Наука страсти - Джулиана Грей

— Боже мой, — пробормотал Эшленд. Грудь его все еще тяжело вздымалась. — Боже мой, Эмили.

Приподняв голову, он поцеловал ее в лоб, поцеловал в нос и щеки. Опершись на стол, вышел из нее так же осторожно, как входил, и поморщился, когда вышел целиком.

Не говоря ни слова, он поднял Эмили со стола, отнес в другую комнату и уложил на кровать.

— Не двигайся, — велел он и исчез за дверью.

Глава 19

Герцог Эшленд смотрел на себя в зеркало, висевшее над раковиной. Кожа еще пылала, еще была влажной от пота; единственный глаз сверкал, зрачок расширился, как у безумца. Он все еще ощущал остатки оргазма, пульсирующие в крови, — самого потрясающего оргазма за всю его жизнь.

Хотя надо признать, что на прошлой неделе все произошло почти так же, пусть даже без этого грандиозного, идеально совпадающего ритма, который получился у них с Эмили сейчас.

Эшленд улыбнулся.

Он опустил взгляд на свое орудие, все еще твердое, торчащее из брюк, все еще в этом чертовом французском презервативе. Повозился с завязками, развязал их и вымыл презерватив в раковине. Затем осторожно положил и разделся, снимая вещь за вещью, складывая их, как требовала солдатская дисциплина: галстук, рубашка, брюки, чулки. Положил аккуратную стопку на стул и вернулся в спальню. Воздух овевает кожу, напоминая о наготе.

Без маски.

Беззащитный.

Эмили лежала на кровати так, как он ее оставил, чуть приподнявшись на подушках и согнув коленки. Одна рука поперек живота, вторая на подушке, рядом с остриженной головой. Он не стал зажигать лампу, и свет, падавший из соседней комнаты, лишь слегка мерцал на ее коже. Он посмотрел на ее лицо, на круглые мудрые глаза, и на мгновение грудь сжалась от чего-то очень знакомого.

Он ее знает.

Она принадлежит ему. Они принадлежат друг другу.

В следующий миг Эмили рывком села.

Он подошел к ней бесшумными шагами, которым научился во время тренировок у Олимпии; шагами, какими приближаешься к жертве. Гнев, так называли его в горах Афганистана. Он старался смотреть ей в глаза, но ее взгляд то и дело соскальзывал вниз, на его обнаженные, уязвимые ноги, на искалеченное тело, на восставший член. На зверя, каким он был.

— Эшленд, ты прекрасен, — прошептала она, протянув к нему руки.

Он преклонил перед ней колени.

— Потрепанность включена без дополнительной платы.

На ее лице застыло странное выражение — изумление и что-то, похожее на тоску. Она прикоснулась к его щеке.

— Эшленд, я…

— Ш-ш-ш. — Он поцеловал ее, опустил на подушки. Здоровой рукой откинул простыни и укрыл ее. — У нас впереди вся ночь. На этот раз я оставил соответствующие распоряжения. До утра меня никто не ждет.

— Эшленд, я не могу. Я…

Он поцеловал ее, оборвав этот лепет:

— Нас не разделяет ничто, кроме твоей гордости. Просто прими меня. Прими нас. — Еще один поцелуй. — После прошлой недели, после того, что произошло только что, как можешь ты отрицать то, что возникло между нами? Кроме того… — еще один поцелуй, на этот раз во впадинку на шее, — …поскольку я лишил целомудрия мою порядочную и девственную компаньонку, у меня нет другого достойного выхода, кроме женитьбы.

Тут она рассмеялась, но каким-то печальным смехом.

— Ты — герцог, Эшленд. И можешь поступать так, как тебе заблагорассудится.

— Ничего подобного. — Он притянул ее к себе и приподнялся на локте. Пальцы лениво чертили на ее коже какую-то фигуру. — Похоже, я не могу убедить тебя стать моей герцогиней. Не знаю почему. Жизнь, полная роскоши, верный муж в твоей постели. Конечно, из меня никогда не получится декоративная фигура в твоем бальном зале, но зато бальный зал у тебя будет.

Эмили молча всмотрелась в его лицо, а слово «муж» словно разбухло и теперь повисло в воздухе между ними.

Она потянулась, сняла с его глаза повязку. Он не дернулся, даже не шелохнулся.

Она наклонилась и поцеловала пустую глазницу, веко, давным-давно наглухо зашитое хирургом.

— Я обожаю каждый дюйм твоего тела. Что бы ни случилось, что бы ни стало с нами, Эшленд, всегда помни об этом. — Она целовала изуродованную челюсть, щеку, его искалеченное лицо. — Каждый дюйм.

Он застыл под этой легкой как перышко лаской.

— Это звучит как прощание. «Удачи тебе, старина, спасибо за воспоминания».

— Я хочу, чтобы ты кое-что пообещал мне, Эшленд, — произнесла она, прижавшись губами к его горлу.

— Все, что угодно.

— Когда ты узнаешь. Когда я расскажу тебе все. По-обещай, что ты не возненавидишь меня.

— Эмили. — Он приподнял пальцем ее подбородок и посмотрел ей в глаза. До чего у нее красивые глаза — круглые и синие, неправдоподобно юные. Бесхитростные. И полны эмоций, чувство будто изливается из них, переплетается с любовью, переполняющей его собственное сердце. — Я никогда не смогу возненавидеть тебя.

Она втянула в себя воздух.

— Эшленд, я тебе о многом не рассказала. Обо мне, о моем прошлом. О том, кто я такая.

— Я тебе тоже о многом не рассказал. О том, что я когда-то делал.

О людях, которых убил, и способах их убийства. Эшленд напряг мозг и выкинул ненужные мысли из головы.

Эмили нашла обрубок его руки и накрыла его ладонью. Под этим теплым прикосновением привычная боль почти исчезла.

— Твое случилось давно. А мое происходит сейчас. И то, кто я есть, тоже имеет значение сейчас.

— Я тебе уже говорил, ты — Эмили. И это все, что мне нужно знать. А остальное — такая чепуха! Я знал предков моей жены до Вильгельма Оранского, знал каждую подробность ее жизни, и много пользы мне это принесло? Я ее вообще не знал.

— Может быть, ты и меня вообще не знаешь.

Эшленд перевел взгляд на потолок и постучал себя пальцем по подбородку.

— Ну давай разберемся. Ты убийца?

Она фыркнула.

— Нет.

— Фальшивомонетчица?

— О, веди себя серьезно, Эшленд! Я пытаюсь…

Он щелкнул пальцами.

— Я понял! Владелица дома с дурной репутацией?

Эмили схватила подушку и швырнула в него.

— А об этом тебе что известно?

— Если ты помнишь, я служил…

— В армии. Да, я помню. — Она снова откинулась на подушки. Кожа ее еще была порозовевшей, еще теплой и буквально светилась после неистовых плотских утех. С ним.

Эшленд сделал суровое лицо. Совершенно очевидно, что он должен взять над ней верх и прогнать прочь все эти женские сомнения и колебания. В конце концов он сделал ей просто сокрушительное предложение — выйти замуж за герцога. И понимает ее потрясение. Даже смятение. Да, возможно, про дом и деньги он сообщил ей не особенно тактично. Леди, как правило, не умеют видеть подобные вещи в практичном и рациональном свете.