Силовой вариант ч. 1(СИ) - Александр Афанасьев

К тому времени, как судья закончил — с полковником и генералов тек пот. И не потому — что у самолета были остановлены двигатели, и кондиционер не работал.

— Свободны, товарищи… — сказал, наконец, председатель ПГУ, выдержал паузу и совсем как в «Семнадцати мгновениях весны» ласково сказал — «А вас, товарищ Телятников, я попрошу ненадолго задержаться»…

Телятников замер у двери.

Игра, которую вел судья — для бюрократического аппарата была немыслимой. Подчиненному предлагают остаться, а его непосредственному начальнику — выйти и подождать за дверью. Это повод для того, чтобы все поняли кто скоро будет новым начальником, для того чтобы организация раскололась на два противоборствующих лагеря, для того, чтобы дерзкого новичка стали жрать поедом. Судья знал это и сознательно обострял конфликт. Иначе — с этим болотом, с круговой порукой и групповщиной ничего было не сделать. Советскую бюрократию можно было победить только одним способом — заставить ее типичных представителей жрать друг друга.

— Присядьте…

Телятников сел.

— Владеете пушту?

— Так точно.

— Дари?

— Так точно.

— Опыт работы?

— Ленинградское УКГБ. Три года в резидентуре в Бонне.

— Как сюда попали?

Телятников криво усмехнулся.

— Есть такая профессия — Родину защищать.

Циничен. Изверился. Скорее всего — либо звания нужны, либо квартира. Это и не хорошо и не плохо, других и нет.

— Супруга? Дети?

— Разведен…

Скорее всего, квартира. Неохота по малосемейкам то ютиться, а Афганистан — верный способ на кооператив заработать.

— Почему начали учить язык?

— Потому что иначе тут сам черт ногу сломит, товарищ Председатель. Каждый врет, каждый. Улыбается и врет.

Сказанное было вызовом — до недавнего времени по телевизору шла мура про то, как воины-интернационалисты помогают местным феллахам деревья сажать. Самое страшное было то, что даже здесь, среди своих — приноровились врать. Частично — по принципу «не тронь, не завоняет», частично «любая инициатива имеет своего инициатора». Тут же — прямой вызов, по меркам бюрократии — почти безумный.

Гасанов кивнул, разрешая продолжать.

— Никому верить нельзя! Только самому работать с агентурой! Никому ее не передавать! Цеплять так, чтобы крючок из…

Бывает такой шанс — один в жизни. Выделиться. Попасть в социальный лифт. Привлечь к себе внимание Олимпа. Телятников понимал, что это — его шанс. Банковал…

Гасанов молча слушал.

— … вот так вот, товарищ Председатель. Извините.

Гасанов покачал годовой с несколько неопределенным выражением лица. То ли с одобрением, то ли с осуждением…

— Смело. Смело…

Телятников стоял навытяжку в тесноватом салоне.

— У меня родилась некая… мысль, товарищ Телятников. Мысль о том, что американцы — не могут не прийти за своим агентом. Мысль о том, что американцы будут активировать свои источники, как говорят электрики… прозванивать всю цепь. Если мы дадим им приманку… вкусную приманку. И возьмем этот процесс… я имею в виду процесс прозвона цепи… Это может быть выгодным для нас с точки зрения… окончательного разоблачения агентов империализма в братском Афганистане. Очень выгодным.

Это была последняя проверка. Если бы Телятников был глуп, он бы вскинулся с вопросами. И потому просто промолчал.

— Например, если обеспечить их контакт с кем-то из бывшего руководства страны… — продолжил развивать тему судья.

Телятников кивнул — понял.

— План оперативных мероприятий — в Москву, с самым доверенным человеком. Руководителем временной опергруппы укажите себя. Перед начальством не отчитывайтесь. Я — пришлю человека для связи.

— Благодарю за доверие!

Советские начальники обычно на этом и заканчивали. Судья — пристально посмотрел полковнику в глаза.

— Благодарить — не нужно. Оправдайте…

Это был ва-банк. Пока он работает в составе временной опергруппы, подчиненной напрямую Москве — его не посмеет тронуть никто. Даже командующий Сороковой армией. Но как только оперативная группа сделает свое дело и будет распущена — на него кинутся со всех сторон. И у него будет только две возможности. Либо уходить из КГБ. Либо — взбираться на самый верх. Туда — куда не достанут…

Ош, Кыргызстан

19 июня 1988 года

Возвращались — через Ош. Не просто так.

Ош — зеленый, горный город — давно вызывал интерес КГБ СССР. Здесь, в кроенной-перекроенной Ферганской долине годами зрела межнациональная напряженность. Несмотря на пропагандируемый интернационализм — Судья, как восточный человек хорошо знал, что он не стоит и плевка. На востоке — всегда есть свой род, свое племя, кто против — тот просто уезжает в Россию и живет там без этого. По оперативным данным ВГУ[118] — при негласной поддержке нескольких партийных и государственных деятелей Узбекской ССР было создано националистическое движение Адолат. Задачи его создания — дестабилизация обстановки, прикрытие криминальной активности националистическими лозунгами, шантаж Центра. Задачи поставлена пока сугубо тактические — отвоевывание земель у «чужих» на уровне отдельных домов с приусадебными участками. Педалировалась тема о несправедливом распределении воды. Но все это — пока, из мелких стычек рождается большая ненависть, ненависть на уровне народов. А тут уже — и оружие из Афганистана поступало и по рукам расходилось, и какие-то борты левые принимал аэродром подскока истребительной авиации, расположенный в окрестностях города. И со всем с этим надо было разбираться — пока не рвануло. Как с электрической схемой под напряжением…

Судья провел на месте выездное заседание Коллегии КГБ Узбекской ССР. Накрутил хвосты и здесь — плохо ведется оперативное обслуживание предприятий, раз на них появляются какие-то подпольные националистические ячейки. Полностью завалена работа с молодежью, не выявляется и не изымается незаконно хранимое оружие. По документам — агенты чуть ли не в каждой ячейке Адолата — но при этом движение ширится и растет. Сотрудники УзУКГБ просто увлеклись игрой в «Щит и меч» и забыли, что результатом любой оперативной игры должна быть реализация. А не рост количества завербованных агентов.

Разобравшись с местными чекистами — двинули дальше. Уже на машинах…

Три черных Волги — летели по приличному, с недавно положенным асфальтом шоссе. В открытые окна — рвался свежий, как после дождя ветер. Из окон — видно было море. Солнце — играло на его рябой от ветра глади беспечными, мимолетными бликами.

Но это было не море.

Озеро Иссык-Куль. Жемчужина советской Киргизии. Именно здесь — тогда еще НКВД — получил большой участок земли, вроде как под строительство санатория — но так и не построил его — потому что началась Великая Отечественная. Участок пригодился намного позже — несколько целеустремленных и болеющих за дело людей, побывавших в Афганистане в рекордные сроки построили здесь особый учебный центр КГБ СССР, предназначенный для обучения активным действиям в горной местности. Точнее — центр продолжал строиться — но строили его уже первые курсанты, в свободное от обучения время. Занятия — продолжались уже три с лишним месяца.

Машины свернули с дороги и после нескольких минут езды по притоптанной колесами грунтовке — подъехали к обшарпанному забору. Никаких признаков того, что здесь находится воинская часть не было — ни колючки на заборе, ни ворот со звездами, ни КП с часовыми. Только поржавевшая табличка с надписью «Санаторий N 3 Минрыбпрома СССР», висящей поверх нее табличкой «ремонт». Да дед с двухстволкой и в ватнике… в такую то жару…

Головная машина нетерпеливо просигналила. Дед поднялся с места.

— Кто такие? Ремонт тут, нельзя!

Водитель приспустил стекло.

— Открывай, давай.

— Не видишь, ремонт! Нельзя.

Один из охранников — хлопнул дверью, вылез во весь свой рост.

— Давай дед, открывай — по-доброму сказал он — начальство приехало. Разбираться, что за ремонт тут у вас.

— Велено не пускать!

Охранник подошел к двери, мрачно уставился на пудовой амбарный замок.

— Дед, не дури!.Где ключи? Сесть что ли хочешь?

— Не положено и все! Езжай, откуда приехал, соколик!

— Отец, ты чего?!

Охранник подошел к упрямому старику, схватил его за плечо — и почувствовал под пальцами что-то похожее на камень. А в следующую секунду, даже долю секунды — он понял, что лежит и в падении — сильно приложился об крыло машины. И быть бы серьезным неприятностям — если бы «закрытая» дверь неожиданно не открылась.

— Бажанов! Отставить! Свои!

В дверях стоял невысокий, замурзанный монголоид. Неопределенного возраста как и все мужчины их расы — от двадцати пяти до сорока пяти. На боку у него — висел новенький, отливающий вороным блеском западногерманский легкий автомат.