Идеальная жертва - Марина Орлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слив. Возвращаются. Проходят мимо, к себе. Скрипа кровати через стену не слышно. А может, он задержался в коридоре, стоит и смотрит на мою дверь? Так и хочется прикоснуться к его сознанию – это слишком просто, слишком соблазнительно. Нет, хватит выдумывать.
Тишина. Подождав ещё немного, ложусь на подушку. Нужно отвыкать. Чем раньше начну, тем будет проще.
Утром чувствую себя сонной развалиной, так что могу думать только о чашке чего-нибудь бодрящего. Насыпая молотый кофе из пакета, ловлю себя на мысли, что хорошо бы зажевать его прямо так. И занюхать. И в глаза насыпать. Интересно, если поставить капельницу с ристретто, это помогло бы прийти в чувство?
Растирая лицо, тычу в кнопки доставки. Блинчики с вишнёвым сиропом, две порции.
Шаги.
Ру заходит на кухню. Нет уж, мне сейчас не до этого. Не хочу я никаких выносящих мозг сложностей, моральных проблем и – особенно – взглядов в его глаза, такие привычные и одновременно незнакомые. Просто дайте мне завтрак.
Ставлю тарелку на стол.
– Заказать на вас? – от неловкости будто распорки во рту, мешающие говорить.
– Я сам.
– Конечно.
Смотри-ка, разговаривает вслух. Буду считать это хорошим знаком. Но вот опять: всё внутри реагирует на привычный голос, однако нужно сдерживаться.
Неясно, то ли проглотить еду за два укуса и сбежать на работу, то ли, наоборот, тянуть время, чтобы подольше посидеть с ним. А вдруг понадобится помощь? Я всего лишь по-дружески беспокоюсь.
Напикавшись кнопками, Ру забирает порцию из окошка доставки, ставит на стол и садится на своё место напротив. Белые волосы, как и вчера прихваченные резинкой на концах, мягко ложатся на плечи, а более короткие пряди чёлки и вовсе выскальзывают, падают на глаза. Ру заправляет их за ухо не пальцами, а тыльной стороной ладони.
Непроизвольно кошусь в его тарелку. Тушёная капуста и омлет. Эйруин явно напрягается.
– Не так?
– Не-е-ет, всё нормально, – тяну с показным энтузиазмом. – Просто… Посмотрел. И всё.
Ещё немного подождав, Эйруин всё же принимается за еду. Вилка в дрожащих пальцах то и дело звякает о край тарелки, отказывается цеплять кусочек капусты. Ру прикусывает нижнюю губу так, что кожа вокруг белеет, хмурится и шумно сопит носом. Капуста не поддаётся.
Значит, мне лучше уйти, чтобы не смущать его. Вторую порцию блинчиков проглатываю, не жуя и не чувствуя вкуса. Вытираю руки, поднимаюсь.
– Пора на работу. Вам что-нибудь нужно?
Мотает головой, не глядя на меня, продолжая ковыряться в тарелке.
Сам с собой изображаю невнятную пантомиму «хорошо, я пошёл» и сбегаю в прихожую.
***
Возвращаюсь опять поздно. Ру шебуршит на кухне, но, пока я разуваюсь, проскакивает мимо, к себе, пробормотав чуть слышное:
– Добрый.
Разогнувшись, я начинаю:
– Добрый…
…И дверь его комнаты захлопывается.
***
Утром он снова выходит чуть позже меня. Здороваемся. Едим. На этот раз он тоже берёт блинчики – может, потому что видел, как я их ем руками. Это проще, чем вилкой.
Поглядываю на него урывками, чтобы не смущать. Противным тянущим чувством внутри отдаются шрамы, выделяющиеся на светлой коже, – Ру получил их все за последние годы, со мной. Когда я вытащил его из костра, у него и кожи-то не было, а потом наросла новая, гладкая. Теперь же этого добра хватает. Над левой бровью, где была вмятина, и на шее, от моих зубов, и жёсткие утолщения на костяшках пальцев. Толстый свеже-розовый шрам, уходящий с шеи на затылок, под волосы, виден, когда Ру поворачивает голову к окну. А ведь я пафосно обещал, что больше не допущу этого. Правильно, что он ничего не помнит. Может, лучше и не вспоминать. Скоро эти шрамы сойдут, и он начнёт новую жизнь, без этого дерьма.
А мне пора возвращаться к прежнему режиму – работа с утра до ночи.
***
Две недели тянулись непривычно долго. Так странно: Ру разговаривает со мной на «вы», в глаза заглядывает, ждёт ответа. Заискивает. Я, конечно, не против какое-то время побыть крутым защитником, которому смотрят в рот, это тоже приятно для разнообразия, но всё-таки уже хочется, чтобы Ру стал прежним. Тем Эйруином, которым я восхищаюсь. Сильным, несгибаемым, с вот этим его безэмоциональным лицом, холодными ярко-голубыми глазами и кровью на губах. Аж мурашки вдоль позвоночника… А теперь что? Какой-то милый малыш, потерянный и всё время грустный. Конечно, я всё равно его люблю, но… Но верните мне прежнего Ру!
А иногда у него прорываются вполне привычные выражения, интонации, и он выглядит точно таким, как раньше. Как будто ничего не изменилось, и сейчас он хлопнет меня по заднице «потому что нехрен соблазнять».
Работа не так, чтоб отвлекает, и вообще не радует. В пятницу я и вовсе обнаглел: даже не пытался создавать видимость дела, а бесконечно гонял чаи с кофеями и пялился в окно. Даже нет сил думать о чём-либо, хочется отключиться и просто следить за ползущими по небу облаками. Осточертело.
Потом ушёл в туалет и там битых полчаса стоял, невидяще пялясь на свои руки под бегущей водой. Только когда Олдсон хлопнул входной дверью, очнулся и понял, что выгляжу странно.
Вышел.
Но вместо своего кабинета направился в генеральский. Сказал Главному, что мне нужно уйти. Даже не спросил – можно ли отгул? – а поставил в известность.
А Сикорски мне:
– Как твой помощник? Справляется?
И я такой:
– Нормально, уже лучше. Только малость заебло, что он…
Хорошо хоть вовремя дошло, что генерал вовсе не про Эйруина спрашивает, а про рыжего, так что, лишь запнувшись, продолжил: «…уходит по расписанию». Подобная претензия звучит странно, понимаю, но я уж ляпнул первое, что пришло в голову. Хотя меня и правда бесит, что по вечерам, когда я вполне ещё бодр и полон сил для решения рабочих вопросов, лейтенант Кинан уже исчезает из приёмной. Впрочем, в последнее время меня бесит всё подряд.
Да и хрен с ними всеми, и сегодня мне плевать, каким идиотом я выгляжу. Главный в ответ на мою реплику посмотрел недоумевающе, выдал что-то расплывчато-мудрое, а я покивал, распрощался и ушёл.
***
По дороге домой еле сдерживаюсь, чтобы не купить фрукты или сок какой полезный. Нельзя давить на него! И не хочется выглядеть навязчивой наседкой. С другой стороны, что-то ведь нужно делать… Но что?..
Домой добираюсь на четыре часа раньше, чем обычно. Перед входом останавливает внезапная мысль: «Надо было позвонить и предупредить». Мало ли, чем он
