Женщины в эпоху Крестовых походов - Елена Майорова

Окруженная стонущими и рыдающими женщинами, от страха и отчаяния потерявшими всякое почтение к своей госпоже и горько пенявшими, что из-за ее глупости и опрометчивости они оказались в таком ужасном положении, Маргарита растерялась. Но затем наверняка представила себе, что сделала бы на ее месте ненавистная свекровь, и поступила так, как поступила бы она. Можно без преувеличения считать, что в данном случае скорые и находчивые действия королевы способствовали спасению Людовика IX и остатков французской армии. Она прикрикнула на строптивых, поддержала отчаявшихся, дала дельные распоряжения и «родила сына Жана, а по прозванию Тристан, ибо он родился в печали и нужде. И в самый день, когда она родила, ей сказали, что итальянцы и бедняки намерены сбежать и оставить короля. Королева позвала их всех к себе и просила: «Господа, именем Бога умоляю вас не оставлять этого города; ибо вы знаете, что государь король и все находящиеся с ним погибнут. По крайней мере, если вам неугодно так поступить, то сжальтесь над бедной и исхудалой женщиной, которая лежит перед вами, прошу вас, подождите, пока я встану». И отвечали ей, что это невозможно, ибо они умрут с голода в этом городе. И она говорила, что скупит все съестное, какое только найдется в городе, и будет их содержать за счет короля. Она так и сделала, скупила все, что могла найти, и содержание этих людей стоило 360 тысяч ливров и даже больше. И при всем том доброй даме пришлось встать до срока и отправиться в Акру, ибо Дамиетту нужно было сдать туркам и сарацинам».

Это был не единственный случай, когда, ненавидя свекровь, Маргарита пыталась подражать ее действиям. После возвращения во Францию ее вечно недомогающий, набожный, мучимый угрызениями совести и глубокой меланхолией супруг задумал удалиться в монастырь. Она сначала бурно этому воспротивилась. Маргарита не хотела потерять возможность быть супругой правящего короля, что неминуемо ожидало бы ее, взойди на престол новый государь. По-видимому, не было надежды, что ее старший сын Людовик, юноша умный, отважный и очаровательный, преклонявшийся перед государственным умом и дипломатическими дарованиями бабушки, создаст ей такое же положение, какое было у Бланки Кастильской при Людовике IX. Но как только принц Людовик внезапно умер в 1255 г., Маргарита перестала противиться желанию короля удалиться от мира.

Что же изменило ее планы и, может быть, внушило какие-то призрачные надежды? Ее неглубокий, но практический и изворотливый ум измыслил совершенно гениальную комбинацию. Имея большое влияние на своего второго сына Филиппа, ставшего наследником престола после смерти принца Людовика, она заставила его дать тайную клятву, что он останется под ее регентством, до тех пор, пока ему не исполнится 30 лет. Кроме того, 15-летний Филипп давал обязательство никогда не назначать себе советников, неугодных ей, и — главное! — ни в коем случае не оказывать ни малейшей помощи Шарлю Анжуйскому. Интригуя против Шарля, Маргарита утратила влияние при дворе: ее происки скоро стали известны Людовику IХ и привели его в ярость. Королева оскорбила Людовика своей ненавистью к его брату. Он добился от папы Урбана 4-й буллы, освободившей принца от опасной и опрометчивой клятвы, и поспешил женить сына, чтобы уменьшить зловредное влияние матери. Как только Филипп вступил в брак с Изабеллой Арагонской, Маргарита стала изводить невестку мелочными придирками, полагая, что именно так поступала с ней Бланка Кастильская. Скоро их отношения опасно накалились.

Пока же, не ведая будущего, королевская чета наконец воссоединилась в Акре, хотя и ненадолго: Маргарита была отправлена в более безопасную Яффу. Оба брата короля, Альфонс де Пуатье и Шарль Анжуйский, поспешили во Францию — с них было довольно подвигов во имя веры и духовных свершений. Крестовый поход Людовика IX на этом практически и закончился, хотя король задержался в Леванте еще на 4 года, ожидая обещанных подкреплений, которые так и не появились. Он оставил по себе хорошую память, неустанно работая над укреплением оборонительных сооружений Святой земли.

На Востоке Маргарита кроме Жана-Тристана родила, вероятно, в 1251 г., еще одного сына, Пьера, впоследствии герцога Алансонского, и двух дочерей: Бланку, воспитанную в Монбюиссоне и выданную за наследника кастильского престола, и Маргариту, ставшую впоследствии супругой герцога Брабантского.

Служили ли жена и дети опорой и утешением королю-пилигриму, оторванному от родной земли? Казалось бы, иначе и быть не может. Его доброта и сердечность должны были иметь объект приложения. Однако тот же Жуанвиль с недоумением замечает: «Я пробыл подле него пять лет, и он никогда не говорил ни о королеве, ни о своих детях ни мне, ни другим; а это, мне кажется, нехорошая привычка — обращаться как с чужими со своей женой и детьми». Своеобразная семья.

Неудачи в Святой земле отзывались напряжением во Франции. Под шумок капитул собора Нотр-Дам порешил бросить в тюрьму своих крестьян из близлежащих деревень за то, что те не смогли вовремя заплатить подати. Женщины и дети со слезами бросились искать защиты у королевы-регентши. Бланка предложила капитулу освободить крестьян под залог. Но клирики дерзко отвечали королеве, что имеют право делать со своими людьми все, что угодно. Демонстративно выказывая неповиновение, каноники велели схватить крестьянских жен и детей, осмелившихся принести на них жалобу. Бедняг бросили в ту же тюрьму, где многие из них погибли.

Королева расценила этот поступок не только как неоправданную жестокость, которая не пристала служителям Божьим; она восприняла его как вызов королевской власти.

Как некогда в начале своего правления, она воззвала о помощи к жителям доброго города Парижа. По ее призыву рыцари и народ взялись за оружие и двинулись к капитульной тюрьме. Бланка приказала ломать ворота. Но тут мужество горожан их покинуло. Люди Средневековья боялись гнева Божьего, но еще сильнее — церковных кар. Тогда королева, одна, медленно подошла к воротам тюрьмы и изо всех сил ударила по ним посохом.

Такие отважные символические поступки всегда действуют на толпу воодушевляюще. Тюрьма была захвачена, а узники обрели свободу.

Как прежде, твердая и неумолимая, королева наложила арест на доходы капитула и заставила его освободить крестьян от ежегодной подати.

Бланке исполнилось 64 года — весьма почтенный возраст для того времени. Королева уже давно страдала болезнью сердца. Объезжая свои владения, она почувствовала себя нехорошо и потребовала возвращения в Париж. Бланка понимала, что это конец. Она уходила, а самого любимого, дорогого человека, который поддержал бы словами надежды, вытер предсмертный пот со лба, держал ее за руку при переходе в мир иной, рядом не было.

Поистине, мы одиноки в свой смертный час.

«Она приказала из своих средств возвратить долги всем, с кем поступила неправо, а затем приняла причастие из рук Рено де Корбейля, епископа Парижского, своего исповедника. Еще она пожелала получить из его рук одеяние монахинь Монбюиссона. Ее уложили на постель из соломы, покрытую простой саржей. Окружавшие ее священники считали, что она уже умерла, и хранили молчание; тогда она сама начала напутствие душе. Но едва она прошептала с клириками пять или шесть строф, как испустила дух. Ей было немногим меньше 65 лет.

Поверх монашеской рясы покойную облачили в королевские украшения, и сыновья понесли ее, сидящую на троне, в сопровождении епископа и духовенства в аббатство Монбюиссон», — рассказывает Альбер Гарро.

Когда Бланка умерла, ее оплакивал именно простой люд, сообщают «Хроники Сен-Дени», ибо она прижимала богатых и творила правосудие. Она раздавала щедрые милостыни и учила этому своих детей. Королевские счета показывают, что она особенно любила одаривать бедных девушек приданым для замужества.

К ней, как никому другому, применимы слова Жана Кальвина, который хотя и считал, что женское правление есть «отклонение от изначального порядка природы», но признававшего, что есть женщины, «наделенные исключительными свойствами, внутренним светом, который сам по себе свидетельствует о том, что носительница его благословлена свыше».

Королева Бланка была смела и отважна, не в пример большинству женщин, неуверенных в себе и пугливых. В минуты опасности она всегда действовала с великой решительностью и мужеством, ни разу не обнаружив ни трусости, ни малодушия. При всех обстоятельствах она сохраняла чудесное благородство и знала, как поддержать достоинство монархии. Она явила собой самый очевидный пример женской незаурядности. Чувство долга объединило ее с благочестивым старшим сыном, чьи интересы она неустанно защищала, и который отплатил ей безоговорочной и почтительной преданностью.

Однако в 1537 г. появился список роковых женщин, якобы принесших Франции многие несчастья и невзгоды. Составляя его, гугенот Отман наряду с кровавой королевой времен Меровингов, родительницей последнего короля-бездельника Плектрудой, честолюбивой матерью Шарля Лысого Юдифью, извращенной Изабеллой Баварской, злой Анной де Боже, скупердяйкой Людовикзой Савойской, отравительницей Екатериной Медичи называет и Бланку Кастильскую, ставя ей в вину властность и «тиранию».