Девчонка с изнанки. Апрель (СИ) - Наталия Шитова

— Ну, хорошо, — я постаралась собраться с мыслями. — Теперь кое-что понятно. Вот одного никак не пойму, Марек, тебе-то зачем это надо?

— А что конкретно тебе не нравится? Что я людям помогаю?

— Что за тобой терракотовые по всему мирозданию гоняются, вот что мне не нравится.

— Ну пусть гоняются, это их работа, — пожал плечами Марек. — А это моя работа: вытаскивать людей, которым грозит опасность из-за того, что они не хотят жить так, как все, и не хотят думать так, как большинство. Такие люди часто попадают в беду, хотя никому никакого вреда не причиняют, и уж точно не потрясают основ. Они имеют право просто жить в безопасности, и есть такие невидимые цепочки, которые им помогают.

— Всё равно не понимаю, почему ты, именно ты этим занимаешься? Разве это не дело гатрийцев — спасать своих?

Марат внимательно на меня посмотрел:

— Ты десять лет была наёмницей гатрийского государства, стольких людей знаешь, столько времени провела на поверхности, а отзываешься о гатрийцах, как о чём-то совершенно для тебя чужом.

— Если бы! Хотела бы я, чтобы они были мне чужими! Достали они меня, знаешь, как? Мужики гатрийские особенно!..

Марат глубоко задумался о чём-то, потом всё-таки нетерпеливо побарабанил пальцами по столу.

— Кирюш, нам надо поговорить о чём-то очень важном… И оно тебе, скорее всего, не понравится.

— Оно мне уже не нравится, — проворчала я. — Один твой тон чего стоит.

— Кира, ты за эти годы ни разу не виделась с родителями. Почему?

— Откуда ты знаешь, что не виделась?

— Знаю, потому что я — виделся, — ответил Марат.

— О, стыдить собрался? Ну давай, мало мне всякого выслушивать приходилось, давай ты ещё поучи! — разозлилась я.

— Я вопрос задал. Простой, кстати. Если отвечать честно, то вопрос простой очень, — пожал плечами Марат. — А выпендриваться друг перед другом и казаться лучше, чем мы есть, нам с тобой не надо. Поэтому можешь просто ответить, почему.

— Не виделась, потому что не хотела. Потому что ненавидела я их! За всё! За то, что наплевать им на нас было, за то, что они тебя даже не вспоминали, когда ты ушёл, за то, что и меня держать не собирались! Если им до нас не было дела, почему мне должно быть дело до них?

Марат осторожно погладил меня по плечу:

— Не злись, Кирюх. Я спросил — ты ответила. Тебе, может, всё равно, но скажу, что отец умер давно уже, а мать снова замуж вышла и уехала в другой город. Я виделся с ней два года назад, а недавно она тоже умерла.

— Ты прав: мне всё равно.

— Ну тогда, ты, должно быть, не сильно огорчишься, если я тебе скажу, что они нам родителями и не были.

— Что?! Как это?

— Они нас усыновили очень давно, тебе ещё и года не было.

— Ну и на хрена они нас усыновляли, да ещё двоих, если не собирались нас любить?

— Задачи им такой не ставили, любить нас, — усмехнулся Марек. — Любить и своих-то детей не каждому дано, а тут и вовсе. Бывает, конечно, всякое, но нам с тобой такой бонус не достался. Их задачей было вырастить нас, они её выполнили… Так что ты зла на них не держи, это бессмысленно. Наоборот, лучше вспомни добрым словом, они старались.

— Марек, я заору сейчас… — я вцепилась в брата, чувствуя, что у меня вот-вот нервы не выдержат.

— Эх, Кирюха, всё я тебе испортил… — грустно проговорил Марек и попытался погладить меня по голове.

Я оттолкнула его, обняла себя за плечи и сложилась пополам.

Я смирилась с тем, что меня не любили, а значит, я ничем никому не обязана. В моей голове всё давно лежало по полочкам и совсем перестало мне мешать. Но сейчас в голове перегорел какой-то очень важный предохранитель, который удерживал всё на местах.

— Марек, ты сказал «задачи им такой не ставили»… Кто? Кто им ставил задачу?

— Ну я не знаю, кто двадцать пять лет назад сидел здесь на моём месте, — вздохнул Марек. — Но это был именно он, я полагаю.

Я разогнулась, взглянула на брата. Он тревожно смотрел мне в глаза.

— Ты меня пытаешься подвести к какой-то мысли, да?.. Хочешь, чтобы до меня что-то дошло?

Он кивнул.

— Сразу сказать нельзя? Марек, мне очень плохо. Я ещё ничего не поняла, но я чувствую, что всё настолько хреново, что дальше некуда. Просто скажи, пожалуйста.

Марек привлёк меня к себе, крепко обнял и сказал тихонько:

— Кирюш, дело в том, что мы с тобой — гатрийцы.

— Да?!! — взвилась я, вырываясь из его рук. — А хрен тебе, бро! Не знаю, как ты, а я — девчонка с изнанки!

— Нет, систер. Оба мы с тобой с поверхности, — усмехнулся он.

— Ты спятил, что ли? Ты зачем мне втюхиваешь всякий бред?!

Марат смотрел очень серьёзно.

— Систер, я говорю правду.

— Хорошенькая правда! Ещё что сочинишь, Рассказчик? — я отодвинулась от него. — Теперь последний штрих остался к мелодраме: что мы с тобой и не брат с сестрой вовсе, так, что ли?.. А ведь и правда, блин, какой ты мне брат? Ты блондин, я тёмненькая, и в остальном не похожи совершенно… Родителей, ни родных, ни приёмных, больше нет, подтвердить некому…

Марат резко притянул меня обратно к себе.

— Дурёха… Родные мы. Самые родные. И нет у нас с тобой больше никого, мы вдвоём только.

— Что, спохватился? Успокоить теперь хочешь? Да-да, давай, сочиняй на ходу… — усмехнулась я, пытаясь прогнать жестокую нервную судорогу. — Почему ты так уверен, что мы родственники?

Марат тяжело вздохнул.

— Потому что я всё помню, Кирюш. Как мама беременная ходила. Как мы с ней в вагончике на изнанку летели. Как у неё в канале роды начались. Я ж большой уже был. Я помню всё…

— Марек, этого быть не может…

— Может. И оно так и есть… Вот смотри, — он встал с дивана, потянул меня за собой, подвёл к окну и показал вниз, на вагончик, в котором мы прилетели. — Вот примерно там же, на этом же месте стояла и наша вагонетка…

— Здесь?!

— Да, здесь. На этой базе… И ты… Ну, если ты уж так хочешь, то да — ты девчонка с изнанки. Родилась ты здесь, в вагонетке на рельсах. Здесь мне и показали тебя, величиной с ботинок… Я тогда долго слонялся по платформе туда-сюда, не понимал, почему не разрешают к маме подойти. А люди суетились. Сначала тебя унесли куда-то. А потом принесли большой чёрный мешок, а обратно увезли его на носилках. Я и не понял тогда, что это…

Я обхватила Марата покрепче, мы стояли у окна и смотрели вниз на платформу. Он продолжал тихо рассказывать, обнимая меня, а я слушала, как сквозь вязкую ватную пелену. Мой знаменитый слух почти отказал.

— Мы жили здесь долго, очень долго, ну, по крайней мере, мне, ребёнку, так показалось. Наверное, несколько месяцев всё-таки прошло. Ты уже игрушки хватать начала, переворачиваться. А я, наконец, стал нормально русский понимать, — Марек ткнул пальцем в стену напротив. — Вот там, на втором ярусе, видишь, окна чуть светятся? В том помещении мы и жили, и с нами нянчились все подряд, кто свободен был. А потом нам нашли приёмную семью. Теперь я знаю всю эту кухню, как облупленную, знаю, как это делается, когда надо спасти и спрятать детей. Нашли подходящих людей, очень хорошо им заплатили и слегка пригрозили, сделали крепкие подлинные документы… И мы оказались дома. Ты неправа, тебя всё-таки любили, ты была маленькая, смешная, ты их мамой-папой звать стала, они радовались. А меня да, меня они не выносили. Уже хотя бы за то, что я им всю технику в квартире перепортил. Вот прямо всю и сразу… Дальше ты знаешь…