Гордость и предубеждение-2 - Хелен Холстед

— Мне все равно!

С застывшей на лице маской ненависти леди Кэтрин метнулась из комнаты.

— Ты мужественная малютка, любовь моя, — пробормотал Рирдон.

— Вы пара олухов! — прошипела его мать и поспешила за хозяйкой дома.

— Поцелуй меня, Анна, — пробормотал новобрачный и впал в обморочное состояние.

Позже камердинер Рирдона привел сиделку, нанятую для ухода за больным. Пациент был в глубоком сне, а рядом крепко спала Анна, уткнув заплаканное лицо в его подушку. Когда сиделка начала поднимать ее своими мясистыми ручищами, новобрачная зашевелилась и цепко ухватилась рукой за ночную рубашку Фредерика.

— Лучше позвоните ее горничной, мистер Лартон. Бедняжка. — Вдвоем женщины переодели Анну в ночную рубашку и, уложив рядом с ее мужем, бережно укрыли одеялом.

— Никогда раньше не караулила новобрачных в ночь после их свадьбы! — хихикнула сиделка. — Если его милость проснется и станет игривым, я стукну его по голове.

— Едва ли вам это понадобится.

— Впрочем, с ним не так-то трудно и совладать. — Сиделка хитро фыркнула.

— Я останусь спать здесь сегодня ночью на случай, если понадоблюсь мисс… графине, — нахмурившись, надменно осадила горничная неподобающе вольный тон сиделки. — Я лягу на диване.

— Как вам будет угодно, дорогуша. Мне диван не нужен, меня наняли дежурить подле больного.

Анна и Фредерик проспали эту ночь в объятиях друг друга. Зажав руками уши, горничная беспокойно металась по жесткому дивану, под музыкальное сопровождение храпа сиделки, блаженствующей в кресле.

День сменил другой, но в Розингсе ни одна из сторон не изменила своей решимости. Никак не могла величавая леди Рирдон предсказать такой поворот событий.

— Мой дорогой Фредерик, — упрашивала она сына, — умоляю тебя, умерь свой пыл мыслью о состоянии леди Кэтрин.

— Мама, в жизни мужчины бывают такие моменты, когда он обязан бесстрашно встать на защиту правого дела и не искать при этом чье-то расположение.

— Я не вижу, чтобы ты сейчас мог стоять, Фредерик. Боюсь, ты еще пожалеешь о своей глупости.

— Это пойдет на пользу старушке, мама, если она поймет, что не может всегда и всем навязывать свою волю. Вот увидишь, это не будет иметь никаких катастрофических последствий.

— Пока я вижу только одно: не прошло и двух дней твоей женатой жизни, как ты совсем забыл о цели своей женитьбы.

— Что ж, но леди Кэтрин не будет управлять мною… I и Анной.

В этом-то и крылась основная проблема. Никогда прежде вдовствующая графиня не сталкивалась с неуправляемостью сына. Восхищение Фредерика женой не поддавалось разумному объяснению. После того, как он впервые встретился с Анной, он стенал и охал, что мужчину нельзя заставлять жениться на подобном существе, и только ткнув сыну под нос кипу закладных бумаг, ей удалось уговорить его отнестись к этому браку как к неотложной необходимости. А теперь ее сын только и делал, что, как флюгер, поворачивал свой длинный и большой нос вслед за своей крохой женой.

Отношения между новой графиней и ее матерью были крайне напряженными. Анна дрожала в ожидании каждой встречи, но при поддержке мужа укрепляла волю и вела себя с холодным почтением, но не больше. 1 Лорд Мэддерсфилд согласился с леди Кэтрин, что Анна вела себя возмутительно, и пообещал сестре сделать все возможное для блага семьи. Он поговорил с племянницей наедине, и в ходе этой беседы объяснил ей, что ему нравятся женщины с характером, и заверил Анну, что никогда она не нравилась ему так, как теперь. И если племянница прогнется сейчас, после того как уже скинула свой хомут, ее мать подомнет ее вместе с ее мужем раз и навсегда.

Он вернулся в гостиную и сокрушенно пожал плечами.

— Я приложил все усилия, дабы убедить ее разумными доводами, сестра, но сейчас она, похоже, совсем не считается с мудростью старших.

Мистер Коллинз помчался в Розингс наутро после свадьбы, чтобы справиться о здоровье пострадавшего. Леди Кэтрин настолько кипела от гнева, что готова была поделиться случившимся даже с ним.

— Вы правы, — согласился он. — Граф, кажется, проявил неосмотрительность, настояв, чтобы жена спала там. Повернувшись, она могла по неосторожности задеть ночью поврежденную ногу.

— Какое мне дело до его поврежденной ноги? — завопила ее милость. — Мне наплевать на его ногу. Моя дочь и мой зять обращались со мной с преступной непочтительностью, вот это меня действительно волнует, и очень.

— Возможно, имеется какое-нибудь объяснение их небрежения своим долгом по отношению к вашей милости, к которой они обязаны испытывать предельную благодарность и уважение, — сказал Коллинз.

— Вы думаете, может иметься рациональное объяснение их поведению и можно заставить их принести мне извинения?

— Когда они поймут, что потеряли, упав в глазах вашей милости, и к тому же по своей собственной вине, их переполнит раскаяние… нет, скорее даже отчаяние.

— Вы, мистер Коллинз, как раз тот человек, который и объяснит им их вину.

— Я, ваша милость? Премного польщен вашим доверием, но я не могу тешить себя мыслью, что я в силах повлиять на отношения тех, кто намного выше по положению, чем моя собственная скромная персона.

Он вытер лоб.

— Все ваши доводы несущественны, мистер Коллинз. Позвоните в звонок. Графиня согласилась прослушать лекцию о дочернем долге, затем задала некоторые серьезные вопросы о супружеском долге, которые несколько отвлекли пастора от основной линии его воспитательной беседы. По правде говоря, за последующие несколько дней мистер Коллинз столько раз переходил из одного стана в другой, что стал походить на маятник часов.

Полковник Фицуильям умолял Анну подумать о возрасте ее матери и о предстоящей разлуке с ней.

Ну что стоило Анне извиниться, даже если ее мать и была не права? Кому стало бы от этого хуже? Как бы там ни было, он испытывал сострадание к своей тетушке, какой бы старой тираншей она ни была. Он ощущал то, чего другие, казалось, не видели или не хотели видеть, — боль, прятавшуюся за ее гневом; и он боялся, что она останется в одиночестве в свои престарелые годы.

— Дорогой Генри, — сказала леди Кэтрин. — Ты единственный из родственников, кто не предал меня, Неужели ты тоже покинешь меня?

— Вы же знаете, что я не оставлю вас, но, моя дорогая тетушка, Анна была хорошей и послушной дочерью для вас всю свою жизнь. Я убежден, что она очень хочет получить ваше прощение. Одно нежное слово — и все будет так, как прежде.

— Никогда уже ничего не будет, как прежде, но я готова простить ее, когда она признает свою ошибку. Я всегда славилась своим христианским милосердием.