И красноречиво бренчит висящими на ремне наручниками. Тут к нам с Иосифом подходит Винокур, который до этого сидел в стороне, и в знак солидарности отправляется с нами на «галерку», хотя его никто не беспокоит. Я пожимаю плечами: «Странно, почему он привязался именно к нам двоим, ведь там же куча народу сидит, как и мы, «незаконно», на чужих местах? К ним почему-то никаких претензий, кстати, как и к Винокуру…» На что Иосиф насмешливо кивает: «Ты что, так и не понял До сих пор, на чем он нас «вычислил»? Посмотри, как мы с тобой одеты — дубленки, шапки пыжиковые… типичный «советский набор». У «копов» на это дело глаз наметан. А Володя у нас — вылитый американец в своей шикарной «Кохе»!» И тут мы начинаем дружно хохотать, вспоминая, как недавно наша хоккейная звезда Валерий Харламов подарил Володе модную пуховую куртку фирмы «Коха» ярко-красного цвета, причем тот еще и отнекивался, стесняясь принимать такой дорогой подарок… Тут к нам подходит известный журналист-международник Мэлор Стуруа, жалуясь на то, что у него такие же плохие билеты. Но главное огорчение нас ожидало впереди, когда наша команда проиграла и американцы начали орать от восторга как помешанные. Еще бы, разгромить непобедимую в те времена хоккейную сборную Советского Союза! Это казалось нам невероятным — подарить победу на Олимпиаде не чехам, не канадцам, не шведам, а команде США!.. Правда, если бы мы могли предвидеть, какой сюрприз нам устроит сборная России в 2000 году на Чемпионате мира по хоккею в Петербурге, мы бы, наверное, не так расстроились. Тогда же мы, помню, залили горе пивом, которым угостил нас Мэлор…