И маятник качнулся... - Вероника Иванова

— Вы меня очень обидели, малыши. И доставили несколько неприятных минут... — Тут я слукавил: встреча с водяником оказалась для меня много опаснее, чем я мог бы рассчитывать. До сих пор содрогаюсь, вспоминая жажду убийства, охватившую мою душу, и не понимаю, каким чудом справился с этой напастью...

— Но я, так и быть, прощу вас. За небольшую услугу.

Текучие глаза внимательно уставились на меня.

— Видишь ли, милая, я очень люблю рыбу... — Я не смог удержаться, чтобы не поддразнить её, добавив в голос некоторой плотоядности, и водяничка вздрогнула, бледнея. — И буду не прочь раз в неделю полакомиться свежевыловленными окунями или другими твоими питомцами... Впрочем, и я сам могу прийти на реку...

— Нет, нет, что вы! Я буду приносить! Хоть каждый день!

Я мог понять её страх: один раз узнав, каково за Порогом, водяничка не горела желанием снова испытать всю прелесть Небытия. Но это значит... Фрэлл! Тысячу раз фрэлл! Я даже не смогу... Я не смогу накупаться вдоволь! Чтобы получить удовольствие от купания, мне нужно снять Вуаль, а если этой «защиты» не будет, любой местный дух подвергнется опасности быть уничтоженным. Да, Мантия иногда интересуется моим мнением, но если она сочтёт магическую угрозу достаточной, я не смогу помешать...

Как печально... Почему с каждой новой Ступенью стены моей тюрьмы смыкаются всё теснее? Казалось бы, должно быть наоборот, но нет: ограничения становятся только строже. Что же получается: простые радости жизни в конце концов станут для меня совершенно недоступны? И зачем тогда жить? Зачем жить, если ты не нужен ни самому себе, ни миру? Нет, даже не так: когда ты СМЕРТЕЛЬНО ОПАСЕН для мира? Мантия будет набирать силу, и, возможно, когда-нибудь я обрету способность уничтожать любую магию на любом расстоянии... И что тогда? Нет, я не доживу — мои же родичи первыми прибьют меня, чтобы не допустить такого ужаса, в этом можно быть уверенным! Хоть в чём-то...

Я тряхнул головой:

— Приноси. Одного раза в неделю будет достаточно. Только постарайся, чтобы тебя никто не видел. Знаешь ли, юная девушка, да ещё и без одежды...

Она лукаво улыбнулась:

— Вам не по нраву мой облик, dan-nah? Я могу его изменить...

— Не надо! — поспешил возразить я, видя, как груди водянички начинают увеличиваться в размерах. И не потому, что это выглядело неприлично, а потому что пришедшие в движение чары тупой иглой кольнули затылок, а горло начало пересыхать так же стремительно, как лужица воды на раскалённом песке. И это ощущение совсем не походило на сухость, вполне ожидаемую после вчерашнего пития...

— Как пожелаете. — Кажется, она решила, что я смутился. Чем иначе объяснить этот совсем ВЗРОСЛЫЙ взгляд сквозь кружево ресниц?

— Ступай, тебе нельзя долго оставаться на воздухе.

— Благодарю вас, dan-nah... — Она чуть замялась, но положила к моим ногам нечто, обмотанное остатками рыбачьей сети.

— Что это?

— Не побрезгуйте... Я сама собирала...

Я присел на корточки и развернул листья кувшинок, из которых был сделан свёрток. На тёмной зелени нежно засияли в солнечных лучах жемчужины. Как много! И какие красивые...

— Это совершенно ни к чему. — Я сказал это холоднее, чем следовало бы, и водяничка обиженно насупилась. — Слишком дорогой подарок. Или ты рассчитывала им купить моё прощение?

Она промолчала, но я попал в точку. Ещё чего не хватало — быть подкупленным пучеглазой рыбиной! Засмеют же... Ну, ей простительно — не понимает, кого подкупает, но я-то... Я не имею права... То есть право я имею, и не только на это — хоть всю реку могу обобрать, но не могу себе этого позволить...

— Ты так плохо обо мне думаешь?

— Простите меня, глупую...

— Не извиняйся. Я не сержусь... Ладно, найду применение твоему подарку. Но впредь — не нужно подобных жестов! Я даже не хочу предполагать, чего ты надеялась добиться этим подарком...

— Как можно! Я — от чистого сердца!

Сердца? А есть ли оно у тебя, милая? Скольких мужчин ты утащила на дно, на корм своим питомцам?

— Ступай же! Я не буду ходить к реке. Если мне понадобится войти в воду, я постараюсь не причинять вреда.

Она наклонилась, собираясь поцеловать мою ногу, но я вовремя отпрыгнул:

— А вот этого делать не следует! Я запрещаю!

— Как пожелаете. — Ох, хитрунья, ничего из моей речи ты всерьёз не приняла...

Водяничка поднялась, спеша вернуться домой, но уже когда её хрупкая фигурка растворилась где-то в волнах цветущего луга, я услышал:

— Высокого Полёта, dan-nah!

Ай-вэй, милая, ты хотела сделать как лучше, но вместо этого ранила сильнее, чем могла бы надеяться... Я поднял глаза в яркое небо. Что-что, а летать я никогда не буду. Да и не хочу это делать, если вдуматься... Мне хватает тех снов, что приходят в канун дня моего рождения. Каждый год, и всего — один раз в году, я вижу во сне Полёт. Не знаю, похожи ли мои грёзы на реальность — никто не расскажет... Зато я хорошо помню страх. Липкий. Душный. Горький. Чего я боюсь? Не знаю. Наверное, того, чего нет на самом деле. Но каждый раз, просыпаясь, облегчённо вздыхаю, понимая, что это был всего лишь сон — стрела напряжённого до боли тела, пронзающая грозовые облака. В моих снах всегда идёт гроза... К фрэллу полёты и всё, с ними связанное! Мне достаточно земли и её обитателей. Вот, с водяниками уже знакомство завёл... Стыдно, конечно, — не мой уровень, но кто меня осудит? Никто не увидит, никто не наябедничает...

— Так рано, и уже — гости! — преувеличенно бодро провозгласил гном.

Я едва не потерял дар речи: если он видел, с кем я разговариваю...

— А кто это был? — щурясь на солнце, спросил Гедрин. — Мальчонка какой из деревни прибегал, что ли?

Какое счастье, что он либо подслеповат, либо с похмелья не разглядел подробностей! Я подхватил свёрток с жемчугом, взглянул на гнома и понял, что сделаю с навязанным мне даром водянички. Я его тоже подарю!

Как легко придумать, что делать, но как мучительно и тягостно — продумывать, каким образом воплотить в жизнь свою фантазию! Не знаю, как вы, а я частенько попадаю в такую ситуацию. Вот и сейчас, когда в голове совершенно чётко оформилась мысль о «передаривании» жемчужин, мне нужно сообразить, какие шаги с моей стороны для этого потребуются... Так, кажется, гном вскорости собирается нас покинуть — что-то такое я слышал позапрошлым вечером во время попойки. Не скажу, что сия новость меня сильно огорчает — скорее она полностью соответствует моим скромным планам...

Разумеется, вчера мне так и не удалось заняться собой любимым, потому что требовалось привести в порядок кухню и те уголки дома, в которые веселье распространилось уже после моего отбытия ко сну. Но зато сегодня, после завтрака, во время которого чудовищным усилием пришлось заталкивать в себя недоваренную кашу (видимо, доктор так и не пришёл в норму после выпитого), я заявил, что мне необходимо личное время. Эти слова были встречены по-разному. Доктор только вяло махнул рукой, пробурчал что-то насчёт «волков, которых намедни видели недалеко от деревни», и налёг на парное молоко, спозаранку доставленное одним из селян со словами «глубочайшего уважения». Принц, который явился-таки для принятия пищи, был слишком рассеян, чтобы вообще оценить моё смелое желание. Отличился только Борг: сначала его брови скакнули вверх, потом вернулись на место, но вслед за ними тут же пришли в движение уголки рта. Впрочем, даже если он и собирался вначале что-то сказать, то быстро передумал и заговорщицки подмигнул мне. Не знаю, какие мысли пришли в голову рыжего великана — уж не ожидал ли он, что я собрался прошвырнуться «по девочкам»? — но я не стал его разочаровывать и хитро улыбнулся в ответ. Впрочем, как стало ясно впоследствии, он был недалёк от истины...