Когда риск - это жизнь! - Карло Маури

Ночью морскую поверхность и небо озаряет пламя многочисленных нефтяных вышек, огромные танкеры пересекают наш маршрут.

30 декабря.

Со вчерашнего вечера море никак не может успокоиться. Черное и пенистое, оно свирепо швыряет в разные стороны наше судно, не давая ни скучать, ни злиться на товарищей, которые храпят в рубке, действуя нам на нервы. Все же мы сохраняем спокойствие, внимательно вслушиваемся в голос моря и наблюдаем постоянный бег его многообразных волн; некоторые из них набрасываются на «Тигрис», окатывая нас теплой водой, будто обнимая. Словом, абсолютное право голоса здесь принадлежит только ему, и слушать его очень интересно.

Идем со скоростью около 4 узлов — скоростью хорошего бегуна. Помогает нам и течение, которое несет ладью из залива в сторону Индийского океана.

К полудню слева по борту возникают горы Омана высотой 2000 метров над уровнем моря. Только бы миновать их благополучно! Моторная дау, страховавшая нас все это время, неожиданно исчезла именно сейчас, в наиболее критический момент плавания. Наверное, укрылась от бури в каком-нибудь заливе. Скорей бы уж возвращалась. Пока светло, все реальные опасности хорошо видны; к сожалению, ночью к ним присоединяются воображаемые, увы, незаметные глазу и оттого наиболее драматичные.

На поверхности воды плавают деревянные обломки, надеемся, не сопровождавшей нас дау… Когда имеешь дело с таким плохо управляемым судном, как наше, гораздо страшнее смотреть с моря на берег, чем с берега на море.

Отправляюсь на камбуз готовить ужин. Темнеет, хотя всего 5 часов дня, закат окрашивает небо в красный цвет, море лиловое. Асбьёрн зажигает нефтяные фонари и водружает на мачту алюминиевый экран, чтобы радары крупных судов могли засечь нашу тростниковую скорлупку. Кто-то отдыхает в рубке после целого дня, проведенного на ногах. Тур на мостике, он капитан и должен нести всю ответственность. Норман возится с радио, пытаясь установить связь с какой-нибудь береговой станцией на случай, если лодку понесет на скалы… Юрий на вахте, орудует громоздкими рулями. Он врач, но сейчас его очередь управлять лодкой, и мы не пристаем к нему с нашими болячками.

Готовлю на ужин вареную картошку с луком. Во время шторма лучше не думать, а работать. Хватаясь за все подряд, чтобы удержаться на ногах, до камбуза добирается Тур и сообщает мне, что мы идем со скоростью 5 узлов, то есть галопом, попали в течение, которое несет «Тигрис» к Ормузскому проливу. С 18 до 20 часов моя очередь стоять на вахте. Ночью небо похоже на море, а море с его фосфоресцирующим планктоном — на небо.

Неожиданно прямо по курсу вспыхивает мощный свет маяка, установленного у входа в Ормузский пролив. Ветер делается еще крепче, и море штормит. Удастся ли нам пройти пролив? С этой мыслью ложусь спать, предоставив сменившим меня у руля товарищам не столько направлять ладью, ибо она плывет куда хочет, сколько наблюдать за тем, что неминуемо произойдет.

31 декабря.

Просыпаюсь в 2 часа ночи от лунного света и свежести. Море совершенно спокойное, маяк Ормузского пролива остался позади. Что произошло? Да ничего, кроме того, что мы уже в самой середине пролива, куда занесли нас течение и ветер, вышвырнув из Персидского залива. Вот, значит, как плавали в древние времена — используя за неимением других средств особенности природы, которые уже тогда хорошо знали. Все мы охвачены волнением оттого, что обнаружили сегодня, в наше время извечное свойство морских течений доставлять суда по совершенно определенным маршрутам с одного континента на другой. Море всегда служило путем сообщения, а отнюдь не барьером, разделявшим народы.

Пролив имеет ширину до 30 километров, да и в длину почти столько же. По левому борту у нас персидский берег, по правому — берег Оманского султаната, а по обе стороны идут сплошными вереницами десятки танкеров на загрузку или разгрузку в богатые порты нефтяных стран. О нашей дау никаких сведений. С маленькой резиновой лодки фотографирую идущий в проливе «Тигрис». Ветер и течение умерили свой пыл; кажется, «Тигрис» стоит на месте. В 9 часов наконец появляется дау. Выяснилось, что она стояла на якоре в одном из заливов. Находившийся на ней в качестве переводчика Рашад вновь присоединяется к нам, и начинается праздник.

Сегодня последний день года. Эйч Пи с самого обеда хлопочет на камбузе, готовя какую-то грандиозную «тайную вечерю». По звону склянок мы оставляем рули, бросаем в воду плавучий якорь и рассаживаемся вокруг старательно накрытого (в первый раз!) стола; он украшен рождественской елочкой, которую специально для этого случая припас Юрий. На столе черная и красная икра, глинтвейн, шампанское. С небосвода падают звезды, ни малейшего дуновения ветра, над столом висят нефтяные лампы, и от их света делается веселее. Вначале пьем шампанское и закусываем икрой, затем наступает очередь главного блюда — спагетти с норвежским соусом или, правильнее сказать, норвежский соус со спагетти, поскольку соуса получилось больше. Мы уютно сидим, можно сказать, на поверхности моря, никто не контролирует ход ладьи, со всех сторон мимо проносятся громадные танкеры, люди с дау смотрят нa нас, как на сумасшедших. И действительно: «Тигрис» ходит на привязи вокруг плавучего якоря, а парус его свисает с мачты, как полог в цирке. О, прекрасное введение, позволяющее не ощущать опасности!.. Море похоже на большой сад. Магнитофон нашей молодежи изрыгает чудовищную музыку современных столиц. Просим дать что-нибудь иное, и звуки Бетховена плывут вместе с нами по океану.

Выбираем плавучий якорь и вновь становимся серьезными людьми: серьезно несем вахту, серьезно спим, а «Тигрис» продолжает идти туда, куда его несет течение, точно так же, как и раньше, когда его никто не контролировал.

1 января 1978 года.

Стою на вахте с 4 до 6 часов. Море спокойное, полный штиль. От проходящих поблизости танкеров вздымаются волны, нещадно бьющие в корпус «Тигриса», зеленое море усеяно бесчисленными желеобразными зонтиками медуз.

Волной от танкера сломало деревянную рогатину, которая удерживала левый руль. Решаем уйти на буксире у дау подальше от опасного соседства движущихся кораблей.

Идем вдоль оманского побережья. Ночью к нам приближается катер береговой охраны и чей-то голос спрашивает: «Что это?» «Лодка», — отвечает по-арабски Рашад. «А вы сами кто будете? Не дьяволы?» — «Нет, мы люди». Странная черно-белая птица с хохолком на голове, похожая на монахиню, уселась на руль отдохнуть, но когда Детлеф приблизился, чтобы взять ее в руки, монахиня упорхнула.

В который раз наблюдаю рождение дня. Сначала посветлело небо на востоке, в то время как на западе оно оставалось еще совершенно темным. Затем кучи облаков на востоке из черных становятся серыми на огненно-красном небе, В эти моменты восход очень похож на закат. Время — 5.40 утра. Небо уже совсем посветлело, однако солнце еще не взошло из-за красного горизонта. Проходит всего несколько мгновений, и вот его кромка вспыхивает золотом над морской гладью. Создается впечатление, что мощный поток света, пронизав пространство над океаном, падает как раз на «Тигрис», высвечивая ладью, словно танцовщицу в театре. Вся прелесть состоит в том, что это непередаваемое ощущение, будто находишься под лучом солнечного прожектора, испытывают каждый раз все живущие на земле. В морской степи, на этой пустынной водной поверхности, взгляд различает тысячу разнообразных предметов: неизвестно откуда и куда плывущую деревяшку, спину дельфина, плавник акулы, летающую рыбу, необычной формы волну, водоросль, ночью — любое свечение. Все видно кругом на 360 градусов. На прямой линии, отделяющей воду от неба, немедленно замечаешь любую деталь, и все, что видишь в этом, на первый взгляд пустынном, пространстве, становится объектом пристального внимания. Всякий раз, когда кто-нибудь выходит из рубки, слышишь: какая луна! какие звезды! какое солнце! какое море! смотрите — рыба, чайка, ящик, корабль! Словом, все видно и все берется на заметку.